Но каждый раз, когда над ним гроза сгущалась,
Он вспоминал, как конь каурый его спас.
Сопротивлялся враг отчаянно, жестоко.
Неудержима океанская волна:
Японцев, белых смыла из Владивостока.
Там и закончилась Гражданская война.
Ещё врагов немало было у России,
Остатки банд пришлось гонять по всей стране.
В той схватке классовой пощады не просили
И мировой пожар тушили на войне.
Жизнь дяди-Ванина сложна и интересна,
Не зря к ней каждый уважение снискал.
Судьба каурого осталась безызвестна.
Хоть он его по всей Даурии искал.
За переменчивостью дней солнцеворота
С каурым встречу дядя Ваня представлял.
О друге лишь осталось памятное фото,
Где он с конём на фоне крепости стоял.
Уж сколько лет прошло, а дядя Ваня помнит,
Как бронепоезд был подорван на мосту,
И как на всём скаку ломали шеи кони,
Как брали Омск, Иркутск, Хабаровск и Читу.
Вся юность ратная – одна большая вспышка,
Гроза смертельная разверзшихся небес.
И для войны необходима передышка,
Мир на планете нужен ей в противовес.
В войну изрядно дядю Ваню помотало,
Лишь в край родимый фронт его не заносил.
Он опоздал: его родителей не стало,
У их могил в слезах прощения просил.
Все братья, сёстры уже выросли и сами
Судьбой своей распоряжались как могли.
Микола, Фёдор – братья стали кузнецами,
А сёстры смолоду в замужество ушли.
А младший брат Григорий был молотобоец,
Спокойный, добрый, по натуре – боевой.
На фронт в Испанию уйдёт как доброволец,
И в сорок первом сгинет где-то под Москвой.
В те годы курс был на вступление в колхозы,
Мол, коллективом можно голод одолеть.
Не обошлось и без насильственной угрозы,
Волна репрессий заняла десяток лет.
Микола, будучи работником у дяди,
Был вызван опером по делу на допрос.
И под давлением, своей свободы ради,
Ему состряпал ложный письменный донос.
Родного дядю расстрелять приговорили,
Позором тяжким заклеймили вместо гирь.
В правах пожизненно родных всех поразили,
И из Сибири семьи выслали в Сибирь.
Всю свою жизнь об этом помнил дядя Ваня,
Знал только он один, но вид не подавал.
Держал внутри души грехи переживаний
И керосин в костёр вражды не подливал.
Сестру Марию на селе все уважали:
Она за бедных не щадила живота.
Однажды ночью вместе с мужем убежали:
Их обвиняли во вредительстве скота.
В войну с фашистами блокаду пережили,
Окопы рыли и работали в тылу.
Потом в трудармии все силы положили
И в копях медных заслужили похвалу.
Лишь Апросинья с мужем ладно жили-были,
В колхозе робили и ростили детей.
Отца у них фашисты в лагере сгубили,
Об этом им все годы не было вестей.
И Фёдор тоже в плен попал, но возвратился
С звездою выжженной при пытках на груди.
На Соловки был сослан, волей расплатился,
Усвоив заповедь: «Властям не навреди».
Тогда крестьян талдинских многих расстреляли
За саботаж, за невступление в колхоз.
За то, что методы властей не одобряли,
Не сдав для общих нужд зерно и свой покос.
Что оставалось делать дома дяде Ване —
Не сохранилось ни кола и ни двора.
С одной котомкой поутру, на зорьке ранней
Он шёл по белу свету в поисках добра.
Завербовался первым делом в город Сталинск,
Шахтёрский труд познал на собственных плечах.