Раны, нанесенные в детстве… Педагогический роман

В военное училище брали не всех. Как подсказали матери знающие люди, без конкурса в военные ВУЗы берут только выпускников суворовских училищ. Семен, воспитанный на советских фильмах, стал просить мать устроить его в суворовское.

Мать пообещала, что постарается…

Но… Не «срослось»

Удача была не на стороне Семёна…

Хотя, возможно, удача тут была не при чём.

В военные училища не берут кандидатов в офицеры, попавших под радиоактивное заражение.

…Много лет спустя, когда возраст уже перевалил за «полтинник» старый друг Женька Городилов поинтересовался у Семёна – оформил ли он себе удостоверение, дающее право на досрочный выход на пенсию?

– Нет! – ответил Семён. – А про какое такое удостоверение ты говоришь?

– Удостоверение лица, подвергшегося радиоактивному заражению! У нас в Яново все мои и твои одноклассники уже получили! Не знаю, почему ты не получил. Ты ведь жил здесь все это время, когда на семипалатинском полигоне проходили испытания ядерного оружия. Справку в сельсовете тебе дадут. Все записи о том, что вы здесь проживали, сохранились…

– И давно стали эти удостоверения выдавать?

– С 2002 года. Это новый закон. Его Путин подписал.

Так Семён узнал, что все свое босоногое детство он, как, впрочем, и все жители села Яново, ходил по камням, густо посыпанными радиоактивными осадками.

Вспомнились многочисленные желтые вертолеты, каждое лето прилетавшие в Яново и в соседние деревни. Вертолеты приземлялись в полях вокруг села, из него выбирались люди, брали какие-то пробы.

Иногда люди из вертолетов ненадолго задерживались в деревне.

Слово «радиация» ни разу не произнес никто.

Семен Аркадьевич внял совету старого друга, подготовил необходимые документы. Он пришел в отдел пособий и выплат одного из районов города- миллионника, попросил выдать ему удостоверение лица, пострадавшего от ядерных испытаний.

Ему ожидаемо отказали.

Тогда Семен Аркадьевич обратился в суд.

В суде ему сильно повезло. Его дело вела федеральный судья Тайлакова Ольга Валентиновна, известная своей дотошностью и принципиальностью. Ольга Валентиновна назначила экспертизу; через несколько месяцев из Барнаула пришел ответ – да, действительно, данная местность подвергалась радиационному заражению с 1949 по 1963 год. Конкретно через Яново прошли облака от взрывов шестидесяти семи атомных и ядерных боеприпасов. Все жители села получили солидные дозы облучения, о которых в советское время никто даже не намекнул.

Люди в Яново и в соседних деревнях просто и внезапно умирали от неизвестных хворей.

Семён, после вступления решения Суда в законную силу и получения соответствующего удостоверения, подал документы на получение пенсии…

…Семёну повезло больше, чем другим яновским мальчишкам и девчонкам – его ровесникам. На четырнадцатом году его жизни мать и отчим внезапно засобирались на новое место жительства – в один из пригородных поселков города, расположенного на пересечении Оби и Транссибирской магистрали – в старинный купеческий городок Колывань.

«Повинен» в этом судьбоносном для семьи переезде был отчим Семёна.

В середине семидесятых в Колыванском сельскохозяйственном техникуме «правил бал» жесткий и волевой инвалид-фронтовик Титарев Ф. А.

Важным отличием Колыванского сельхозтехникума от других подобных образовательный организаций была музыкальная самодеятельность. При техникуме был большой хор, танцоры-плясуны, оркестр народных инструментов…

Техникум часто выезжал с концертами по региону, в другие города Сибири. Однажды даже доехал до Москвы, давал концерты на ВДНХ – выставке достижений народного хозяйства СССР.

Репертуар Колыванского сельскохозяйственного техникума неплохо знали в области.

Абитуриенты с музыкальными задатками текли в Колывань рекой.

Но было в начинании увлеченного директора-фронтовика одно «узкое место» – профессиональные музыканты, прежде всего – баянисты.

А «Лёня» имел от природы идеальный музыкальный слух. Нотную грамоту знал плохо, всё услышанное играл исключительно «на слух».

И как играл!

Титарев, посмотрев и послушав игру на баяне «Лёни», решил – беру этого баяниста на работу!

Однако в советское время даже таким уважаемым руководителям как Филипп Афанасьевич квартиры «на хобби», пусть даже такое, как оркестр, не выделяли. Квартиру могли предоставить, в частности, преподавателю важного для сельхозтехникума направления.

Например, земледелия.

Или животноводства.

Мать Семёна полностью отвечала вышеупомянутым критериям.

Ради того, чтобы иметь в оркестре хорошего баяниста – аккомпаниатора, Филипп Афанасьевич добился, чтобы Людмиле Павловне Бочковой и всей её семье в Колывани предоставили трехкомнатную квартиру в новом доме.

Переезд в Колывань Сёмка, внезапно оторванный от друзей и от тайги, переживал тяжело. В новой школе как-то сразу не сложились отношения с учительницей английского языка. Другой ли учебник был тому виной, или «англичанке» просто не понравился вертлявый новичок – об этом Семён так никогда и не узнал. Английский – прежде самый любимый Сёмкин предмет – неожиданно стал для подростка «территорией боли».

И Сёмка стал прогуливать уроки иностранного языка…

Школьные мальчишки с «пониженной социальной ответственность», двоечники и хулиганы – моментально вычислили в забитом «новеньком» «жертву» – человека, о которого можно безнаказанно «чесать кулаки».

Что они и делали при любом удобном случае.

Семёну были дико и непонятно, почему несколько парнишек – его ровесников, совершенно не знакомых с ним, которым он никогда и ничего плохого не делал, вдруг зажимали его где-нибудь в кленовой аллее, или за школой и немедленно, всей кодлой кидались его бить.

Разумеется, став старше, Семён Аркадьевич разгадал нехитрую «математику» малолетних подонков.

Семён был приезжим; друзей в Колывани у него еще не было. Семён в тринадцать лет «пошел в рост», был тонким и длинным, физически развитым не так, как большинство сверстников. А еще Семёна выдавал взгляд. Затравленный взгляд мальчишки, у которого дома все очень и очень плохо.

Несовершеннолетние негодяи били Сёмку только потому, что его можно было бить, не опасаясь возмездия за содеянное.

В Колывани отчим лютовал почти как в Гурьевске.

Понимая свою высокую значимость в положительных переменах в жизни семьи он вновь, не раздумывая, «учил» Семёна жизни, при каждом удобном (и неудобном – тоже!) случае. В качестве предмета для «корректировки» поведения пасынка годилось всё. Семёна били кулаками, скалкой для теста, стеклянной трехлитровой банкой, шваброй, вилами, тяпкой… Всем, что могло подвернуться под руку…

Единственным отличием Колывани от Гурьевска стало то, что отчим не бил Семёна на улице. Соседний подъезд был, в хорошем смысле этого слова, «ментовским». В нем дали квартиры офицерам среднего звена местного отдела внутренних дел – капитанам, майорам… «Лёня» просто боялся, что за расправу над пасынком он уже так легко, как в Яново, не отделается.

Учеба тоже «покатилась вниз».

Седьмой класс для Семёна стал худшим временем в его жизни.