Веселые байки из тюрьмы

Веселые байки из тюрьмы
Сергей Белогорцев

Тюрьмы и колонии России описаны многими авторами. В этой книге вы не найдете чернухи, жестокости и насилия. Это сборник забавных историй из жизни заключенных и сотрудников исправительных учреждений. В этих историях описана правда жизни, как она есть. Так получается, что жизнь есть везде, в том числе и в местах лишения свободы. А юмор… Юмор помогает жить и оставаться человеком.

Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации.

Содержит нецензурную брань.

Сергей Белогорцев

Веселые байки из тюрьмы

Сергей Белогорцев

«Веселые байки из тюрьмы»

(Рассказы из жизни)

Тюрьмы и колонии России описаны многими авторами. В этой книге вы не найдете чернухи, жестокости и насилия. Это сборник забавных историй из жизни заключенных и сотрудников исправительных учреждений. В этих историях описана правда жизни, как она есть. Так получается, что жизнь есть везде, в том числе и в местах лишения свободы. А юмор… Юмор помогает жить и оставаться человеком.

Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации.

Содержит нецензурную брань.

Пирожок

Это были те два-три часа тишины перед наступлением ночи, когда в тюрьме начинается настоящая жизнь. Темнело и все обитатели централа (СИЗО) областного города N. знали, что максимум часа через три начнется… Опять малолетки, начнут лаяться с женщинами и оскорблять друг друга последними словами. И эти "переговоры на высоком уровне" будут идти часов до трех ночи. Ну что с них возьмешь? С малолеток за такое спроса нет, ну а с баб, простите, женщин, тем более.

Опять Пашка Фонарь будет доводить рецидивистку Гальку Картошку расспросами об ее интимной жизни и над их разговорами будет угорать половина централа.

А тридцатилетняя воровка Ритка Колбаса будет предлагать себя в жены юному убийце Сашке Таракану.

Вовка Карась опять начнет "дурковать" и кричать в окно, – Мама! Забери меня отсюда, я исправился; хотя весь централ знал, что он сирота.

Ленька Певец опять начнет петь про голубей, которые "летят над нашей зоной". Все, как всегда, меняются только персонажи, а так… Малолеток, как правило, держат на одном крыле или корпусе с женщинами, вот они и "любят" друг друга морально. Это жизнь, пусть в тюрьме, но жизнь.

Опять в полночь проснется сумасшедший Сережа-мокрушник, который зарубил жену и тещу, когда у него "улетели гуси". Теперь его держат в одиночной камере на больничном этаже, где он дожидается этапа на "дурку" и ровно в полночь он начинает реветь белугой в окно. Никто и ничто его не может успокоить до рассвета. С восходом солнца он выдыхается и замолкает. Достал всех уже – и арестантов, и врачей, и ментов. Ну что взять с дурака?

Как обычно начнут сходить с ума первоходы и заставлять новичков кричать в окно: "Тюрьма-старушка, дай погремушку, да не простую, а воровскую!". Сколько лет этой традиции? Никто не знает, но сколько людей носит прозвища, данные тюрьмой. И как обычно со многих камер посыплются предложения- Вантуз, Очко, Хорек. А если еще поинтересуются, за что заехал новичок и выяснится, что за какую-нибудь мелочь, типа кражи джинсов на рынке, то тут… Границ фантазиям не будет – Пуговица, Молния, Карман, Гульфик, Штанина и Продавец… И если погремуха устроит новичка, то его попросят спеть песню. Тогда, держись тюрьма. Будет завывать гнусавым голосом "Таганку", пытаясь держать мотив, не зная слов и так раз пять подряд…

Опять начнут наводить дороги или как говорят сотрудники – межкамерную связь. Опять начнут закидывать нитки с грузом в соседние камеры, чтобы протянуть коня – веревку, сплетенную из ниток. И пойдет движ – туда сигареты, обратно чай. Подельники начнут друг другу слать "малявы", где будут писать, что и как говорить на суде и на следствии.

Парни и взрослые мужики будут писать "заохам" на женский корпус любовные послания и ждать ответа. Тюремная романтика, однако. Хотя видел он свою "любовь" всего 3 секунды, когда ее выводили из "воронка", но теперь – любовь до конца жизни. И не смущает обоих, что она сидит за убийство мужа, а он убил любовницу. И срок им светит – девять и двенадцать соответственно. Спеши жить здесь и сейчас, а завтра… Оно будет только завтра. Опять будут слышны крики – один семь восемь, лови. И тут же ответ – дома, дома.

Ровно в половине одиннадцатого (хоть часы проверяй) к забору со стороны свободы подойдет девушка и начнет кричать – Андрюша, прости меня! Я тебя люблю! Прости!

И кто-то будет ей отвечать грубым, хриплым, прокуренным голосом, – Пошла на хрен, шалава! И этот диалог (причем не меняя слов) будет продолжаться ровно до полуночи, опять, хоть часы проверяй. Крикнув напоследок, что любит Андрюшу, и судя по всему заплакав, девушка уйдет.

И это будет нормальная, ночная, тюремная жизнь… Но до этого веселья осталось еще часа два-три, а пока… А пока на дворе ранняя весна 199… года. Союз уже распался, а новую Россию только начали строить, но тюрьме плевать, тюрьмы будут всегда.

В камере №25 (или, как говорят в тюрьме – хата два пять), которая расположена в самом конце карантинного отделения идет своя жизнь. Давайте в нее заглянем. Камера на восемнадцать человек, но сидит там только четырнадцать. Троих позавчера распределили по жилым хатам, а остальные выжидают положенные 14 дней карантина. Контингент подобрался нормальный, опытный в тюремном быте, все как-то быстро нашли общий язык и живут "одним котлом", то есть не делят – это твое, это мое.

Итак, хата два пять. Как заходишь в нее, то практически сразу упираешься в стол-дубок. Он такой длинный, что за ним одновременно умещаются все "жители квартиры".

Недавно прошел ужин, но баланду не брали, так как в хате и своей еды хватает. Правда, взяли селедку, ведь сегодня она в меру соленая и из нее можно приготовить неплохое блюдо. Рецепт прост – разделываешь селедку, очищаешь от костей и очень мелко режешь. Потом мелко режешь лук и перемешиваешь с селедкой, все это заливаешь растительным маслом и выжимаешь туда лимон. Двенадцать часов стоит, а потом берешь хлеб и делаешь бутерброды. Вкуснотищаааа...., аж пальцы сам себе откусываешь.

Вот приготовлением этого блюда, за дальним от входа концом стола и занимаются два молодых парня Чип и Дейл. Хотя в жизни они не Чип и Дейл, а Сметана и Цыган. Чипом и Дейлом их прозвали в хате. Сметана – высокий стройный парень, лет 25, погоняло получил за цвет волос – натуральный блондин, любая модница позавидует. Присел за неудачную кражу из магазина. Цыган ниже его, тоже стройный, но цвет волос… Чернее черной краски. Сидит за драку, кого-то неудачно приложил головой о стену, терпила жив, но в больнице. Несмотря на разный цвет волос, они чем-то очень похожи, как братья. Когда-то они вместе сидели на малолетке и часто вспоминают какого-то Тюрю и хохочут. А сейчас, чистя рыбу, спорят – получится ли у Ритки Колбасы уболтать Сашку Таракана на свадьбу или он ее пошлет далеко. А мультяшные прозвища им дали за то, что они всегда вместе – спят на соседних нарах, что-то вместе обсуждают и всегда, по доброте душевной готовы прийти на помощь. Вот и сейчас, их никто не просил чистить эту селедку, сами вызвались. Юные пионеры, простите, арестанты.

Рядом с ним за дубком расположилась компания из четырех человек, молодые мужчины, лет 35-38. Заварили литровую кружку чифиря, ждут пока настоится и ведут какую-то свою веселую беседу. Сидят по двое друг напротив друга. Давайте знакомиться с ними.

Рядом со Сметаной сидит Окунь. Погоняло получил за абсолютно пустые и бесцветные глаза, разбойник. Втроем с подельниками "отработали" пятерых коммерсантов, забрали 20 тысяч долларов, пока одни коммерсы рассчитывались за товар с другими. Поставили под стволы всех пятерых и забрали деньги. Как рассказывал Окунь, что упертые барыги попались, пришлось даже одному ногу прострелить, чтобы быстрее деньги отдали. Но за ногу потерпевшего он не переживает, залатают ногу, врачи в России хорошие. Ствол давно в Туесе (река, которая омывает город N.) плавает, а деньги закопаны. Вот и думает Окунь, кому можно доверить тайну денег, чтобы выкопал, разделил и отнес его родным и родным подельников. Чтобы и родственникам было хорошо, да и им с подельниками передачки иногда не помешают.

Около Окуня примостился Труба. Погоняло получил за голос, он у него громкий и какой-то нечеткий, как в трубу говорит. После освобождения убил соседа, приревновав к жене. Теперь его терзает всего один вопрос, а ревность – это смягчающее обстоятельство или отягчающее? Если смягчающее, то получу лет восемь, если отягчающее, то все двенадцать.

Напротив них расположились два "брата по ремеслу" – автоугонщики Шрам и Колесо. Давно промышляют угонами машин для перепродажи, но действуют умно и кроме угона перепродажу им не доказывают. Колесо парень веселый и любит иногда безобидно пошутить, но всегда говорит с таким серьезным видом, что любой депутат позавидует. А Шрам волнуется, что не смог попасть на свадьбу к сестре. Вся эта четверка когда-то вместе сидела на общем режиме и даже на одном бараке, вот их жизнь свела снова. Им всегда есть что вспомнить, вот и сейчас похохатывая вспоминают, как "лечили" отрядника по прозвищу Чебурашка от похмелья брагой.

Ближе ко входу за дубком играют в нарды азербайджанец Али по прозвищу Басмач, которое получил за татуировку с какой-то арабской вязью и армянин Вартан, по прозвищу Палец. Погоняло Вартан заслужил тем, что в лагере, отказываясь от работы, отрубил себе мизинец на левой руке. Оба – квартирные воры или домушники, даже весьма успешные. В нарды играют с первого дня и постоянно, все не могут выяснить, где круче нардисты – в Армении или Азербайджане.

Колесо их добродушно подкалывает, – На Карабах играете?

Они улыбаются, а Басмач отвечает, – Я того Карабаха нюх топтал, он мне зачем?

А Вартан Палец ему вторит, – Ээээ, ара, слюююшай, зачем мне Карабах-Марабах? Я преступник, пусть там политики разбираются

В левом углу, на одной из сдвоенных нар внизу сидят два старичка – Пика и Свеча. Обоим слегка за семьдесят, оба отсидели лет по сорок пять. Свеча получил погоняло за рост и телосложение – высокий и худой. Пика – за то, что при любом скандале хватался за пику и всаживал в противника.

Свеча – карманник, всю жизнь крадет, за это и сидит. В этот раз попался по причине, что не смог аккуратно вытащить кошелек – руки подвели.

Пика же после последнего срока решил завязать, и милиция какими-то хитрыми ходами устроила его в дом престарелых. Но продержался он там недолго, что-то не поделил с соседом по палате (или как там у них называется?) и всадил соседу перочинный ножик в пузо. Сосед остался жить, а Пику закрыли. Единственное, о чем жалеет Пика, что "не дорезал, его, падлу".

Знакомы они годов с 50-х, когда-то сидели вместе на Севере. Целыми днями вспоминают "ранешние времена", пьют крепкий чифирь и курят самокрутки. Сигареты оба не признают принципиально. Как товарищ Сталин потрошил в трубку табак из папирос "Герцеговина Флор", так и старички потрошат табак на газету, крутят самокрутки и курят. Вонь от этого стоит страшная, но никто им не делает замечания – ведь хата людская и возраст, как и некоторые безобидные привычки тут уважают.

Вот и сейчас, затягиваясь "скруткой", наверное, в пятый раз за день, Свеча рассказывает Пике, как его не дождалась из тюрьмы Машка Селедка: «Представляешь, Петрович, прихожу после пятерки, а она с пузом и девчушка, годиков двух крутится. Прости, говорит, дуру, не дождалась».

Пика в своем стиле, – Нужно было стерву на пику посадить и всех делов.

– Ты что, Петрович, – возмущается Свеча, – я же любил ее, дуру.

Пика уважительно величает Свечу Никанорыч, а тот его -Петрович, но такое обращение они допускают только между собой.

Как-то Сметана обратился к Свече, – Никанорыч, так что тут началось.

Свеча вскочил, руки трясутся, орет – Ты кого, щаанок (так он сказал слово – щенок), Никанорычем назвал? Меня 47 лет по лагерям знают, как Свечу, так и обращайся.

А Пика вторит ему, в старые времена я бы тебе язык твой пикой к наре приколол. Еле угомонили старичков, да и то, смог это сделать только Витя – Пулемет. Пулемет – это единственный человек в хате, кому старики разрешают себя называть дедами, а все остальные должны обращаться только к Пике и Свече.

Если заговорили о Пулемете, то давайте немного о нем. Погоняло Пулемет он получил за то, что постоянно тасует в руках пулемет, то есть колоду карт, пальцы тренирует. Он тоже, как и Свеча, карманник. Полез в сумку к бабе в автобусе, автобус тряхнуло, он на эту бабу и завалился – шум, гам, менты, СИЗО. Он считается лидером в хате, смотрящим. К нему прислушиваются, уважают. Лет ему примерно шестьдесят, тридцать из которых провел в тюрьме, невысокий, крепкий. Лежит на наре и ждет, когда четверка за столом позовет его пить чифирь, а пока слушает разговоры в хате и улыбается чему-то своему.

На второй нижней наре, спиной к дедам спит Миша Угрюмый. Миша – это отдельный рассказ. Получил 15 лет за убийство и на суде пообещал, что когда освободится, то убьет свидетеля. Отсидел все пятнадцать, освободился и убил. Заехав в СИЗО целыми днями спит, наверное, так организм дает разрядку нервам. Ведь Угрюмый не знает, что будет впереди – или расстрел или опять пятнадцать. Он мало с кем разговаривает, просто молчит о своем. Шрам с ним вместе сидел где-то и рассказывал, что Миша и в лагере такой был, отсюда и прозвище.