Путешествие в Тмутаракань. Проза

Родственники восприняли его решение уехать с удивлением, но так и не добились толкового объяснения. С утра пораньше автобус местного значения уже вёз его в направлении вокзала.

5 ГЛАВА

ПЕРЕФИРИЙНОЕ УТРО И ЧЕЛОВЕК

Я ещё не вынырнуло бесшумно из-под покрывала ночи и меня ещё не разбудил состав, прибывающий в три часа на станцию Лосево. Сладко посапывая, развалившись на кронах деревьев, я передаю флюиды человеку из этого поезда, зачем-то выбравшему этот задрипанный полустанок для высадки. Мне уже сообщили, что это Гена Толстиков. Покопавшись старательно в памяти, нахожу о нём скудную информацию, помеченную далёким прошлым.

Итак, в то последнее, предармейское лето он всё-таки попал в Деревню. Добирался один. Туда ему билет купили, а на обратную дорогу наказали оставить из общей суммы – пятнадцати рублей, выделенных на пару недель отдыха. С собой, кроме повседневной одежды, он взял тренировочный костюм, в котором стоял в воротах во время дворовых футбольных матчей, бутсы, гетры, белые спортивные трусы, вратарские перчатки и настоящий мяч. В пути никаких происшествий не произошло, и ранним утром, чуть пьяный от лишённого вредных примесей воздуха, он постучался в прогнившую дверь покосившейся избы. Громко заскрежетала с той стороны щеколда, и через минуту на крыльцо выползла Ведьма. Её лицо, изрезанное вдоль и поперёк глубокими морщинами, изобразило подобие улыбки, а из широко раскрытого рта угрожающе торчала пара острых клыков.

– Геначка пряехал! – запричитала фальшиво она, – Чта стаишь, в избу прахади… Нябось устал с дарогя. Сичас малачка прянясу с прянякам.

Толстиков не захотел пряника, а от молока не отказался. Ведьма принялась его подробно расспрашивать про московское житьё-бытьё.

– Как там Валя с Федяй? Чта ня пряехали. Федя када пряязжал – засегда тута памагал мне. А тяперя некаму…

Генка промолчал – не хотел вникать в их отношения, хотя краем уха и слышал о раздрае. Ему не терпелось, несмотря на раннее утро, отправиться по друзьям и в первую очередь к Мишке. Поэтому он залпом выпил оставшееся молоко и, невнятно ответив на Ведьмин вопрос «куда-а-а?», выскочил быстро на воздух из угнетающего плена затхлой избы.

Мишкин дом находился по соседству. Его мать, Тамару Алексеевну, крохотную женщину лет сорока, одетую в чисто деревенскую одежду – грубое платье и простые тапочки, он увидел, подойдя к калитке. Та хлопотала на дворе с утра пораньше.

– Ой, ктой-та пожаловал к нам? – всплеснула она руками, когда Толстиков вошёл внутрь, – Генаааа…