Оценить:
 Рейтинг: 0

Охота на императора

<< 1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 17 >>
На страницу:
10 из 17
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Клянусь! – диалог тенора и баритона заставил публику затаить дыхание. Сюжет набирал обороты.

– Поучать не берусь, но дам один совет: под пулю лезть не надо, когда нужды в том нет… – Хосе в своем наущении оказался столь убедителен, что Татьяна, повернувшись к мужу, лишь подняла брови в подтверждение полного согласия с услышанным.

– Я пули не боюсь! – Эскамильо парировал решительно, вскинув правую руку вверх, в сторону зала.

– Пусть не раз у виска шальная пуля свиснет! Страшна ль она тому, кто без ума влюблен?

Адъютант в свою очередь повернул голову в сторону жены, изобразив на своем лице вопрос, будто это он только что нараспев произнес со сцены эту реплику.

– Любовь в оценке знатока дороже жизни! – Эскамильо пропел этот известный всем постулат, после чего опустил взгляд в пол, всем своим видом показывая, что последнее слово осталось за ним. Татьяна же, поддержав немой диалог с Лузгиным, слегка пожала плечами, выразив сомнение в искренности своего героя.

– Значит ваша избранница здесь? – почти в отчаянии прокричал Хосе, а Татьяна продолжила взглядом допрашивать мужа, вторя вопросу со сцены – спонтанная пантомима между супругами, так кстати, уложившаяся в либретто оперы, обоим доставляла удовольствие.

Эскамильо, широко расставив ноги, уперся рукой в бок и тут же, не потратив лишней секунды на раздумья, ответил сержанту Хосе:

– Так и есть! Твоей догадкой восхищен!

Лузгин обеими руками изобразил триумфальный жест, означавший, что правда раскрылась, после чего, увлеченный экспромтом, позволил себе невиданную слабость – послал жене воздушный поцелуй.

– Кто же это? – неслось со сцены. Татьяна строго посмотрела на супруга, будто ожидая громкого ответа.

– Кармен!

Лузгин сдвинул брови, недовольно глянув на сцену – певцы, следуя сюжету, ушли в сторону от их с Татьяной истории.

Всё четвертое действие оперы Татьяна держала супруга за руку, искренне сопереживая развивающейся на сцене драме, и думала о том, что должна быть благодарна судьбе и Всевышнему. Да, господь не дал им детей, но и не обездолил любовью. Возможно, чувство это, так резко вспыхнувшее между ними десять лет назад, не во всем соответствовало её девичьим мечтам, но разве стало оно от того менее ярким? Частые разлуки вносили в её жизнь горьковатый привкус ревности, но сама себя она утешала тем, что все это от незнания и бездействия. Тем радостней и долгожданней была встреча, неизменно сопровождаемая цветами и ухаживаниями, будто в первый месяц их знакомства.

– Ты все-таки пойдешь со мной, чертова ведьма! – бедняга Хосе, ведомый обуявшей его ревностью, все еще испытывал иллюзии, что силой сможет удержать любимую цыганку.

Вееры в зале замелькали все чаще – скрывать волнение души дамская часть аудитории уже не могла. Мужчины, до сих пор сохранявшие невозмутимые лица и делавшие вид, что страсти эти их не трогают, так как не имеют отношения к реальной жизни за пределами стен театра, достали свои пенсне, чтобы в деталях разглядеть главную сцену скандальной постановки.

– Нет! Нет! Забери перстень свой, чтоб руки не марать мне! Вот! – правильные, совершенно не цыганского типа, черты лица Кармен исказились в приступе ярости и она, сорвав с пальца кольцо, бросила его к ногам своего назойливого поклонника.

– О, проклятье! – Хосе, разум которого не мог принять происходящего, достал бутафорский нож.

Апофеоз близился. Юные барышни, прибывшие в оперу в сопровождении родителей, как по команде ахнув, прикрыли полупрозрачными веерами лица, оставив только глаза, чтобы не пропустить самое интересное. Молодые офицеры, прибывшие сюда блеснуть мундиром перед юными барышнями, но имевшие денег только на билет в райке, снисходительно ухмылялись, понимая, что до такого развития сюжет не допустили бы, прервав его дуэлью еще где-нибудь во время второго действия. Матушки юных барышень, одетые в пышные, иногда не слишком соответствующие сегодняшней моде, платья, лишь вздыхали, завидуя Кармен, из-за которой вспыхнули такие страсти. Даже на заре их туманной юности представить себе такое можно было бы только в самых смелых и неприличных мечтах. Почтенные отцы семейств, обычно приглядывавшие за своими юными дочерями и непременно ходившие со своими супругами под руку, оценивали ситуацию рационально, взвешивая, насколько оправдано покушение на убийство, стоит ли овчинка выделки?[16 - Раёк – галёрка.]

Татьяна, рассмотрев в руках сержанта Хосе кинжал, беззвучно охнула, но на лице её читалась не жалость к цыганке, не восхищение решительностью ослепленного любовью испанца, а удовлетворение предстоящим актом справедливости. В понимании Татьяны Лузгиной, в девичестве – Данзас, женская добродетель – величина постоянная и совершенно необходимая для семейного счастья, а всякая сторонняя сила, посягнувшая на святой покой семьи должна быть покарана. В этом смысле Татьяна с мнением парижских критиков о распутности главной героини была полностью солидарна.

Лузгин, заранее озаботившийся изучением сюжета, понял, что представление подходит к концу, у актеров будет несколько минут на упоение славой, поклоны и осчастливливание воздушными поцелуями восторженной публики, после чего занавес закроется и ему чем-то нужно будет занять супругу, пока он спустится в гримерные помещения.

Попытка испуганной Кармен скрыться в декорациях, изображавших вход в цирк, как и ожидалось, оказалась неубедительной – Хосе в два прыжка настиг коварную красавицу и нанес ей два удара кинжалом. Стройное тело цыганки обмякло и безжизненно распласталось в ногах безутешного любовника.

– Да, теперь ты со мной, безропотное тело… О, Бог мой! Кармен! Что я сделал…

Тяжелый занавес, поскрипывая своими мудреными механизмами, медленно закрыл собой сцену и сержанта, рыдающего над трупом любимой.

Восхищенная публика разразилась щедрыми аплодисментами, быстро перешедшими в овацию. Как положено в этом месте представления, занавес открыли. Для артистов пришло время наслаждаться таким долгожданным моментом.

Грим ожившей Кармен едва заметно потек от слез актрисы, только что исполнившей на сцене одну из самых триумфальных сцен в карьере. Бриджид, скромно поправив розу в черном парике, в сопровождении Хосе, Эскамильо, своих подруг в пестрых юбках и остальных цыган сделала несколько шагов навстречу публике, после чего замерла в поклоне, приложив руку к сердцу.

– Браво! Браво! – из разных концов зала, раздавались восторженные возгласы почитателей солистки, многие из которых с трудом смогли попасть на оперу.

Труппа еще несколько раз кланялась, купаясь в славе и получая ту, такую необходимую для любого актера порцию признания и славы, без которой невозможно малейшее вдохновение, без которой угаснет самый яркий талант.

– Любовь моя, признаю, что в одиночестве я не получил бы такого удовольствия от этого шедевра, – Лузгин поцеловал руку жены, которая, опираясь на многолетний опыт, сразу же среагировала.

– Тебе нужно идти?

– Минутное дело… – Лузгин глазами искал капитана Завадского, служившего в Кронштадтском гарнизоне, которого он заприметил во время представления. – Александр Александрович! Друг мой!

Завадский, уставший уже аплодировать, но не решавшийся смазать восторженные чувства своей супруги, обернулся на оклик и жестом показал, что как только все закончится, он подойдет.

– Танюш… позволь тебе представить моего старого флотского друга! – Лузгин, поклонившись супруге капитана, пытался соблюсти все формальности, сдерживая радость от встречи со своим старинным другом.

– Под парусами еще вместе ходили! – воскликнул капитан, без стеснения обнимая Лузгина. – Сколько же лет мы не виделись? Десять? Пятнадцать? Уж и не припомню! Екатерина Алексеевна прошу любить и жаловать – Лёня Лузгин! Нет. Нет так. Капитан второго ранга, Леонид Павлович Лузгин с…

– С супругой, – адъютант время прервал неловкую паузу. – С супругой Татьяной Борисовной. И считать не хочу, сколько лет прошло. Как один день.

– Я прямо не знаю, неужели мы вот так расстанемся? – Капитан Завадский, искренне расплывшись в улыбке, уже вынашивал некоторые планы на вечер. – Лёня, мы не можем опять потеряться, да и встречу старых сослуживцев следовало бы отметить. Как вы относитесь к кухне Пьера Кюба?

Вопрос не подразумевал другого ответа, кроме положительного, так что, Лузгин долго не раздумывал:

– Татьяна Борисовна, изволите согласиться? Господин Кюба славится своим мастерством, абы кого не пригласят ко двору готовить банкеты для самого императора…

Выдержав положенную в таких случаях паузу, Татьяна Борисовна все же соизволила отреагировать, продолжая играть с любимым мужем в первое свидание:

– Отчего же не согласиться, тем более, в вашем обществе, Леонид Павлович… Вы только за службой своей не забудьте о своих обязательствах…

– Вот, смотри, Катюша, какие высокие отношения! Будто первый раз встретились! – восхищенно заметил Завадский.

– Татьяна Борисовна, я мигом! Саша… прошу тебя, не дай скучать моей дражайшей половине. Пока вы соберетесь и поймаете извозчика, я дела свои улажу и в вашем распоряжении, хоть до утра! – Лузгин искренне радовался встрече с Завадским, им было о чем поговорить и что вспомнить.

– Леонид, друг мой, на площади нас ожидает мой экипаж. Что вы, в самом деле, – Завадский, как в юности щелкнул каблуками, предложив дамам обе руки, после чего, заговорщицки моргнув старому другу, увлек их в фойе.

Лузгин, чтобы не терять даром времени, решил поспешить. Заранее припрятанная у распорядителя корзина цветов ждала его в целости и сохранности.

– Мадам не принимает! Мадам устала! – директор труппы перегородил своей грузной фигурой узкий проход служебного коридора, ведущего в гримерные комнаты. – Господа! Господа! Прошу вас, все презенты вы можете оставить мне, мадам Бриджид получит все в целости и сохранности!

Среди поклонников, штурмующих гримерную комнату звезды, Лузгин не приметил ни одной дамы – исключительно молодые офицеры, субтильного вида юноши, да напористые гимназисты, пыл которых мгновенно иссяк, только Лузгин зашёл с тыла:

– Равняйсь! Срррно!

Толпа страждущих получить автограф звезды тут же притихла и расступилась, оставив адъютанту проход, но корзина с цветами была настолько велика, что им и вовсе пришлось покинуть коридор – колючий взгляд капитана второго ранга, пребывавшего, фактически, при исполнении, не подразумевал каких-то споров и дискуссий.

– Дорогой Леонид Павлович, я вам чрезвычайно признателен! – пухлые руки итальянца с короткими мясистыми пальцами сложились в характерный жест – ладонями друг к другу, будто он собрался воздавать небесам молитву за то, что те послали ему почтенного гостя так вовремя.

– Это почему вам можно, а нам нельзя?! – из отступившей толпы поклонников раздался робкий голос какого-то юнца лет двадцати.
<< 1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 17 >>
На страницу:
10 из 17