Отец Варлаам

Грохнули пушки. Это салютовала рождению наследника Петропавловская крепость. Императрица выхватила внука из рук фаворита, всесильного вельможи (и, как поговаривали, даже своего мужа), и устремилась прочь, увлекая за собой всю толпу. Даже цесаревич Павел Петрович не посмел остаться с супругой, хотя и бросил на страдающую роженицу виноватый взгляд. Комната опустела вмиг. Исчезли пышные наряды дам и блеск золотых эполет кавалеров. Унеслась вслед за ребенком и повитуха, которой предстояло обмыть и спеленать вновь явившегося на свет божий человечка. Остался только удушливый запах духов, спирта да пота, который привнесли восторженные гости. Они остались в комнате вдвоем – роженица и доктор, которого беспокоило состояние женщины. Хотя ошалевшая от счастья императрица звала его праздновать вместе со всеми – судьба снохи ее интересовала не слишком. Предыдущая цесаревна умерла в родах, унеся вместе с собой и долгожданного младенца. А эта, вишь ты, благополучно опросталась. Помрет, так и бог с ней, новая сыщется, чай не впервой. Но врач остался с роженицей и, как оказалось, не зря.

Через полчаса в залу, где восторженные обитатели дворца кричали виваты и открывали бутылки с шампанским, проскользнул никем не замеченный эскулап. Он подошел к Екатерине и что-то прошептал ей на ухо. Императрица слегка изменилась в лице. Никто этого не заметил. Все веселились. Эскулап исчез, как и появился. За ним, стараясь не возбуждать любопытства, ускользнула и императрица.

Их путь по дворцу лежал обратно в комнату роженицы. Они напоминали заговорщиков. Поминутно оглядываясь и стараясь не шуметь, двигались они по коридорам и лестницам.

В комнате ничего не изменилось. Мария Федоровна была все так же в беспамятстве. Только рядом с ней, слегка шевелясь и слабо крякая, лежал, завернутый в пеленку, еще один младенец.

– Что это? – с испугом спросила Екатерина.

– Брат наследника, ваше величество. Скорее всего, двоечник[11 - Двоечник – устаревшее название близнецов-двойняшек.].

Императрица побледнела. Возникало неожиданное осложнение, масштабы которого опытная интриганка вдруг представила себе во всех красках.

Тени прошлого запрыгали перед ее глазами. Обилие выпитого, духота комнаты и эйфория от рождения внука делали свое дело. Императрица явно не была способна в этот момент мыслить критически. В душном мареве всплывали картины одна другой страшнее. Вот убиенный жаждущим царского венца боярином Борисом Годуновым царевич Дмитрий тянет к ней окровавленные руки и шепчет: «Не ошибись, царица». Вот умерщвленный уже в ее царствование и, по сути, по ее указанию неудачливый царь Иванушка, чей престол она занимала теперь, укоризненно смотрит на нее полубезумными глазами и грозит пальцем, совсем такой, каким она его видела единственный раз, посетив в камере Шлиссельбуржской крепости. Вот черный лик Железной Маски[12 - Железная Маска – таинственный узник Бастилии в годы правления короля Людовика IV, носивший на прогулках бархатную черную маску. Версию о том, что это был брат-близнец короля, высказывал Вольтер, с которым императрица Екатерина Вторая состояла в переписке.] – брата-близнеца французского короля Людовика Четырнадцатого поднимается перед ней и жжет ее укоризненным взглядом из-под бархатной маски. Навестил ее в этот момент и покойный муж, недоразвитый уродец, бывший император Петр Третий. Он склонил голову набок и прошептал: «Я только хотел, чтобы мне позволили играть на моей скрипке».

Императрица быстро пришла в себя от потрясения. Все-таки она была Великой. Она попробовала припомнить, как поступали в таких случаях другие монархи, но таких казусов в истории, как российской, так и мировой, найти не смогла. Тем не менее нужно было что-то делать, на что-то решаться. Не предусмотренное никакими законами событие само подсказывало незаконное решение. К тому же на руку играло то обстоятельство, что знали об этом всего двое. Роженица по-прежнему была в беспамятстве. Выход напрашивался сам собой. И императрица его озвучила:

– Вот что, Джон. Унеси его, пока никто не видел. Отдай какой ни на есть кормилице. Небось баб с сиськами в Петербурге сыщется. Да смотри осторожнее, ни у кого даже мысли не должно мелькнуть, что родилось второе дитя.

Через несколько минут в комнате кроме цесаревны никого не осталось. Императрица вернулась как ни в чем не бывало к празднующей публике, а доктор с большим саквояжем в руках вышел из дворца и уехал в своем экипаже, приказав кучеру править домой.

При появлении Екатерины Потемкин, опрокинув очередной бокал с шампанским, осведомился:

– Что там, Катя, с Машкой что неладно?

– Нет, Гриша, с ней все хорошо. Это Джон, за меня волнуясь, наставлял меня в веселье не переусердствовать.

Глаз Потемкина сверкнул с удивлением на императрицу: не в ее правилах было слушать наставления Роджерсона. Но ничего не сказал сибарит, не до жениных было ему сейчас секретов. Ему хотелось веселиться.

На следующее утро Роджерсон появился у императрицы в обычный час. На этот раз их разговор был далек от обычной пикировки на тему европейской политики. Царицу интересовал вопрос, гораздо более для российского престола важный.

– Что наши дела грешные? Хорошо ли все?

– Все хорошо, ваше величество. Байстрюков в России всегда много было. Сей век не исключение. Пристроил теленка к хорошей дойной телочке. Я кому скажете адресок шепну, а меня от забот дальнейших покорнейше прошу избавить.

– Нет, Джон, дело это такой секретности, что только я и ты знать будем. И уж прости, милый друг, я про твои шашни с английскими милордами осведомлена изрядно. Сплетник ты известный, но да я не сержусь. Но в этом деле ни единого намека просочиться не должно. Хорошенько запомни это, Джон. Тут ты можешь не только мое расположение потерять, но и голову.

Роджерсон вздрогнул: не в обычаях Екатерины было так грозиться. Чтобы скрыть страх, отиравшийся во всех чертах его, врач поклонился, чего обычно в приватных беседах никогда не делал, и сказал:

– Слушаюсь, ваше величество.

Роджерсон вдруг сообразил, что если ходить под дамокловым мечом, то по крайней мере делать это нужно с наибольшей для себя выгодой, и потому добавил:

– Но дело требует изрядных расходов.

Екатерина вынула из конторки, за которой писала обыкновенно, заранее подготовленный кошелек, звякнувший монетами.

– Вот это на первое обзаведение. Потом пристроишь его в приличную бездетную семью подальше от столицы.

Врач спрятал золото в карман и распрямился. Тяжесть кошелька его изрядно успокоила. Он был игрок и всегда нуждался в деньгах.

– И как именовать его прикажете?

Царица на секунду задумалась. Вновь в голове у нее помчались смутные образы несчастливых царственных отпрысков.

Калейдоскоп остановился на человеке, всю жизнь проведшем в заточении с маской на лице.

– Фамилия ему будет Масков, а имя да отчество сами выдумайте…

* * *

Чернец умолк и посмотрел на собеседника. Во взгляде его была легкая тревога: как отнесется к этому сообщению бывший самодержец? Но волновался он напрасно. За прошедшие полгода Александр уже обвыкся в новом своем положении и стал даже иногда забывать, что был императором всероссийским.