Яма. Грустные истории

Яма. Грустные истории
Сергей Бушов

Герои рассказов и повестей этого сборника борются с обстоятельствами, с обществом, сами с собой. И часто терпят поражение. Почему? Глядя на них со стороны, это проще понять, чем переживая такие же проблемы в собственной жизни.

Яма

Грустные истории

Сергей Бушов

© Сергей Бушов, 2020

ISBN 978-5-0051-4978-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Яма

Грустные истории

Предисловие

Перед вами сборник рассказов и повестей. В каждой из этих историй присутствует в разной степени грусть. Где-то совсем мало, а где-то так много, что даже слегка чересчур. Казалось бы, зачем грустные вещи писать, а тем более издавать? Я уверен, что это нужно. Именно через грусть человек может очистить душу, пережить заранее то, что он, возможно, встретит в жизни. И – кто знает? – может быть, опыт, полученный таким виртуальным способом, поможет ему сделать выводы и пойти другим путём?

Петушок

Пётр вздохнул, закрыл книгу и сунул её в пакет с изображением Деда Мороза, который катил на своих причудливых сказочных санях по зимнему лесу. Картинка нисколько не соответствовала теперешней погоде. Стоял июль, поэтому солнце висело на небе ещё высоко, а небо ослепляло синевой. Ветерок перебирал невидимыми пальцами густую некошеную траву, над которой носились толпы бестолковых мошек.

Пётр тяжело поднялся со скамейки и не спеша, вразвалочку побрёл по тропинке в сторону дома. Он любил эту дорогу с работы, хотя она и была чуть длиннее. Она пролегала по улочкам старой части города, которая, по сути, всё ещё оставалась деревней, и там можно было легко встретить домашнюю птицу и коз. Затем дорога превращалась в тропинку, вилась между двумя холмиками, усыпанными где мать-и-мачехой, где одуванчиками, и выводила на пустырь, за которым виднелась группка пятиэтажек. В одной из них Пётр и жил.

Несмотря на неторопливый шаг, скоро Пётр почувствовал одышку. Идти было трудно. Ляжки ног тёрлись друг о друга, и это причиняло неудобство, поскольку кожа в паху сопрела от пота. Впрочем, оставалось недалеко.

Пётр вошёл в подъезд, из которого дохнуло приятной влажной прохладой, поднялся на один пролёт, достал из кармана ключ и, вставив в замок, провернул. Замок громко лязгнул, дверь открылась.

Пётр ещё не успел скинуть с ног свои растоптанные ботинки и сменить их на тапочки, как мама появилась в коридоре и направилась к нему, на ходу надевая очки. Её тяжёлая палка грохала по полу, приближаясь, и у Петра пересохло в горле. Он сразу почувствовал, что мама не в духе.

Она подошла почти вплотную, подняла на него взгляд, придерживая очки рукой, пошевелила мясистым морщинистым носом и спросила низким, слегка сиплым голосом:

– Ты что так долго? Обычно полшестого приходишь. А сейчас почти шесть.

– Я, мама…. Добрый вечер, – оторопело залепетал Пётр. – Я на скамейке посидел немножко. Погода хорошая. Книжку вот почитал…

– Что за книжка? – стёкла очков увеличивали мамины глаза, и потому те казались выпученными.

Пётр сунул руку в пакет, чтобы нашарить книжку, но мама рывком отняла у него пакет и достала сама.

– Александр… Грин, – прочитала она, напрягая глаза. – «Алые паруса». Это ничего… Это одобренная… Мог бы и дома читать, нечего шляться не пойми где.

Она отдала пакет, развернулась и заковыляла на кухню, бросив на ходу:

– Иди, переодевайся пока. Ужин разогрею, а то остыло.

– Я это, мама… – заговорил Пётр. – Я зарплату принёс. Вот.

Он извлёк из внутреннего кармана бумажный свёрток, приблизился, протянул. Мама отставила палку в сторону, развернула бумагу и принялась молча считать купюры, иногда слюнявя пальцы языком.

– Надавали мелкими опять, – буркнула она. – А что так мало? Ещё тысяча должна быть.

– А я сдал, – выдал Пётр подготовленный ответ. – У нас теперь касса взаимопомощи. На похороны всякие, дни рождения или если срочно надо кому…

– Ишь ты, – удивилась мама, убирая пачку в карман халата. – Ну, я с начальником твоим поговорю. Нам в первую очередь надо. Вон, хоть носки тебе купить, а то уже замучилась зашивать.

На этом разговор был окончен. Пётр с облегчением прошёл в свою комнату и прикрыл дверь. Он снял с себя огромный пиджак из серой ткани, похожий скорее на туристическую палатку, и стащил штаны. Костюм этот сшила мама, поскольку в магазинах такой размер найти было затруднительно. Пётр надел растянутые на коленках треники, повесил одежду в обшарпанный гардероб и покосился на дверь. Затем вынул из трусов несколько купюр, сунул в тайник за шкафом – подвешенную на ниточках папку для бумаг – и двинулся на кухню.

– Садись, – сказала мама, разливая по тарелкам густой суп, состоящий преимущественно из крупных кусков картошки. – Ты не смотри, что я ворчу сегодня. Давление просто. Голова болит.

– Может, врача вызвать? – робко предложил Пётр, пытаясь разместить огромные ягодицы на крохотной табуреточке.

– Да что с него взять? – возразила мама. – Пропишет каких-нибудь таблеток. А я эту отраву пить не буду. Кушай.

– Мам, может, поменьше? – с сомнением спросил Пётр, глядя в огромную тарелку.

– Ешь! – твёрдо сказала мама. – Ты мужик. Солидно выглядеть должен. И на работе чтобы сил хватало. А то, смотрю, еле ходишь уже.

Пётр вздохнул и начал есть. За супом последовала котлета с картошкой. Мама сидела напротив, глядя на него сквозь очки.

– А ты что не ешь, мам? – спросил Пётр.

– Да я, пока тебя ждала, уж уплела котлетку. Много ли мне надо-то? Эх… Смотрю я на тебя, Петушок, и думаю – ну как я тебя такого родила? Всем на загляденье. Я сама-то что? От горшка два вершка. А ты богатырь…

– Мам, – Пётр почувствовал, как у него краснеют щёки. – Ну, я же большой уже. Какой я Петушок?

– Я же тебя помню, каким ты маленький был, – ответила мама. – Лежишь, тянешься ручками ко мне… Скажешь тебе: «Петя-Петушок, золотой гребешок», ты сразу заулыбаешься. Ты и сейчас такой же. За это и люблю.

– И я тебя люблю, мама, – сказал Пётр.

Картошка была крепко пересолёной, но он знал, что надо доесть. Лучше уж немного потерпеть невкусную еду, чем огорчать маму, у которой плохое настроение, да и давление ещё.

– И компотику, – сказала мама, забирая пустую тарелку.

Пётр быстро выпил стакан приторного компота, встал и поблагодарил маму за ужин.

– Да за что уж там, Петушок? – сказал мама, подошла к нему и обняла, насколько хватало её маленьких узловатых ручек.

Придя к себе, Пётр включил телевизор.

– России нужна твёрдая рука, – вещал грозный мужчина в костюме и галстуке – возможно, депутат. – Мы должны задавать нравственные ориентиры. Нельзя пускать воспитание народа на самотёк, иначе…

Пётр пощёлкал каналы при помощи пассатижей, но ничего интересного не нашёл. Подумал, не выйти ли в Интернет, но знал, что мама не одобрит. Поэтому достал из пакета книгу, включил лампу в изголовье и, разместив тело на кровати, продолжил чтение.