44. Парис в гостях у Менелая решается на похищенье Елены.
О похищении Елены рассказывают по-разному, и даже местом первой встречи Елены и Париса называют не только Спарту, но и Кипр и реже другие места.
Большинство древних авторов говорит, что Александр, прибыв в гористый Лакедемон, был принят более, чем радушно царем Менелаем (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D0%BB%D0%B0%D0%B9) в Спарте (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%BF%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B0). Там на пиру он преподнес дорогие подарки Елене, в числе их была нить драгоценных самоцветных камней, которая на ее дивной шее особенно прекрасно смотрелась.
Так Малала говорит, что Париса, Менелай встретил очень гостеприимно. Он обнял гостя, радуясь ему, как родному сыну, почтил всеми почестями и в своем дворце предоставил лучшее жилище и множество слуг. Он просил Париса остаться в городе и отдохнуть после долгого плавания, а потом уж отправляться в храм Аполлона, чтобы принести жертвы.
Согласно Аполлодору, девять дней гостеприимно принимал Александра Менелай; но на десятый день царь Спарты решает отправиться на остров Крит, чтобы похоронить своего деда по материнской линии, Катрея. Говорят, что Менелая вызвал Идоменей, который частым гостем бывал у Менелая, приезжая с далекого острова ста городов.
Все греческие цари, которые приходились правнуками Миносу, сыну Европы и Зевса, съехались на Крит, чтобы разделить между собой богатство Катрея, погибшего, как и предсказывал оракул, от руки своего сына Алтемена. Дело в том, что Катрей перед смертью приказал разделить поровну между своими внуками, родившимися от его дочерей, все, что останется после него: золото, серебро, дома, а также и весь скот. Однако власть над государствами и землями он исключил из этого наследства: ее разделили между собой по его приказу Идоменей, сын Девкалиона, и Мерной, сын Мола. Приехали туда же сыновья Климены и Навплия, Паламед и Эакс. Сын Аэропы Менелай, его сестра Анаксибия, которая в то время была замужем за Нестором, и его старший брат Агамемнон также стремились получить свою долю при разделе.
Узнав об этом, на Крит стекаются все, ведущие свой род от Европы, которая на Крите почиталась как высшее божество; их радушно приветствуют и отводят в храм. Там, по древнему обычаю, торжественно принеся в жертву многих животных и устроив пышный пир, с ними обходятся с благородной щедростью, так же, как и в последующие дни.
Уверенный в жене, как в себе, Менелай отплывает на Крит, приказывая Елене предоставлять гостям радушно всё, что они попросят.
Некоторые говорят, что только увидев, как на горизонте исчез белый парус корабля, на котором царь Спарты уплыл, Парис, охваченный всепожирающей страстью к Елене, ведь она была самой прекрасной из женщин во всей Ойкумене, окончательно решается на ее похищение, так как до этого в силу своего не решительного характера он колебался. Говорят, так же, что не малую роль в этом роковом решении Париса сыграли богатые сокровища Спарты, которые ему простодушный показал Менелай и которые троянский царевич планировал похитить вместе с Еленой поскольку все равно: за семь бед – один ответ.
45. Парис похищает Елену Спартанскую
Даррет говорит, что супруга царя Менелая Елена в то время, когда Александр был на Киферее, решила туда отправиться, чтобы в приморском городке Гелея, где находилось святилище Аполлона и Дианы, совершить жертвоприношение. Когда Александр узнал, что Елена приехала к морю, он, желая посмотреть на ее красоту, стал разыскивать ее. После того, как они увидели друг друга, любовь вспыхнула между ними с первого взгляда, красота каждого стала не давать другому покоя, и они оба стали ждать времени, чтобы выказать друг другу свою благосклонность.
Согласно Драконцию, такое время скоро настало. Стадо Парис давно невзлюбил, ему надоели деревни, хижины, рощи, луга, источники, реки, свирели, к нимфе-супруге душа не лежит, он стал считать Энону уродкой, и с той поры, как, представ перед ним обнаженной, Киприда в жены такую ж ему обещала, – бывший пастух ее жаждет.
Только увидев Париса, сразу все подмечает Спартанка: что его взор говорит, каким одеяньем украшен, как пробивается золотистый пух на щеках, юный лик оживляя и оттеняя красу на лице, румянцем нежным покрытом. Искренно им восхищаясь, влюбилась в Париса Спартанка, факелом Эрота огнем жарким охвачена, ибо давно уж сыну крылатому мать, огненосному крошке – богу, велела сердце Елены кипарисовой пронзить стрелою пылающей тайно. Елена, то, как мак краснеет лицом, то бледнеет, как свежий снег; вот опять щеки покрывает румянец, и, признак надежный, бледность опять сменяет его, выдавая сильное любовное чувство.
На пиру Парис одарил Елену привезенными из Трои дарами, а его откровенные взгляды, в которых светилось неприкрытое мужское желание, поначалу ввергали ее в смятение. Улучив момент, когда его никто не слышал, кроме Елены, Парис стал так жарко ей говорить, что даже задергалась его чуть выступавшая вперед правая бровь:
– Должно быть, Менелай к тебе охладел, прекраснейшая из женщин, иль к любви совсем уж стал не способен, что оставил, тебя здесь одну, пренебрегая твой несравненной красой. Если б мне посчастливилось иметь несравненную такую супругу, с невыразимо красивым лицом и с таким таинственным мерцающим взором прекраснейших глаз в ореоле гнутых ресниц, я б ни на день, ни даже на миг не оставил ее. Хотел бы, как богине, тебе я молиться, Елена, быть тебе рабом и слугой, даже, если б назывался супругом, ночью и днем я бы ждал от тебя любых приказов, что ты изречешь в красоте своей несказанной.
Такие речи, вместе со стараниями Афродиты, стали сильно тревожить и возбуждать в Елене подобное любви, смешанной с похотью чувство, и она дрожащим голосом низким и нежным, наконец, так Парису ответила:
– Как же приятно тебя слушать – ты один умеешь ценить красоту. Я знаю тебя недавно, но уже желаю, красавец, чтоб в твое мы вместе отправились царство: ты будешь мне мужем любимым, тебе я – женою достойной. Сама Судьба, мне дав уже двух супругов, ради третьего велит Атрида покинуть при жизни, смерти его не дождавшись. Поторопись же, пока муж мой на Крите, прямо сейчас увезти меня в свою славную Трою из Спарты унылой. За тобой всюду последую я, как велит Киферея – всех супружеств царица, и не побоюсь Менелая, ведь в жизни людей любовь все превышает, и любые преодолевая преграды, становится лишь сильнее! Признала б только меня твоя великая Троя.
После таких слов откровенных будущую невестку Приама на руки бодро вздымает Парис, так спину могучую подставил Зевс Олимпийский, в образе дивного быка похищая Европу, Агенора красавицу дочь. Осыпав страстными поцелуями нежные щеки Елены, ее искрящиеся от счастья глаза и обе дивные родинки, быстро, как ветер, несет прекрасную Спартанку Парис к своей колеснице.
46. Парис похитил Елену не против воли
Даррет рассказывает, как Александр приказывает, чтобы все на кораблях были готовы ночью сняться с якоря, похитить из святилища Елену и увезти с собой. По данному им сигналу они нападают на святилище, похищают – не против ее воли – Елену, отвозят на корабль и вместе с ней захватывают несколько ее служанок.
Некоторые горожане говорят, когда они увидели, как Елену по ровным улицам Спарты везут на корабль, хоть и не против воли потому, что она стояла в колеснице, обнявшись с Парисом, они все равно стали сражаться с похитителями, пытаясь не позволить им увезти свою царицу. Однако Александр одержал верх над ними благодаря не столько многочисленности своей свиты, сколько из-за внезапности этого похищения и благодаря организованным действиям его спутников. Примчавшись в гавань Прасима, он тут же снялся с якоря, поскольку все было давно подготовлено к незамедлительному отплытию, и вот корабль под надувшимися белыми парусами уже мчится по хребту широкодорожного моря.
Только, прибыв в гавань Тенедоса, Парис утешил ласковой речью вдруг погрустневшую Елену и послал отцу вестника с подробным рассказом о всем происшедшем после его отплытия из Трои.
В «Одиссее» Елена говорит об ослеплении, какое ей Афродита послала, когда уводила ее из отчизны, бросить заставив и дочку, и брачную спальню, и супруга, который крепостью духа и видом своим мог потягаться со всяким мужем для смерти рожденным.
Спутники, сопровождавшие в этом плавании Париса, рассказывают, что фиалковенчанная Афродита сразу безумной страстью ослепила и Елену Прекрасную, и красавца Александра, как только свела вместе их. Он в первую же ночь после знакомства в полное владенье взял ее спальню, стены и ложе которой были все в пурпурных тканях. Вдоволь насладившись ласками на ложе любови, наутро они нагрузили несколько повозок сокровищами (драгоценные украшения и посуда, пурпурные ковры и одежды, более трех талантов чистого золота…) из богатой спартанской казны и повезли их на корабль. Так Александр в сопровождении Энея и других знатных родственников, гостеприимно принятый в доме Менелая в Спарте, совершает бесчестный поступок, которому нет оправдания. Ведь, если соблазнение на побег Елены можно объяснить вспыхнувшей взаимной любовью, то похищение сокровищ – преступное воровство.
В «Илиаде», Парис говорит, что на быстрых судах мореходных Лакедемон он с Еленой прелестной покинул и на скалистом острове они соединились впервые любовью и ложем.
Согласно Птолемею Гефестиону, некоторые говорят, что Елена была похищена Александром, когда она охотилась на горе Парфений; пораженная его красотой, она под могучим влиянием Пафийки, как собака, восторженно последовала за ним.
Дион же в своей речи говорит о том, что никакого похищения Елены вообще не было. Тиндарей посовещался со своими сыновьями, и подумали они по здравом размышленье, что не худо было бы им вступить в союз с могущественными царями Азии. Породнившись с Приамом, они получат влияние на тамошние дела, и никто уже не будет препятствовать их владычеству над всей Азией и Европой. Узнавшему об этом Агамемнону было, конечно, очень досадно, ведь он очень хотел, чтоб брат женился на прекрасной сестре своей жены Клитемнестры. Однако он не мог помешать Тиндарею, ибо тот был хозяином собственной дочери, да и сыновья его могучие внушали страх. Так что Елену Александр получил по праву, с согласия ее родителей и братьев, и возвратился с нею домой, полный торжества и ликованья. Приам, и все его сыновья, включая Гектора, и все остальные знатные и простые троянцы радовались этому законному браку и встречали Елену, прекраснейшую из земных женщин, жертвоприношениями и благословениями.
47. Посейдон запрещает Фетиде топить троянские суда [52]
Фетида давно с нараставшей тревогой ожидала начала большой войны, на которой, согласно оракулу, убьют ее милого сына Ахилла, если он будет сражаться и потому, как только узнала о похищении троянским царевичем Парисом Спартанской царицы Елены, до чрезвычайности взволновалась и решила весь его флот погубить.
По зыбким волнам плыли троянские корабли над пучиной, где была похоронена маленькая Гелла, сорвавшаяся со спины златокожего барана Крия, на котором она с братом Фриксом проносилась над морем. С ужасом видит со дна идейские весла Фетида и понимает, что никогда не бывают предчувствия матери ложны. В окружении таких же среброногих сестер богиня морская без промедления Нерея водный чертог покидает, но воды бушуют, Нереидам путь преграждая. Море все переплыв, Фетида всплывает на воздух, и сама себе молвит:
– Вижу, наконец, я этот флот, который сулит тяжкие мне печали и неминуемый траур. Вижу, сбылось предсказанье и истинны речи Протея. Брачные факелы ярко горят на корме корабля – то невестку Приаму Энио неистовая Ареса спутница по волнам быстро несет. Знаю, что скоро тысяча кораблей чернобоких покроют Эгейские и Ионийские воды. Мало того, что все присягают надменным Атридам, будут еще и Ахилла искать на воде и на суше, но хуже всего, что к ним и он сам захочет примкнуть. Видно, выбрала зря я для моего милого сына знаменитого двувидного мужа пещеру на Пелионе, там его точно будут искать. Горе мне! О материнского сердца поздние страхи! Я не сумела, несчастная, только лишь спущены были в волны наших морей корабли ретейские, вздыбить грозные воды и алчных злодеев преследовать страшной бурей, в помощь сестер всех созвавши. А может, еще успею? Поздно! Увы мне! Разбой уж свершен и свершилось бесчестье. Все же надо мне попытаться – пойти и к ногам припасть повелителя моря. Буду я бури одной лишь молить у Посейдона и Тефии.
Тут же владыку морей узрела Фетида. От Океана седого он ехал неспешно, из гостей, едою доволен, губы со всем лицом нектаром морским измазаны были. Свита большая следом неслась за царем – оруженосцы тритоны тихо пели и в трубы играли, славя морского владыку, а сам он правил огромным трезубцем своим золоченую колесницу, возвышаясь над водной гладью. Приблизившись к Посейдону, умоляюще молвит Фетида:
– О, глуби великой отец и владыка! Видишь ли ты, для кого злосчастную гладь на морской поверхности открываешь? Ныне плывет без опаски божественной красоты судья безрассудный, богатые трофеи везя, что украл у хозяев радушных. Ах, сколько стонов земле принесет он и небу и сколько мне неизбывного горя?! Чтоб этого не случилось, ты корабли их в море обрушь или позволь мне самой с сестрами их потопить! Нет в этом несправедливости и жестокости: может же мать за жизнь сына бороться! Скорбь мне развей, если не хочешь, чтоб я у троянской могилы, оставалась навечно.
Щеки себе и грудь расцарапав, так Посейдона молила Фетида. Однако моря властитель ей отказал, сурово сказав в утешенье:
– Я не трону флот дарданийский и ты его потопить не пытайся напрасно! Рок запрещает. Непререкаемой Мойрой выткано: надолго сплетутся окровавленные руки Европы и Азии; многолетней войны ход давно предрешен, Зевс отдал эти годы убийствам. Но великим ты сына узришь на поле сигейском! Ты победишь, ведь во Фригии стольких детей похоронят матери, теплою кровью, когда Эакид твой затопит тевкров поля, а вздувшимся рекам поток перекроет трупами и колесницу свою замедлит волочившимся Гектора трупом. Неотмщенной ты не будешь страдать: все моря тебе в помощь и бурю дам тебе в день возвращенья данайцев после разрушения Трои.
Молвил так Посейдон, и Фетида потупила взор, огорчившись строгим отказом. Очень хотела она потопить в бурном море флот весь троянский – теперь же планы иные стала лелеять в любящем сердце материнском своем и печально устремилась к земле Гемонийской. Трижды руками взмахнула, ногой оттолкнулась от глади, и уже дно фессалийское ее стоп касается белых. Печальная Фетида пребывает в тяжких раздумьях, томима своей материнской любовью.
48. Фетида решает спрятать Ахилла на Скиросе
Стаций поет, как праведным гневом была вся объята Европа, безумием сладким битв воспылав. К справедливому возмездию цари призывают; и всех по кругу обходит Атрид, чью жену не украли. Он в рассказах своих сильно приумножает коварство троянцев: будто подло увезли прекрасную питомицу Спарты могучей, дщерь Олимпийца. Будто бы попрано было все разом нечестивой той кражей и законы, и справедливость, и боги.
Когда пребывавшая в глубокой печали Нереида узнала о том, что оскорбленный Менелай с братом Агамемноном уже собирают по всей Элладе царей для похода на Трою, совсем побледнело среброногой богини лицо, нестерпимая мука ее ввергла в смятенье, и она сказала своему трепетавшему сердцу:
– Они, конечно, захотят забрать и моего мальчика, чтоб и он воевал под троянскими стенами, хоть и не был он женихом, да и сейчас для войны лет ему еще мало. Но ведь не забудет про него никогда не дремлющая старая Ткачиха Лахесис.
Узнав о прорицании Калханта, согласно которому, грекам не взять Трою без участия в войне Ахиллеса, Нереида забыла обо всем на свете и была одержима одной только мыслью, которую, как заклинанье себе твердила:
– Надо мне как можно скорее явиться к Хирону, чтоб Ахилла забрать, ведь в знаменитой пещере на горе Пелионе наверняка его будут искать посланцы Агамемнона. Я сама должна сразу же увезти его на дельфинах и спрятать так, чтоб никто его не нашел. Лишь бы дозволила ему не идти на войну седая пряжа столетий, что ткут непреложные Мойры, дщери жутколикой Ананке, ее наместницы на земле.
Стаций поет и о том, каким был Ахилл, когда в пещеру Хирона за ним мать Фетида явилась: мил он для взора ее: пурпурный румянец играет на белоснежном чистом лице, ярче золота длинные кудри сияют. Первый пушок не покинул еще щеки Ахилла, тихо сияют еще очи его, лицом же похож он очень на мать. Радостен был Ахилл, ведь под Фолойской горой кормящую львицу железом он поразил и в логове оставил убитой, львят же принес и с ними играет. Сразу, однако, отбросил он львят, лишь на пороге мать увидал. И жадно в объятья ее заключил он. Ростом Ахилл стал уже равен Фетиде, а ведь она богиней была, превышающей ростом обычных мужей.
Следом Патрокл появился, любовь его с Ахиллом возвышенная связала в те уже «пелионские» дни. Состязаться во всем он стремится с Ахиллом; почти равен ему был в делах, и по возрасту, уступая лишь в силе и безудержной смелости, и та же судьба ожидала его под древним Пергамом.
Разные яства дружелюбный Хирон выставляет на стол, и кубки он наполняет медосладким вином – дарами веселого Вакха. Лиру Кентавр, в прорицаньях искусный, вдруг достает, чтоб облегчить страданья Фетиды, струны слегка испытав, отдает черепаху Ахиллу. Юноша петь начинает о славы великих началах. Скоро ночь всех призвала ко сну, и Филирид огромный ложится среди замшелых камней, и утомленный за день Ахилл привычно стремится к нему и засыпает мгновенно.
Фетида же всю ночь бродила по скалам окрестным, сегодня особенно звучным от мерного рокота бьющихся волн, в тяжких раздумьях:
– Какое найти мне убежище надежное любимому сыну, в каких никому не известных краях его спрятать, чтоб не поплыл он под троянские стены, где ранняя смерть, согласно оракулу, его ожидает. Но, ведь Протей мне вещал о том, что Ахилл может, согласно предоставленной Мойрой людям свободе воли, может не плыть к Илиону, и тогда он проживет, хоть и бесславную, но долгую жизнь.
Тут вспомнила Фетида о мирном дворе царя долопов Ликомеда на небольшом острове Скирос. Девы, резвясь и играя, морской оглашают там берег. Эта земля Фетиде показалась самым надежным тайником для Ахилла. Богиня решительно хватает на руки спящего крепко сына – сон детский таким и бывает – и от Гемонийской пещеры быстро относит его на берег к водам, притихшим по ее божественной воле.
Тут к матери с сыном подходит полусонный Хирон, мудрый кентавр, сведущий в прорицаньях, он все давно понял без слов. И все же, хоть знал, что это напрасно, просит, чтоб Ахилл вернулся скорей и слезы тайком утирает. Встав на дыбы, уплывающих вдаль провожает он взглядом, смотрит, как пенятся в море следы их поспешного бегства. Знал прекрасно Хирон, что уж не вернется Ахилл никогда в Фессалийскую Темпу.
49. Фетида уговаривает Ахилла одеть женское платье [52]