Шаги в глубину

Как сказал! В этом месте я должна обделаться.

– Я с вами тоже поиграла бы, мальчики, – просипела я, хватая Дональда за плечи.

Он уже вспотел и теперь мерз. Меня еще раз ткнули шокером – в треть импульса, для острастки, и ворота начали открываться под сиреневое небо Х67.

Сколько? Двадцать три минуты примерно.

Я сделала шаг. Думать о том, сколько еще осталось, не хотелось. Ставки сделаны, бежать по-другому я уже не могу. Рулетка крутится, часики мигают, и все фишки на… Скажем так, на зеро.

Свой путь к «Кубу» я начала с широченной улыбки.

Почти двести пятьдесят метров до огромного черного куба, верх которого сходит на нет, растворяясь в эфире. Эту гадость надо строить под открытым небом, подальше от всего важного, потому что там – вход в обломок наших космических путей, изнанку, а изнанка – она такая, что лучше быть готовым убежать. Разряды, опять же.

Аллея Обреченных огорожена сетчатым забором, над ней парят видеокамеры, над камерами – сиреневое небо и рыжеватый взгляд солнца. Сегодня безоблачно, в воздухе многовато углекислоты, душно и парко, и так хочется зевнуть.

Кто-то орет, но от стимулятора заложило уши. Наверное, зеваки, у которых нет денег на место перед экраном. Ничего, потом пиратскую версию посмотрите. Обормот уже холодеет, ему совсем плохо, и я едва его веду. Что ж, есть одно преимущество: он не может сказать ни слова.

А ему ведь так, поди, хочется. И мы неплохо смотримся – рука об руку, вперед, к смерти. Романтика. Хоть бы поэму написал кто. Все равно ведь искусство – один сплошной обман – что вам, жалко?

Вот и верхушка тени «Куба» – слишком быстро.

Я увидела три свои тени, и каждая жила отдельной жизнью, потому что даже преломленный сквозь изнанку свет перестает быть просто светом и становится чем-то другим. Я оглянулась.

Огромные поля светопреобразователей, куда ни глянь, антенны, летное поле штурмовиков невдалеке. Все вокруг уже колеблется, уже дрожит, еще десяток шагов, и нас затянет в угольную грань, в многомерное путешествие. И шарик катится не туда, не туда, прочь от «зеро», и крупье уже изображает сочувственную улыбку… Алекса, откуда это? Ты что, играла, родная?

Наверное, на пороге смерти перед глазами проносится не только своя жизнь.

Рев сирены ПВО не спутаешь ни с чем – это как тебя засовывают в сабвуфер и включают драм-металл. Тревога набрала децибелов, она теперь орала по полной, и я облегченно нашла нужные сигмы нервных окончаний на шее у обормота.

И потому пропустила тот миг, когда в атмосферу ввалился челнок.

Пылающая звезда пикировала, не заботясь ни о чем – даже о торможении.

Угол падения и лучи солнца мешали сказать точно, но, по-моему, челнок даже ускорялся.

Дональд оживал у меня под мышкой, откуда-то слева в зенит протянулись шлейфы ракет, а я вгоняла ногти себе в ладони, понимая, что вот оно. Не отрывая взгляда от неба, я оглушила подбежавшего охранника, вывернула локоть и всадила его же указательный палец в воздушный фильтр.

А вот дальше пришлось опустить голову. Отобрать оружие – раз. Выстрел под сочленение на шее – два. Пнуть труп навстречу второму – три.

Mein Gott, обожаю арифметику.

Оборванцы бежали от ограды в металлическую степь, за мной гудела оголодавшая изнанка, и три охранника уже легли в пыль, когда грохнул первый взрыв. Отвлекаясь от подкрепления, я подняла голову.

Катер поймал ракету прямо рылом, вторая раскроила ему оперение, а потом на месте падающей капли полыхнул взрыв. На землю бросило всех: меня, солдат, пытавшегося встать Дональда.

Тишина, в которой звенел тонкий писк. Озноб, когда горячее всего кровь, плеснувшая из ушей. Я скрипнула горькой пылью Х67 и, не вставая, выставила ружье перед собой: пусть это плохой ствол, но даже с таким подыхать веселее. Разрезать сетку слева – там, где ближе всего летное поле и катера, а теперь можно отстреливаться, не думая о ставке на «зеро».

Солдат пока было мало, они залегли в пыль, понимая, что ни к чему геройствовать. Я стреляла из-за трупов охранников, по ним уже попали пару раз, и в раскаленный воздух ворвался смрад горящего мяса. Излучатель грелся, он жег мне руки, и казалось, что подпалена уже моя собственная ладонь под цевьем.

Никогда, слышите, никогда не экономьте на охлаждении, гады. Вдруг мне придется стрелять из вашего оружия?

В небе звонко хрустнуло, будто кто-то сломал огромный кусок стекла, и я невольно подняла взгляд. Из дымного облака, которое все плакало горящими ошметками катера, к земле опускалось пылающее синевой распятие. Широко раскинув руки и запрокинув голову, в ореоле крылатого свечения на поле боя падал последний гвардеец Его Меча.

Зеро.

Лиминаль ускорилась метров за двадцать до поверхности и приземлилась так, что плита перекрытия вздрогнула. Ближайшего к ней солдата подбросило и порвало в пыль.

«Нисхождение боевого энергетика. Холст, масло, кровь».

Сплошное сияние померкло. Бросив один только взгляд в нашу сторону, Рея развернулась к солдатам. Рогатые наросты на спине ее скафандра взорвались дымом, и короткие кривые клинки сгустились в руках Лиминали. Поднятый на лифте легкий БТР она, похоже, решила пока игнорировать.

Я поняла, что можно отвлечься, и вовремя: во-первых, нас обходили с тыла, видно, где-то там есть грузовые подъемники. Во-вторых, пришедший в себя Дональд поднимал брошенный ударный пистолет. Вряд ли, конечно, он собирается палить по мне, но лучше не рисковать.

Выключив обормота ударом под дых, я обернулась.

Солдат размазывало по Аллее Обреченных, я без понятия, из чего там сделаны эти ножи, но им точно забыли сказать, что на некоторых солдатах были щиты. Рядом что-то грохнуло, размытый силуэт прошел сквозь БТР, и машина просто развалилась, брызжа искрами.

Еще солдаты. И еще. И еще.

Великий космос, мне было жаль этих людей. Не потому что умирали – нет, Gott beh?te[1 - Боже упаси (нем.).], не потому. Большинство не могло даже видеть, насколько они прекрасны – отточенные движения их смерти. Пожалуй, ради появления такого стоило сдохнуть планете.

Комплексы потом, пока что ей надо помочь, потому что, в очередной раз проносясь мимо меня, Лиминаль прошептала: «Двести тридцать два. Двести тридцать один…» Я схватила за руку приходящего в себя обормота, подхватила с земли ствол и, низко пригибаясь, побежала к летному полю. Забора в том направлении больше не было.

В воздухе кружили пыль и пепел, их трепала сирена.

И только сейчас я сообразила, что уже слышу, только у борта ближайшего штурмовика – старого рыдвана, который во всех нормальных мирах списали к чертовой матери. Обслуга разбежалась, набат ПВО бился в бронированный борт.

Я залегла за массивной опорой штурмовика и успела на финал: Лиминаль, широко размахнувшись, выронила из рук десятка два ножей, и последняя волна подкрепления взорвалась фонтанами расплесканной брони и плоти.

А потом, покачнувшись, Рея выпала из своего размытого ритма боя и пошла к нам. Мой внутренний метроном соглашался: ее время и впрямь подходило к нулю. Я подняла тяжелый ствол и обстреляла залегшего за обломками БТР недобитка. Скафандр таял на Лиминали, черный дым стягивался к запястьям и щиколоткам, все явственнее проглядывало белое тело.

Плюнув в сердцах («Ну что ж такое, чуть-чуть не хватило, а?»), я осмотрелась: засранец за обломками прижат, еще кто-то там у «Куба» был… А, нет. Там двоих шибко умных затянуло в изнанку, когда они пытались нас обойти впритык к генератору.

Так, кто еще?

Я подплавила еще кусок бывшей брони БТР и пнула в борт штурмового катера, выдвигая лестницу.

– Э, капитан, подъем! Лови Лиминаль и убираемся отсюда.

Дональд очень хорошо реагирует на слово «Лиминаль», аж завидно. Я скользила прицелом по окрестностям, стараясь не думать, что там – по ту сторону штурмовика, кого еще созовет сирена, когда части самообороны опомнятся. Рея вырезала всех местных слишком быстро, и образовалась лакуна перед подходом свеженьких.

С другой стороны, могут ведь и чем-то крупным жахнуть… Я оглянулась на хищную черноту «Куба» и решила, что нет, не могут: разносить генератор изнанки при живой-то планете – это очень нездоровая мысль. Хотя если там кто-то понял, что спустилось с небес на грешную землю Х67, то могут и рискнуть.

Дональд еле плелся с Лиминалью в обнимку, его трясло теперь уже от холода, и выглядело все это дико двусмысленно. Вокруг горели трупы, большая часть тел превратилась во взвесь, впиталась в пыль, но я все равно считаю, что парень в грязной белой пижаме и голая девушка – это двусмысленно.

Наверное, это адреналин. Ну, и я пошлая.

Обстреляв обломки, я успела подпереть собой падающую парочку.