№ 3

Вышли.

На улице было относительно тепло, несмотря на раннее утро. День обещал быть жарким для конца сентября.

У подъезда стоял новехонький темно-синий Рэндж Ровер, из-за руля которого выглядывала физиономия Глебчика. Он мне кивнул, я ему тоже.

«Вот как, – подумал я, – Жених ее подруги, являясь студентом, ездит на Рэнджэ; я же, в свою очередь – на ржавом Пассате восемьдесят седьмого года».

Также подтвердилось мое предположение о меркантильности Ксении. Ведь Глеб казался уж совсем неказистым внешне, Ксюша же была довольно-таки симпатичной, почти красавицей. Если бы не брови.

«А может, я просто чего-то не понимаю или не знаю? – продолжал я рассуждать, – Вдруг у него писюн большой, и делать он им умеет нечто неистовое?»

Ксюша, завидев нас, вышла из машины нам навстречу. Мы поздоровались.

– Ну все, Ася, – обратился я к ней, – Прощай. Держись, все будет хорошо…

– А я думала, что мы тебя подбросим к вокзалу, – удивилась она.

– Нет, не надо, – ответил я ей, – Хочу прогуляться немного. Погода хорошая. Тем более, до электрички еще больше часа.

Она обняла меня на несколько секунд, затем отстранилась, произнесла:

– До послезавтра. А сегодня я позвоню тебе, когда все закончится.

Я промолчал, поскольку был уверен, что не возьму трубку.

Кивнул на прощание Ксении и Глебу, постоял, наблюдая за тем, как они отъезжают, затем накинул на голову капюшон своей куртки, достал сигарету, закурил и размашистым шагом направился к ближайшей остановке общественного транспорта.

Глава восьмая

В начале одиннадцатого я был уже в Борисове. Не стал ждать автобуса, пошел домой пешком, хоть и было далековато – сорок минут примерно. Шел быстро, на автомате, весь вспотел. По дороге заскочил в банк, обменял пятьдесят баксов на рубли.

Уже возле дома, зашел в магазин, взял корзину для товара, направился прямиком в отдел с алкоголем. Нагрузил в корзину бутылок пять, прошел к фруктам, взял еще два лимона и зачем-то прихватил ананас. Впервые в жизни покупал ананас.

Людей в магазине было немного, но работала лишь одна касса, в которую толпилась приличная очередь. Пристроился в конце.

«Сейчас пропаду и, тем самым, подтвержу сомнения Ксении в отношении моей порядочности, – пришла мысль в голову, – А еще она подумает, что я испугался ее угроз… Ну и хрен с ней».

Очередь двигалась очень медленно.

«Ася же решит, что со мной что-то случилось, – продолжал я размышлять, – Вряд ли она способна без веской на то причины и без явных доказательств сразу обо мне плохо подумать. Может даже предпримет попытку отыскать меня в Борисове. Но у нее же есть Ксения. Вначале та будет успокаивать Асю, отговаривать ехать куда-либо, потом станет ругать меня, убеждать ее в том, что я просто чмо, в итоге, думаю, убедит… Ну и отлично».

– Миша-а-а! Отмена! – прокричала кассирша; через полминуты прибежал охранник с ключом, кассирша начала тыркать по кнопкам толстыми короткими обманикюренными пальцами…

«А вдруг не убедит? – продолжал я терзать себя, – Вдруг Ксения сдастся? А ведь у нее есть фото моего паспорта. Кстати, она несколько страниц сфоткала, не обратил внимания какие именно, но допускаю, что и ту, где прописка указана. Ну и повезет Глебчик их двоих на своей крутой тачке, подаренной родителями за хорошее поведение, ко мне домой. Они начнут звонить в дверь, потом стучать – никто не откроет. Позовут ментов, те вскроют дверь и обнаружат меня бухим в говно, валяющемся в отключке, хорошо, если не на полу. Позор будет… Но так мне и надо».

Закончилась возня на кассе, очередь возобновила движение.

«Блин, поскорее бы, – переминался я с ноги на ногу, – Срать хочется, три дня внутри себя держу. Немного не вовремя приспичило… А так же ли мне сильно бухнуть хочется, как и в туалет по большому? – Да, почти так же. Хотя,…нет, не так: в плане бухла я могу и перетерпеть,… но зачем?»

Подошла моя очередь, я быстро выложил содержимое корзины на ленту, кассирша начала пробивать.

«Вот сейчас приду домой – и смою водкой все эти переживания», – не переставал я себя убеждать в необходимости вычеркнуть из памяти всю эту историю, но тут вдруг всплыл в памяти последний сон, и слова «не смывай». Стало не по себе, кровь отлила от головы, я покачнулся, чуть не упал…

– Извините, водку отмените, пожалуйста, – обратился я к кассирше дрожащим, каким-то не своим голосом, ком возник в горле, шею сдавило спазмом, губы и язык онемели.

– Всю?

– Да, всю, – еле выговорил я.

Кассирша одарила меня презренным взглядом, недовольно вздохнула и заорала:

– Миша-а-а! Отмена!

За спиной начали ворчливо перешептываться, я их всех мысленно послал на три буквы…

***

Придя домой, опорожнившись наконец-то, я, даже не переодевшись в домашнее, принялся расхаживать по квартире, оценивая ее состояние.

Ремонт был старым, но качественным, вроде как ретро – почти что неоклассицизм. С большой натяжкой и с легкой иронией, естественно. Много книг, советская мебель, относительно современная бытовая техника, приобретавшаяся около четырех-пяти лет назад. В принципе, даже где-то лучше чем у Аси, только уборку сделать, а то все засрано…

Я, кстати, в другом месте детство и часть отрочества провел, а то была раньше квартира моей бабушки. С мамой мы проживали в общаге семейного типа, выделенной ей от работы еще при СССР. С бабушкой мы жить не очень-то хотели (по крайней мере, мама моя), так как характер у бабули был нелегкий. Я бы не сказал, что она являлась такой уж несносной, но чересчур любила всеми командовать; властолюбивая, словом, была. Этого стало достаточно для того, чтобы моя мама предпочла ютиться с ребенком в общаговской комнате, вместо того, чтобы проживать в двухкомнатной брежневке со всеми удобствами. В начале девяностых общагу перевели в жилой фонд, и у части жильцов появилась возможность приватизировать свои жилплощади; эта же возможность досталась и моей маме, она не преминула ею воспользоваться. Когда мамы не стало, я перебрался-таки к бабушке, общаговских же пятнадцать квадратов с санузлом и кладовкой были проданы, на вырученные деньги сделан неплохой по тем временам ремонт в тогда еще бабушкиной квартире, кое-что из денег даже сталось мне, скажем так, в наследство. На протяжении же последних восемнадцати лет к тому моменту, ремонта в квартире, как такового, не было, лишь косметический там-сям; и еще я кое-какую бытовую технику докупал или заменял на более современную уже имеющуюся…

Решился приступить к уборке.

Первым делом, собрал всю пустую тару (скопилось много), вынес в мусоропровод, минут десять гремел бутылками на весь подъезд, забрасывая по одной, по две в загрузочный клапан; закончил, вернулся, сгреб грязную одежду и прочее тряпье – в стирку отправил; прошелся по всем комнатам, скомпоновал чашки, рюмки, стаканы, разбросанные хаотично по разным местам, составил их в ванну, принялся отмывать от засохших остатков чая, кофе, пива, коньяка. Добрался и до кухни: выдраил плиту, холодильник. Откопал какую-то завалявшуюся скатерть, застелил ею стол, на середину водрузил хрустальную миску непонятного назначения: то ли салатница, то ли конфетница, то ли ночной горшок; решил использовать ту загадочную посудину в качестве вазы для фруктов – поместил в нее купленные тем днем ананас и два лимона.

«Красиво! – любовался я своей работой, – Питер Клас бы меня похвалил, если бы увидел мою композицию. Не зря я ананас купил. Но нужно еще каких-нибудь фруктов, а то жиденько как-то». Подошел, поменял немного положение фруктов, отошел, еще полюбовался…

Ванной и туалету тоже досталось: все вымыл в самых труднодоступных местах.

Затем вооружился ведром и шваброй с тряпкой – и пошел шуровать. Из-под кровати выгреб два непарных носка и пустую бутылку от шампанского. Искренне удивился, так как забыл когда такое пил.

Вспомнил про давно завершившуюся стирку – принялся развешивать шмотки.

Завозился, увлекся, потерял счет времени, не чувствовал ни усталости, ни голода…

***

Было уже почти семь вечера, когда зазвонил мобильник. То была Ася.

– Да, Ася, слушаю, – ответил я запыхавшийся.

– Привет.

– Привет. Ну что? Как там?

– Все, – произнесла она и заплакала.