– А вот сейчас разберемся. Кто тебя не знает, тот ничего о тебе не скажет. Ни хорошего, ни плохого. Если он честный, не сможет. Он же тебя не знает. Перейдем к тем, кто тебя знает. Начнем с родственников. Ты еще живой. Ну кто из родственников скажет правду о тебе, еще не зная твоего завещания, зачем отношения портить? Спросите друзей? Они же потому и друзья, что не говорят правду о тебе. Зачем расстраивать друг друга? Узнать у врагов? Кто же им поверит? Они же враги! Маме поверят, но она же мама, она любит тебя не для того, чтобы говорить всем правду о тебе.
Федосеевичу понравилось, что его замечание вызвало столь обстоятельный ответ самого депутата, который продолжал:
– Сам у себя спроси – и узнаешь правду о себе, если не побоишься. Не все такие отважные и безрассудные. Один богатый американец сделал заказ киностудии: снимать его первенца раз в неделю по одной минуте, а на его пятидесятилетие смонтировать отснятое и вручить ему. Когда настал срок, юбиляру принесли кассеты. Он заперся в кабинете, никого не пускал и на третий день затворничества застрелился. Почему? Комментарии нужны?
– Думаю, что нет, – Василий поднял стакан, – знаешь правду о себе, не знаешь правду о себе, жизнь идет. Выпьем за радость жизни!
Все выпили до дна. Федосеич, не прося слова, расфилософствовался:
– Если человек создан по образу и подобию Творца, то каков тогда Создатель? У мусульман и иудеев его изображения нет, христиане рисуют приглаженным. Вы скажете: Божьи заповеди корректируют поведение человека. Но, позвольте, зачем тогда его корректировать, перевоспитывать созданного по Божьему образу и подобию? Вывод: или не получилось, или двойные стандарты.
– Не наливайте ему больше, – указал объективный прокурор.
– Но и не меньше, – уточнил Федосеич.
Назидательные речи адвоката начали вызывать раздражение. Однако последние слова: «Давайте теперь потрапезничаем молча» – напряжение уменьшили.
После смерти мужа Анны в ее доме не курили. Анна, заметив, как адвокат несколько раз вынимал пачку сигарет, а прокурор его одергивал, посочувствовала:
– Дорогие гости, покурите во дворе, а мы пока горячий стол подготовим.
«Куряки» противиться не стали и направились к беседке. Когда мужчины вышли, женщины стали прибираться.
Анне помогать не разрешили:
– Тебе сегодня работать нельзя, отдыхай, сами управимся, – остановила её бывшая коллега.
Анна сидеть без дела не привыкла:
– Можно, я пока в гробу полежу, устала больно, как-никак поминки.
– Почему бы и нет? Гроб же тебе принесли, попробуй, в следующий раз привычней будет, – одобрила доброхотка-соседка.
И отпетая покойница перекрестившись, полезла осваивать гроб.
8. Фотосессия
В то время к дому подъехал вишнёвый рено с надписью на борту «Капитал». Сначала из окошка выглянул водитель. Видимо, что-то сказал пассажиру. Тот вылез из машины и направился к дому. Мужчина был средних лет, в желтой кожаной куртке и с двумя фотоаппаратами. Один висел у него на шее, другой он держал в руках. Постояв во дворе, повертел головой, увидев крышку гроба и, никого не спрашивая, медленно заковылял к ней. Фотокорреспондент газеты «Капитал» не любил быстро ходить. Войдя в открытые двери, прошел коридор и наткнулся на гроб. Женщины суетились вокруг стола. Одна из них доброжелательно предложила ему выпить рюмку, пока гости курят. Он не отказался, поднял рюмку, перекрестился, крякнул. Видимо, в предыдущей жизни он был в утином племени. Ему нравилось кряктеть. Подождал, выпил еще одну рюмку, опять крякнул. Взял маслину, понюхал, съел. Стал рассматривать комнату. Женщины уже ушли. Сделав общий снимок, перекрестился, пробормотал «Бог троицу любит», налил и выпил третью рюмку, закусил маслиной. Откинулся на кушетку и сразу задремал. В это время во двор вошла симпатичная девушка в джинсовой юбке, джинсовой куртке и джинсовой кепке. Увидев людей в беседке, шагнула к ним:
– Это дом Анны Георгиевны? Василий среагировал первым:
– Да, а в чем дело?
– С Анной Георгиевной можно переговорить?
– Сможешь только увидеть. Видишь открытую дверь возле крышки гроба? Тебе – туда.
Девушка кивнула, остановилась у крышки гроба, которая всерьез не воспринималась. На ней сидел рыжий котенок. Снизу Кагор дружелюбно погавкивал на него. Девушка перекрестилась и вошла в дом. В большой комнате увидела в гробу Анну, снова перекрестилась, коснулась ногой похрапывающего фотографа. Тот проснулся и уставился на девушку:
– Чего хочешь?
– Вот привет передать Анне Георгиевне. Где она? – и вынула конверт.
– Положи в гроб, она на том свете прочтет. А мне не мешай.
– Вот вы и положите.
Девушка всучила ему конверт, сделала снимки на мобильник и, не мешкая, удалилась. Во дворе ее окликнул веселым голосом Василий:
– Ну, поговорила?
Девушка раздраженно буркнула.
– Не грешно вам смеяться в такой день, – повернулась и столкнулась с входящим строгим мужчиной в очках.
– Извините, я из Налоговой инспекции, как найти мне госпожу Анну Сырбу?
– Опоздали, в гробу она, видите крышку у двери.
– Как в гробу? А кто налог за квас платить будет?
– Сделайте запрос в парламент, – рассмеялась джинсовая девушка.
В это время мастер объектива, прежде чем взяться за работу, выпил еще рюмочку, крякнул и начал щелкать фотоаппаратом, снимая гроб под разными ракурсами. Залез на стул, желая зафиксировать вид сверху. Вспышка пробудила задремавшую Анну. Она открыла глаза, испугалась наставленного на нее объектива фотоаппарата, взмахнула руками:
– Чур-чур, не меня! Изыди, сатана, изыди, еще поминки не кончились!
Фотограф, получивший новое, не дворянское звание, испугался еще больше. Свалился со стула, ударился затылком о табурет. Гроб покачнулся и перевернулся. Анна упала на фотокора. Тот дернулся и потерял сознание. Сбежавшиеся женщины закричали, зовя на помощь мужчин. Беседка во дворе мигом опустела. Вскоре приехала машина скорой помощи и увезла кряктуна.
9. Поминальный коллоквиум
В комнате стало просторнее. Гроб убрали. Рассевшиеся вокруг стола гости улыбались, уже не стесняясь. Голубцы в виноградных листочках манили ароматом, вино в стаканах искрилось. Чокались, не соблюдая принципа четности. Голос тостирующего спикера звучал почти без официоза.
Кто в зрелом возрасте не может не давать советы? Таких мало найдется. Тем более, в южном городе. Тем более, после рюмочки. И не имеет значения, разбирается или не разбирается в обсуждаемом вопросе желающий дать совет, но дать совет он обязан. Причем не важно, оценят его или нет.
Спикер был неудержим:
– Как видите, все уладилось, успокоилось, можно провести коллоквиум.
– Чего провести? – не мог успокоиться Федосеич.
– Коллоквиум – слово латинское, означает беседу, разговор.
Вот мы и поговорим о нашей уважаемой Анне Георгиевне.
Какой таксист не любит быстрой езды, нарушая все правила? Федосеич не стал исключением. Он не дал поминальному спикеру закончить фразу. Встав с поднятым стаканом, вежливо начал:
– Mille pardon, чёрт побери, господа! Позвольте нам, простым людям от баранки, пожелать, чтобы по дороге к Отцу нашему, когда Он призовет, Анне не мешали дорожные инспекторы.