Василий удивился:
– Ну, ты даешь, шашист. Какие там инспекторы? Они все в аду. А у Анны маршрут: земля – рай.
Таксист, названный «шашистом», обидчиво насупился:
– Ты мало с ними сталкивался. Полицейские инспекторы где угодно прячутся, хотя по закону не имеют права, но права потом качают, и четко знают, кого трогать чревато. Мы, таксисты, к таким не относимся. Потому мой тост справедливый.
– А что, Анна на такси в рай поедет? – продолжал подначивать Василий.
Спикер вспомнил о своих обязанностях:
– Предложение поступило, я поддерживаю уважаемого шашиста, тьфу, уважаемого господина таксиста. Он предупредил о возможных препятствиях в дороге, предупредил обоснованно, на основе личного опыта. Сколько лет за рулем, уважаемый?
– Через месяц тридцать будет.
– Слышите, тридцать! Месяц отбрасываем, как отпускной. Нельзя не считаться с таким опытом. Итак, за хорошую дорогу Анны Георгиевны, без излишних контролеров! Можно чокнуться.
Таксист, довольный признанием, снисходительно обратился к Василию:
– Ну что, Вася, вперед? – и чокнулся с ним. – Стоклеточные шашки не для тебя. Играй в простые.
Будущее Анны не могло оставить равнодушными соседок, а Прасковью плациндовну в особенности. Она немедленно повернулась к Федосеичу:
– Уважаемый, простите, мы не знакомы с вами. Как вас величать?
Непривыкший к подобному вниманию, он засмущался:
– Семен я.
– А по отчеству?
– Федосеевич.
– Так вот, скажу я всем вам, – она обвела взглядом сидящих за столом, – наш Семен Федосеевич, хотя не из муниципия, но прав. Дороги – дело серьезное, на них всякие встречаются. Хватает разных там. И инспекторов тоже. Сколько на ней ям больших и маленьких? И не везде дорога ровная. Потому соглашусь с опытом Семена Федосеевича и добавлю пожелание Анне, чтобы ее не трясло по дороге. А с вами, Семен Федосеевич, хочу чокнуться. Я была на рынке, видела как вы подушку покупали. Сам большой, и голова у вас крупная, а взяли маленькую подушечку.
– А мне большая не нужна. У моей жены грудь восьмого размера.
Изяслав, хотя адвокатом не был, за словом в карман не лез, ни в свой, ни в чужой, пил мало, выглядел обиженным, но напомнил о себе:
– Вы меня снабженцем называете. Между тем, по-современному, мы все менеджеры и чем-то управляем.
Статистик играл роль резонера:
– Или делаем вид, что управляем.
Реакции не последовало. Изяслав продолжил:
– Каждый из нас в своих делах менеджер. Я – купипродай сантехнику, Анна – менеджер по квасу, уважаемый господин прокурор – по государственным законам, не менее уважаемый господин адвокат – тоже по законам, но с другой стороны. Наш ребе, да пусть он проживет 120 лет, говорит:
«На небесах тоже разделение. В чистилище, как в синагоге: мужчины и женщины отдельно.» Я его спросил: почему, грехи-то общие? Разве не так? Вы знаете, что он мне ответил? Так я вам объясню. Ребе сказал: «Я сам грешник, но Божьи заповеди чту. Так что и у меня самого разделение в голове». Давайте выпьем за батюшку, который поддержал Анну!
Представителей общества трезвости за столом не оказалось.
Мария, любительница прогнозов погоды, слушавшая их по всем радио и телеканалам, и далее прогнозировала сама, дополнила тему переселения в лучший мир:
– Но все равно в дорогу одеться нужно потеплее. Дабы не простыть. На голову – шапочку вязаную, на ноги – носки шерстяные. В рай больного могут не пустить, чтобы других не заразить. Тогда что делать? Возвращаться? Поздно. И где лечиться прикажите? Может, там полис не действует. Земли уже, – она развела руками, – а неба еще, – она свела руки, – и на том свете хочется жить здоровым.
Коллега Анны по работе, дожевав соленый огурец, начала размеренно:
– Послушала Семен Федосеевича и скажу, не стесняясь: я с ним согласна. Опыта нам не занимать, как-никак вместе с Анной больше четверти века в одном цеху водичку лили. Потому важно для Анны, чтобы начальник справедливый и добрый там оказался. Он психологический климат создает.
Но сомелье плацинд была начеку:
– Фрося, воды ты, конечно, налила немало, но, скажи, какой начальник в раю? Если там появятся начальники, то и раю конец.
Однако цеховой психолог замечания не восприняла:
– Для кого Фрося, а для кого Ефросиния Михайловна, между прочим. Ты, Парасковья, дальше своего забора не ходила, видно. На работе как? Если начальник только гаркает, не понимает, когда потребовать, когда поблажку дать, добрые слова забыл, то с таким начальником работать не в дугу. Люди увольняться станут.
Молчавшая до сих пор соседка, сидевшая слева от сослуживицы Анны, очнулась:
– Какой начальник попадется, конечно, важно. О чём вы говорите, какие увольнения? В раю не работают, в аду – другое дело, даже черти трудятся, проверяют температуру в котле, управляют грешниками, но всё же главное – не то. Нам, женщинам, без мужика жизнь не в радость, одно бытие. Для укрепления семьи я бы установила нормативный минимум проживания в браке. И за его соблюдение доплачивать к пенсии, а при нарушении – снижать пенсию. Тогда супруги не раз подумали бы, прежде чем разводиться. Я думаю, – она показала пальцем на потолок, – правда, я там не была, но, уверена, и там тоже самое. Скажу по-культурянски: что за райская жизнь без хорошего мужика? Это не райская жизнь – одно безделье. Вот я и желаю Анне там найти такого мужика.
Ефросиния Михайловна перестала поглощать голубцы:
– Я тебя, соседка, конечно, уважаю. Ты легка на поману[2 - Помана (скушмарийского) – подарки в честь памяти упокоенного.], но напомню ещё раз про забор, дальше которого ты не видишь. Не помнишь – в раю Анну ждет муж Дмитрий. Какая у них любовь была! А ты – мужичка искать.
– Зря ты меня кособочишь, – пожаловалась левая соседка, – Анне легко, у нее только один Дмитрий и был, а мне каково? Троих мужей похоронила. В промежутке сколько мужиков, уже не упомню, но никого не обижала. Каждому говорила, что он у меня второй.
– А кто первый был?
– Военная тайна. Мы жили по соседству с воинской частью.
– Может, твой первенец – сын полка, – попытался смутить Изяслав.
– Возле нас стоял не полк, а бригада карабинеров, – уточнила левая соседка.
– А я вот всю жизнь одинока, – вздохнула соседка с права.
– Как одинока? – удивилась прогнозистка – у тебя же муж есть.
– Вот то-то и оно, только он и есть, – снова вздохнула правая соседка.
– Господь терпел и нам велел, – не согласилась Мария.
– Ему легко, он вечен, потому и терпелив. Я в зеркало посмотрю – сама себе противна. Уже все, и терпеть нечего, – и обратилась к Василию, – ты молодой ещё, не обижайся на старую. Вот по заграницам ездишь, тогда скажи, сколько можно с собой брать безпошлинно спиртного и сигарет?
Василий недоумевающе посмотрел на любопытную: