Трещина

– А ты куда? – забеспокоилась мать.

– Сегодня мое дежурство в детсаду, – сказал он, беря сумку и выходя из квартиры.

Утром сидя на лекции, он взвешивал все за и против. Конечно, хорошо на какое-то время уйти от проблем, накопившихся за последний год, передохнуть, разобраться со своими подругами, подумать о дальнейшей карьере, отдохнуть от пьяных вечеринок. Хорошо было бы вернуться с «табуля раза» (чистой доской) в голове, а потом можно и на новый круг жизни. В армии можно вступить в партию, на гражданке провернуть это очень трудно, кругом сплошные карьеристы, все прут туда. А может, заберут служить за границу, в Германию или Венгрию, слышал сейчас идет большой набор в Афганистан. Там можно отовариться пластинками и джинсами по дешевке, и мир посмотреть. Говорят, и дедовщины в армии сейчас нет. С другой стороны, терять два года просто так тоже не хотелось. Имея много знакомых, отслуживших в армии, он видел трансформацию в психике людей «до» и «после». Многие говорят «возмужал» после армии. Но после армии, люди словно выгорали изнутри, все были похожи друг на друга, все действия как будто роботизированные, по шаблону. Вернулся, женился, пошел на работу, купил польскую стенку, наплодил детей, стал инвалидом по болезни, посидел несколько лет на лавочке у подъезда, и все, ку-ку. В общем, работа – дом, работа-кладбище. Это пугало. Что там с ними произошло? И, все-таки, Стас решился пойти в армию, срочно сдав сессию, благо время до срока явки по повестке еще было.

Станиславу Романовичу Смидовичу на вид было лет двадцать, высокого роста, спортивного телосложения, приятной наружности. Особых внешних примет не имелось, и он ничем не отличался от тысяч сверстников. По характеру спокоен, общителен, хладнокровен, практически сангвиник, с хорошо подвешенным языком, и большим кругозором. В любой компании всегда легко находил язык с разными собеседниками, и мог разговаривать на любые темы, пересыпая фразы цитатами из книг и латинскими поговорками. Не любил создавать конфликтные ситуации, был сторонником мирных решений. В последнее время, сильно избалован вниманием девушек, поэтому всячески старался уйти от серьезных отношений с ними. Был он в меру ленив, любил выпить, послушать хорошую музыку. В детстве учился в музыкальной школе по классу фортепиано, но не закончил ее, переметнувшись в спортивные секции. Занимался спортивным ориентированием, самбо, большим теннисом. Учась в школе, играл в нескольких музыкальных коллективах, выступал на городских соревнованиях по самбо. Без посторонней помощи и репетиторов поступил в медицинский институт. Живя с родителями, и пользуясь всеми радостями «бесплатной» жизни, на хорошую одежду, развлечения и рестораны зарабатывал сам. Раньше это была только спекуляция «фарцовка», торговал всем; значками с фото популярных западных музыкантов, жевательной резинкой, джинсами, мохеровыми шарфами, исландскими свитерами, монгольскими дубленками. На заработанные деньги купил швейную машинку с оверлоком. Скопировав выкройки, начал шить «самопал». Брюки, джинсы, кожаные сумки. В общем, все то, чего не было в советских магазинах. И что можно, красиво запаковав в целлофан, впарить на вещевом рынке, вместе с фирменными вещами. В последнее время это стало опасно, многих знакомых спекулянтов посадили, а за один только доказанный факт, отчисляли из института. Но приторговывать фирменными вещами для студентов, в небольших количествах было возможно. Естественно объемы этой деятельности сократились в разы, приходилось подрабатывать ночным сторожем, в детсадах, магазинах, и даже бассейнах. Это конечно не очень удобно, раз в три дня спать не дома, а на стульях, кушетках и столах без простыней и одеяла. Зато пришел к 23.00 пост принял, поспал, в 7.00 пост сдал и пошел досыпать на лекциях. Но главное, зарплата в 80—90 рублей позволяла относительно безбедно существовать. В последнее время, учась в институте, увлекся стройотрядовским движением, на летних каникулах, строили сельхоз объекты, а осенью ездили с агитбригадами. И это было лучше, чем перебирать мерзлую картошку на поле. Учеба давалась легко, и можно было бы получать и повышенную стипендию, если бы не огромное количество пропусков занятий. А отработка пропущенного, занимала много драгоценного времени. Хвостов по учебе не было, и то ладно. Диплом и так получит, рассуждал он, а после окончания ВУЗа Стас не планировал долго засиживаться простым доктором, его влекла карьера крупного организатора здравоохранения.

Часть 1. Отвесное падение

Весь ужас своего положения Стас понял, когда работник военкомата забрал у него паспорт и другие документы. Старший лейтенант после этого сразу изменился, никаких «вы», а сразу на «ты», в глазах холод, в голосе командные ноты.

– Если нужно в уборную, вон толчок, – сказал он, указывая на желто-зеленый покосившийся домик, – не вздумай употреблять спиртное, сиди и жди перекличку. Дважды повторять не будут, не заберут сегодня, ночевать будешь на плацу. Шагом марш. Стас ответил:

– Понял, спасибо, – и побрел осмотреться.

Стояла поздняя весна, середина мая, а на улице было очень холодно. Апрель, побаловав теплом, запустил бурный рост растений, все зацвело, зазеленело. Но в мае холодный арктический фронт накрыл область снегопадами и заморозками. Люди, не зная, что одеть, делали выбор в пользу зимней одежды. Но сегодня выглянуло яркое солнце, и, припекая как летом, заставило щуриться и расстегивать верхнюю одежду.

Сборный пункт, это заасфальтированный участок земли с двухэтажным домом – конторой, куда входили и выходили военные, неся кипы документов, и уличный туалет. В стороне из земли торчала водяная колонка. Окружен он был кованным металлическим забором, высотой метра два, увенчанным погнутыми пиками, и въездными воротами, возле которых стояли солдаты с повязками дежурного по КПП. Позади забора местами росли раскидистые деревья, создавая тень молодой листвой. На плацу на вещмешках и чемоданах сидели и лежали призывники, некоторые расположились в тени деревьев, где-то бренчала расстроенная гитара. Только сейчас Стас обратил внимание на людей, стоявших за забором. Наверное, родители новобранцев, подумал он. Изредка оттуда кто-то выкрикивал фамилии и названия населенных пунктов и деревень, им отвечали и подходили к ограде. Слышались негромкие, в основном женские голоса, иногда кто-то всхлипывал.

– Как на войну провожают, – подумал Стас. Окинув взглядом призывников, желая найти собеседника, он не смог ни за кого зацепиться взором, это была не его аудитория. В основном это были жители деревень, почти все были одеты в старые фуфайки и телогрейки, из прорех которых торчала вата, да в старомодные потертые пальто и овчинные, засаленные полушубки. На ногах были разного рода кирзовые и резиновые сапоги, грубые ботинки и ботиночки «прощай молодость» из войлока с замочком по центру. В общем, все то, что можно было без жалости, потом выбросить. Некоторые были уже пострижены наголо. Почти все что-то жевали, доставая из вещмешков, каждый себе, домашние заготовки, кто сало, кто печенье. Запивали молоком, налитым в водочные бутылки и заткнутые свернутой газетой, сырой водой, налитой из колонки, а кто-то с осторожностью, и выпивал. В нескольких местах играли в карты на «щелбаны», радостно отщелкивая, по лбу друг друга, костяшками пальцев.

Стас заприметил двух парней, отличавшихся от других. Прилично одетые они сидели на своих сумках, курили, и наблюдали за происходящим. Один из них был высокий в красной куртке – ветровке и потертых джинсах, другой среднего роста, с длинными волосами, одет в короткое черное двубортное пальто и серые расклешенные брюки с кепкой на голове. Стас подошел к ним и сказал:

– Привет, можно присесть? – парни кивнули.

– Ты откуда? – спросил высокий.

– Из меда, – ответил Стас, отсрочку потерял.

– Я из политехнического, такая же ерунда.

– А ты?

Парень в черном пальто неохотно ответил:

– Окончил художественное училище, и вместо обещанной работы загремел в армию. Повисла небольшая пауза.

– А что здесь происходит? – спросил Стас.

– Покупатели из воинских частей отбирают себе бойцов, как наберут нужное количество, будет перекличка, и повезут в разные стороны, – ответил художник.

– А повлиять на выбор можно как-нибудь, может, я хочу в Германию.

– Шутишь, – ухмыльнулся высокий парень, – это конец весеннего призыва в армию, всех, кого надо было набрать в нормальные войска, уже набрали. Остался один стройбат и желдорбат, туда забирают всех остальных. Хромых, косых. Но лучше пойти в стройбат, можно хоть денег заработать.

Станислав это уже понял, хотя и был раздосадован, что не узнал этого раньше. Когда он рассматривал собравшихся здесь призывников, тогда еще подумал, как можно за два года сделать что-то из этого материала. Заскрипели ворота, открываемые солдатами, и на территорию въехали четыре автобуса.

– Стас, Стасик, – услышал он знакомые голоса. Подняв голову, он увидел у забора небольшую компанию людей, просунув руки между прутьями, махали чьи-то белые ладошки. Он встал, взял в руки сумку, и пошел к ограде. На глаза навернулись слезы, молодцы, не забыли, пришли. Но по мере приближения к ним, он вдруг ощутил, что между ними уже как будто выросла стена, что они смотрят на него, как на зверя в зоопарке. Они там, на свободе, едят пломбир, смеются, а ты как лев, бегаешь внутри клетки. Возможно, ему это просто показалось, ребята весело махали ему и были искренне рады. Проводить его пришли четверо парней, среди них гардеробщик Саша, и девчонки Аня и Лена.

– Ха-ха-ха, привет, еще не обрили, – сказал кто-то из парней, – куда повезут служить? Автомат дали? Почему штаны без лампасов?

Лишь девчонки спросили:

– Ты что-нибудь ел, не голоден?

Оказавшись в кругу друзей, после долгого молчания Стаса прорвало, и он, без перерыва, рассказывал им анекдоты, почему прапорщики не едят соленых огурцов, сколько надо прапорщиков, чтобы завернуть лампочку и другие шутки. Все дружно покатывались со смеху, было весело и время летело незаметно. Лена сделав знак рукой, поближе наклонилась к решетке, Стас наклонился к ней. По всему было видно, что, Лена имела высокое социальное положение, она выгодно отличалась от других. Среднего роста, светлые волосы подстрижены под «Сэссун», правильные черты лица, в ушах и на пальцах рук сверкали бриллианты. Ослепительно белый пиджак с надставными плечами, имел трапециевидную форму, под ним короткая синяя юбка в крупную складку, на ногах светло-голубые лосины до щиколоток и белые туфли-лодочки.

– Ты все решил? – спросила она.

– Да, – быстро ответил Стас.

– Я говорила с отцом, он, конечно, удивлен твоим полетом фантазии, – Лена сделал паузу, – у него на тебя были большие планы. Может, еще передумаешь? Пока не поздно.

– Я все решил, – ответил он. Лена нервно пожала плечами.

– Что там за секреты от нас? – раздались голоса ребят.

Внезапно на плацу все пришло в движение, призывники вставали, слышались громкие голоса, из конторы выходили военные с коробками документов.

– На чем я остановился? – бодро начал Стас, но увидев происходящие перемены на призывном участке, осекся на полуслове. Быстро погрустнев, сказал:

– Ну, все друзья, мне пора, скоро увидимся, пока. Саша собери все, что осталось от наших дел у себя, потом разберемся, обратился он к гардеробщику. Девочки всех целую.

Стас решительно повернулся и пошел к центру плаца. В голове мелькнула мысль, поскорей бы они ушли, не смотрели бы на печальную сцену загона скота в «скотовозку».

А на плац из конторы выходили военные, офицеры и прапорщики, а с ним несколько сержантов. Они тащили огромные картонные коробки с документами, формулярами, папками. Разделившись на четыре группы, и разойдясь в стороны, военные поставили коробки на асфальт. Начиналась перекличка. Чтобы не было путаницы, каждая группа дожидалась конца переклички предыдущей. Сержант первой группы, взяв в руки мегафон, стал выкрикивать фамилии. Услышав свою фамилию, призывник подходил к старшему офицеру. Прокричали очередную фамилию, и знакомый Стаса, тот, который высокий, взяв свои вещи, пошел к своей группе. Огласив весь список и собрав всех, призывников повели к автобусу. Стас, и художник, молча, ждали своей участи. Сержант с мегафоном начал новую перекличку. Послушно, как заколдованные люди, услышав свою фамилию, вставали и шли к центру.

– Смидович, – выкрикнул сержант. Стас безучастно сидел, потом внезапно подскочил, сказал зачем-то:

– Я, – и, взяв вещи, пошел к своей группе. Закончив сбор, всех повели к автобусу. Закрыв заднюю дверь, и поставив возле нее сержанта, прапорщик со списком встал у передней двери, второй сержант стоял позади ватаги призывников, контролируя тылы.

– Как в кино. Не хватает только лающей овчарки и фашиста с автоматом, – подумал Стас. Прапорщик снова выкрикивал фамилии, и призывники загружались в автобус. Сержант с тыла покрикивал:

– Быстрее, не задерживаться, – и люди, недавно спокойно, даже вальяжно сидевшие и лежавшие в ожидании отправки, внезапно побежали. Быстро заскакивая на подножку, и преодолевая ступеньки, запинались, падали, заволакивая свой скарб внутрь транспорта. Сержанты, почувствовав свою власть, покрикивали уже в проходе автобуса:

– Плотнее садиться, не курить, не распаковывать вещи.

Призывники присмирели, и лишь крутили головами по сторонам, протирая руками, запотевшие стекла окон и силились что-то увидеть в них. Двери закрыли, автобус поехал. В нос Стасу ударил сильный запах смеси перегара, старой овчины, грязных носков и дешевого одеколона. В обморок, конечно, он и не думал падать, на вскрытии в анатомке и не такое нюхал. Но все же, это вызывало ощущение того, что он не может уже ничего изменить, и нет возможности, ни на что повлиять самому. Его несло по течению.

Автобус приехал на железнодорожный вокзал, заехал на платформу в тупик и открыл передние двери. На путях одиноко стоял ободранный общий вагон, двери были открыты. Возле вагона переминались с ноги на ногу, дежурили еще два сержанта сопровождения. Вагон прицепят потом к поезду, подумал Стас. Не давая передышки, и видимо, чтобы избежать разбредания призывников по перрону, сержанты встали живым коридор между автобусом и вагоном. Прапорщик скомандовал:

– Переходим в вагон, вещи не оставлять, не задерживаться.

Раздались голоса:

– А покурить, дайте покурить.

– Покурите в вагоне, окна там откроем, – парировал прапорщик. Продвигаясь к выходу из автобуса Стас заметил того парня, художника, он шел впереди. Отлично, сяду рядом с ним, будет хоть с кем поговорить, подумал он. Выйдя на перрон, Стас понял, зачем нужна была та поспешность, с которой призывников запихивали в вагон. На перроне то тут, то там появлялись провожающие, это были уже не родители, а друзья- приятели. Все они были навеселе, громко разговаривали, некоторые откровенно пьяны, и в их сумках слышалось подозрительное позвякивание. Призывники, зашедшие в пока еще чистенький вагон, рассаживались по купе, распределяя свои вещи по полкам и рундукам, открывали окна, закуривали, выпуская наружу клубы дыма. Общаясь через открытые окна с провожающими, призывники то и дело принимали внутрь вагона звякающие сумки и пакеты, быстро пряча их в вещах. Сержанты, пытаясь пресечь пронос спиртного, ходили от одного купе к другому и кричали: