Трещина

– И земляки вчера все допили, – сказал один из сидящих.

– Слышь, город, выпить есть? – спросил у Стаса Бажен.

– Откуда, пожал плечами Стас, и, чтобы быть на одной волне, соврал, – вчера все выпили.

– Он нам еще два рубля должен, – вставил Хомяк.

– Потом разберемся, – отмахнулся Бажен.

Между тем наступил вечер, и новобранцы приближались к станции назначения. Сержанты заходили по проходу, будили спящих призывников и командовали:

– Всем собрать вещи, сесть на нижние полки, приготовиться к перекличке, остановка поезда 15 минут, не задерживаться.

Поезд остановился, призывники, вышли на перрон, крутили головами, и оглядывались, пытаясь прочитать название станции. Их встретило темное небо без звезд и луны и сильная влажность воздуха как после дождя. Сбившись в кучу, они попытались на перроне присесть на свои котомки.

– Разобраться в колонну по три, вещи в правую руку, шагом марш. Бесформенная колонна вышла из вокзала, и пошла по краю дороги за прапорщиком.

– Командир, а где автобус? Долго идти? Скоро придем? – зазвучали голоса.

– До части три километра, идем строем, не растягиваться, – прикрикнул прапорщик. В полнейшей темноте, шли по дороге, освещаемой только фарами проезжающих машин. В строю замелькали огоньки сигарет. Почувствовав приближение части, сержанты начали чаще подавать команды.

– Отставить курение в строю, не растягиваться, шире шаг, держать строй.

Показались ворота со звездами на створках. Ворота открылись, и призывники недружно ввалились на территорию части. Тусклый свет фонарей уличного освещения позволял рассмотреть несколько рядов одноэтажных бараков. В части был уже отбой, поэтому кроме дежурного офицера и его помощника никого не было видно.

– Куда их? – спросил прапорщик.

– В первую роту, – ответил дежурный. Строй двинулся дальше. Внезапно в бараке открылась форточка, и высунувшаяся голова, нарушая тишину, возопила во все горло:

– Вешайтесь суки, вам конец пришел.

Стали открываться и другие форточки, рев голосов сливался в вой у-у-у:

– Вешайтесь, падлы!

Сержанты сопровождения, радостно ухмыляясь, усилили давление.

– Идем в ногу, раз – два, раз – два, держать строй, подтянись.

Призывники, ожидавшие услышать при встрече, как минимум марш «прощание славянки», втягивали головы в плечи, испуганно тараща глаза в сторону криков. Всех завели в помещение роты, развели по спальным комнатам, где на двухъярусных кроватях уже лежали матрацы и подушки, без простыней и одеял.

– На сегодня отбой, – приказал дежурный по части. Всем отдыхать, через пять минут будет потушен свет.

Стас прилег на кровать нижнего яруса, свернулся калачом, накрылся своей курткой и сразу же заснул.

Утро началось с команды:

– Подъем, выходи строиться, – зевая и почесываясь, разношерстная толпа вышла из помещения роты.

Всех призывников разделили на три взвода, а каждый взвод на три отделения. Отделение Стаса повели в каптерку, где каждому выдали трусы, майку, повседневную форму, портянки, сапоги, пилотку, ремень. Все, кроме трусов и маек было новенькое, и Стас быстро переодевшись, сидел на своей кровати и спичкой, окунаемой в баночку с раствором хлорки, подписывая свое обмундирование. Вид, конечно, у него был аховый, форма была великовата, и пузырилась в бедрах, рукава были чересчур длинны, а ворот широк. Кое-как, намотав новые жесткие портянки, он надел тяжеленные кирзовые сапоги, тоже великоватые, хлябающие в голяшке. Встав, попробовал пройтись. Все было неудобно и непривычно, как тяжелый водолазный костюм.

Построив новобранцев перед зданием роты, начали представлять командиров. Оказалось, у Стаса теперь с десяток командиров: командир отделения, зам комвзвода, командир взвода, старшина роты, замполит, командир роты. А есть еще и руководство части. Командир роты капитан Кадушкин, человек с кривыми кавалеристскими ногами, и косившим глазом, задвинул речь. Он говорил о том, что Родина поручила им служить в военно-строительном отряде, а коротко ВСО, это почетная обязанность каждого гражданина, этот отряд прошел большой трудовой путь, что им предстоит работать на строительстве химического комбината, где трудятся сотни и тысячи комсомольцев, коммунистов и беспартийных. Что партия и правительство ждут от них ударного труда. Объяснил принцип обращения военных друг к другу. Теперь надо было представляться при рапорте начальству, – военный строитель, рядовой такой-то. Наконец он объявил, что в роте объявлен карантин, призывники будут проходить в ближайшие десять дней курс молодого бойца, затем примут присягу, и в течение двух лет с лопатой наперевес, будут отдавать долг Родине. Затем старшина роты, построив повзводно, в колонну по три повел воинов на завтрак. Своей столовой в батальоне не было, а была она в соседней части тоже ВСО, примерно в километре от этой. Еще недавно пестрая, разношерстая толпа, ходившая гурьбой, вперевалку была переодета в единообразную форму, построена по росту, и, хоть и не в ногу, но послушно шла строем.

– Не так все и плохо, я думал, будет хуже, – подумал Стас, вышагивая в первых рядах взвода. Доведя личный состав до столовой, старшина передал командование ротой зам командирам взводов. По-другому их называли «замок», это были сержанты второго года службы. Началась потеха.

– Справа по одному, бегом в столовую, – проорал сержант первого взвода.

Призывники пошли шагом, но, только они зашли в помещение столовой, и скрылись от взгляда офицеров, как их уже ждали старослужащие. Сняв ремни и подгоняя ударами пряжек, погнали особо строптивых, те ускорялись и бежали, их поджидали новые засады со «стариками», и вновь свистели ремни, доводя бегущих бедолаг до исступления. Подбегая к столу, делясь, по десять человек на стол, они замирали, глядя на еду, а сержанты орали:

– На месте бегом, – и те стоя вокруг стола, невпопад топали ногами.

– Стой, сесть, приступить к приему пищи. Боец, сидящий с торца стола, черпаком, доставал из котла, и расплескивая, разливал по побитым алюминиевым чашкам, мутную бурду. Быстро хлебая из чашек и откусывая огромные куски хлеба, почти не жуя, салаги, старались освободить чашки для второго. Во втором котле была перловая каша под названием «кирза». Там же стоял огромный пятилитровый чайник с темной сладкой жижей, сильно отдававшей хлоркой. Торцевой начал было наваливать кашу в свободные чашки. Но раздалась команда сержанта:

– Прекратить прием пищи, встать, бегом на выход.

Кто-то не понял и продолжал, есть, но вокруг салаг уже толпились старослужащие, любители строгих армейских традиций, которые тут, же ловко щелкая ремнями, попадали им точно в мягкое место. Призывники ойкали, подпрыгивая от боли и бросив все, выбегали наружу. Там их уже ждали.

– Вешайтесь, вам конец, неслось отовсюду.

– Построиться, бегом марш в расположение. Добежав до роты, им дали пять минут на передышку, затем на плац. Занятие строевой подготовкой продолжалось два часа. Потом практические занятия. Сержант показывал, как надо заправлять кровать, как натягивать простынь и одеяло, как отбивать кромки, водрузив сверху взбитую в квадрат подушку. Получался идеальный прямоугольник. Причем у всех он должен быть одинаковый, чтобы в спальном помещении было единообразие. Затем, как наматывать портянки. Стас немного умел это делать, отец показывал ему, когда они ходили на рыбалку, и он надевал резиновые сапоги. После снова построение, строевые занятия. Взвод вывели на плац и под счет сержанта раз, два, левой, под палящим солнцем два часа маршировали. Потом обед. Все повторилось, опять не успев поесть, всех бегом погнали в роту. После обеда, – строевая подготовка. Ужин. Все тоже. После ужина свободное время. Надо почисть сапоги, подшить подворотничок, привести форму в порядок. И наконец, вечерняя поверка и отбой. Стас за этот день так устал, что моментального уснул.

– Рота подъем, – громко прокричал дневальный, вспыхнул яркий свет. Стас, ничего не понимая сел на кровать. Свист ремня и резкая боль в спине заставила его подскочить, и не о чем не думая быстро одеться.

– Выходи строиться, – в проходе роты, где построились салаги, прохаживались незнакомые старослужащие солдаты, со спущенными ремнями, в ушитых формах и фуражках на затылке.