Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века

В самых близких к Петербургу деревнях и селах практиковался посев «аптекарских трав» – ромашки, мяты, шалфея. Их разведение и продажа становились важной статьей дохода «подстоличных крестьян».

Одним из главных занятий сельских жителей вблизи Петербурга служило молочное хозяйство. Крестьяне или сами продавали молочные продукты, или сдавали их в магазины молочных ферм, или перепродавали их торговцам в Петербург – на Сенной рынок или на Охту.

Реклама Любанской фермы В.И. Котляревского на страницах одной из петербургских газет, начало 1910-х годов

Отлично прижилось на «подстоличной» земле огородничество, им занимались как крестьяне Петербургской губернии, так и настоящие знатоки огородного дела из средней полосы России – в основном из-под Углича, Ярославля, Костромы. Чем ближе к столице, тем больше земель занимали огородные хозяйства, где выращивались капуста, лук, огурцы, клубника и земляника.

«Огородный магнат» купец Авраамий Ушаков

Настоящим виртуозом своего дела был петербургский «огородный магнат» Авраамий Ушаков. Он имел обширные плантации под Петербургом – за Нарвской заставой, а также крупные земельные угодья с усадьбами в Петербургском и Шлиссельбургском уездах, дачи в Усть-Нарве, Териоках и Тайцах. В парниках, теплицах и оранжереях ему удавалось выращивать не только цветы, но и овощи, в том числе даже арбузы и дыни. Названий же семян в прейскуранте ушаковских магазинов числилось до тысячи двухсот, и все они годились для посадки именно в Петербургской губернии.

Что же касается арбузов и дынь, то ведь когда-то, во времена просвещенной государыни Екатерины II, петербургские арбузы шли в три раза дешевле привозных астраханских. Дороги в России тогда, как, впрочем, и в последующие времена, по словам классика, были «плохи» – накладно возить арбузы с юга в русскую столицу. А потому свои дыни и арбузы вовсе не являлись в Питере диковинкой – и это несмотря на то, что вырастить их в теплицах, оберегая от местного капризного климата, не так-то просто и стоило немалых затрат…

Кроме сельского хозяйства крестьяне Петербургской губернии занимались другими всевозможными занятиями, способными приносить доходы. К примеру, они ловили птиц.

По старинному русскому обычаю, в первый праздник весны – Благовещение, отмечаемое 7 апреля (25 марта по старому стилю), на петербургских улицах выпускали на волю птиц из клеток. Пригородные птицеловы всегда пользовались желанием благочестивых обывателей даровать свободу «воздушным пленницам» и извлекали из него немалую выгоду.

В этот день они собирались с утра на площадку Щукина двора в Петербурге. На земле, у их ног, расставлялись клетки с певчими птицами – чижиками, малиновками, щеглами, синицами, зябликами и др. Покупатели расхаживали по линиям разложенных на земле клеток и прислушивались к веселому щебетанию птиц. Самой дешевой птицей на рынке была малиновка, она очень бойко шла по пятачку за штуку. «Малиновку на волю Божью – за пятачок!» – выкрикивали торговцы около огромных садков со стаями птиц.

Мальчишки, надеясь обмануть доверчивых покупателей, пытались в этот день сбывать публике окрашенных в разные цвета воробьев, выдавая их за певчих птиц. Полицейские, как могли, ловили маленьких мошенников, выпуская их «товар» на волю безо всякой уплаты. По словам очевидцев, множество птиц оказывалось с перебитыми крыльями и, очевидно, не кормленными, «так как, получив свободу, они не могли даже подняться в воздух и прямо ползали по земле».

Из-за подобных безобразий городские власти запретили в день Благовещения продажу птиц на центральных улицах столицы, и продавцы стали ютиться на окраинах. Соответственно цены на птиц возросли: по данным 1913 года, за синиц и чижей начали брать по два рубля и дороже, и даже крашеных воробьев продавали по двадцать-тридцать копеек за штуку.

Значительную роль в хозяйстве «подстоличных» крестьян играли промыслы. Вот что говорилось, к примеру, в «Обзоре С.-Петербургской губернии за 1912 год»: «Кроме земледелия, как и в предыдущие годы, местные крестьяне занимались следующими промыслами: сбытом молочных продуктов, извозом, отдачей внаем дач, наймом на домашние прислуги, работой на фабриках и заводах, продажей ягод, грибов, лесными, рыбными и т.п. промыслами. Сбытом молочных продуктов занимаются почти все крестьяне С.-Петербургского уезда, а для крестьян северных волостей промысел этот составляет одну из важнейших статей дохода».

«Население в уездах преимущественно крестьянское или, вернее, полукрестьянское, так как главное место в его бюджете занимали всегда промыслы, – сообщалось в архивном документе из Петроградского отдела труда, датированном 1919 годом. – По данным земской переписи 1913 года, 70% населения губернии имело промысловый заработок».

В Лужском уезде среди промыслов пользовались популярностью «трепание льна» и рыбная ловля, а среди кустарных работ и ремесел – изготовление детских игрушек, починка плугов, производство телег, дровней, полозьев, кузнечное дело и т.д. В Ямбургском уезде преобладали лесной промысел, а также рыбная ловля и изготовление предметов крестьянского хозяйства.

В Тосно, по статистическим данным 1882-1892 годов, почти все крестьянские семьи жили за счет промыслов. Основным кустарным ремеслом служило сапожное производство. Тосненские сапожники славились как настоящие мастера своего дела, их продукция была востребована в Петербурге и в других уездах. Некоторые из тосненцев даже открыли собственные сапожные мастерские в столице.

В Царскосельском уезде в 1913 году промыслами, совмещая их с земледелием, занималась почти половина рабочего населения, только одними промыслами – 22%. В Дудергофской и Ижорской волостях преобладали плотники, столяры, маляры, печники, каменщики, сапожники и портные, а в Покровской волости существовала коробочная мастерская. В Петергофском уезде на 1913 год занятых только промыслами и промыслами вместе с земледелием было 72% всего рабочего населения в деревнях. Среди доходных занятий преобладали легковой и ломовой извоз, наем в прислугу, ломка плит, добыча песка и глины.

В Гдовском уезде основной промысел – лесной: рубка леса, пилка дров, перевоз и сплав. В волостях около Чудского озера процветала рыбная ловля. Среди других занятий – выделка льна для продажи, добыча камня для мощения дорог, плетение корзин, гончарное и бондарное ремесла, выделка кож, изготовление саней, телег и весел, шитье сапог и т.д.

В Новоладожском уезде многие занимались изготовлением деревянной посуды. Изделия крестьян из селений Карпино, Чухново и других деревень с большим успехом продавались на губернских ярмарках. Большим спросом пользовались сани и телеги, изготовленные крестьянами Усадицкой и Михайловской волостей, расположенных по Волхову.

Прибыльным ремеслом в Новоладожском уезде являлись рубка и сплав леса. В уезде к концу XIX века работало пять лесопилок. Кроме того, лесные промыслы способствовали развитию и кожевенного ремесла. Коры деревьев в качестве сырья для кожевенных предприятий вывозилось из уезда ежегодно на тридцать тысяч рублей серебром.

Во всех уездах Петербургской губернии были чрезвычайно распространены так называемые «отхожие промыслы» – то есть уход крестьян на заработки в Петербург. Каждое лето столица наполнялась крестьянами, желавшими получить какую-нибудь работу в Петербурге. Мужчины нередко искали что-нибудь по части строительства.

«На площади сидят толпой, по цехам, или сидят на панели каменщики, плотники, штукатуры, пильщики, землекопы и прочие чернорабочие, которые необходимы для строящегося Петербурга, – описывал журналист Бахтиаров площадь у Никольского рынка в Петербурге, где происходил найм рабочей силы. – Это главные, непосредственные строители столицы». Женщины подыскивали работу кухарки, а также няньки, горничной и прочих профессий женской домашней прислуги – на нее спрос в Петербурге был немалый.

Правда, тут требовалось соблюдать осторожность. Мало кто из работодателей подозревал, что, наняв на Никольском рынке кухарку либо горничную, он мог вместе с ними нежданно-негаданно приобрести непрошеный «подарок» – «дядю» или «братца».

Как только нанимательница, наняв себе прислугу и в обмен на документы сообщив ей свой адрес, довольная уезжала домой, к будущей горничной или кухарке подходил «дядя» и брал у нее господский адрес, куда через несколько дней являлся к своей «Дульцинее» под видом дяди, брата или просто жениха. Хозяевам избавиться от подобного непрошеного гостя, порой норовившего утащить все, что плохо лежит, потом было очень непросто. Судебная хроника сохранила немало случаев грабежей, совершенных «дядями» или «братцами»…

Род занятий чернорабочих легко определялся по их внешнему виду и тем «орудиям производства», которые каждый имел при себе. Плотники сидели с топорами, фуганками, рубанками, пильщики – со стальными пилами в деревянной оправе, землекопы – с железными лопатами.

Раз в неделю, по воскресным дням, с утра и до полудня, на площадь у Никольского рынка приходили капорки, чтобы наняться на летнюю работу на огороды. Больше всего их приходило на Фомино воскресенье – в тот день Никольский рынок, по отзывам современников, представлял своего рода «цветник деревенских полевых цветов». «Одетые в пестрые, яркие наряды, с загорелыми лицами, с широкими ладонями, – писал Бахтиаров, – эти представительницы прекрасного пола, обращающие на себя внимание прохожих, сразу показывают, что перед вами – истые дщери природы…»

Любопытно, что, несмотря на послереволюционные перемены, практика «отхожих промыслов» сохранялась и на протяжении 1920-х годов. «Каждое лето с мая месяца тянутся и тянутся сезонники в Ленинград, – писала в 1928 году ленинградская "Крестьянская правда". – Уже сейчас их около восьми тысяч понаехало. В одиночку получить работу трудно, большей частью биржа труда посылает заявки на уже определенные артели, из года в год приезжающие в Ленинград и хорошо зарекомендовавшие себя на работе. Дела в городе много: строятся новые дома, красятся, штукатурятся старые, мостятся мостовые, разбиваются скверы».

Много сезонников работало в 1928 году на Васильевском острове, где проводилась новая канализация. Работа – сдельная, и каждому хотелось выработать побольше. Поэтому и гудок на обед и в конце работы многих не особенно радовал. «Эх, только было принялся, бросать неохота», – ворчали они.

Обедало большинство тут же рядом, в столовой. Обед дешевый – 28 копеек. Давали и кипяток, и кружки для него, а для чаепитий устроили небольшие навесы со столами и скамейками. Здесь в перерыв сезонников занимали лекциями и политбеседами.

После работы длинной вереницей сезонники тянулись по своим общежитиям. «Не очень важно дело обстоит с помещениями для сезонников, некоторым приходится первое время и под заборами слоняться, – рассказывал репортер. – Да и в самих общежитиях незавидно. Дают сезоннику голый топчан, солому и столик на двоих – только и всего». На 1928 год подобных общежитий по всему Ленинграду насчитывалось восемь.

Одними из самых крупных являлись бывшие Дерябинские казармы на Васильевском острове. Там в каждую комнату, где жило по 25-30 человек, подбирались обычно земляки. Чтобы улучшить нехитрый быт сезонников, в общежитии устроили зал, в нем проводились лекции, беседы и вечера самодеятельности. Сделали и «красный уголок», с подшивками газет «Труд», «Батрак» и «Беднота». Правда, на три четверти крестьяне-отходники были неграмотными или малограмотными. Все свои невзгоды и пожелания сезонники высказывали в общественной стенной газете «Шпунт», причем малограмотные обращались к грамотным – и те писали заметки.

И, конечно, как ни печально, сезонники не обходились без пьянства. «До получки – пьянства нет, – писал репортер. – Как получили деньги – почти каждый с бутылочкой». Правда, к этому делу администрация общежития относилась очень строго: бутылочки отнимала, а за буйство могла и с работы выгнать. Оставался тогда бедный крестьянин совсем ни с чем…

Особым «припетербургским» крестьянским миром являлся Санкт-Петербургский уезд, включавший многие ближайшие к столице территории. Он граничил с Выборгской губернией, а также с Шлиссельбургским, Петергофским и Царскосельским уездами и насчитывал в своем составе около двух десятков волостей. Среди них – Белоостровскую, Вартемякскую, Куйвозовскую, Лемболовскую, Московскую, Муринскую, Ново-Саратовскую, Парголовскую, Полюстровскую, Сестрорецкую, Среднерогатскую, Стародеревенскую и др.

Как отмечалось в «Памятной книжке С.-Петербургской губернии на 1905 год», сельское хозяйство не составляло главного занятия населения уезда. Вместе с тем, по данным той же «книжки», некоторые отрасли сельского хозяйства получили довольно широкое развитие в северной части уезда – благодаря удобству сбыта результатов труда в столицу. К этим отраслям относились травосеяние, огородничество (парниковое и тепличное), а также ягодное хозяйство и садоводство, наиболее процветавшие в Усть-Ижоре и Рыбацком. «Главнейшим занятием местных жителей» служило молочное хозяйство.

В Стародеревенской и Сестрорецкой волостях широкое распространение получило рыболовство. Рыболовством занимались также в Рыбацком, где жило много коренных рыболовов, и даже в черте города и в его ближайших окрестностях.

Большой заработок крестьянам Санкт-Петербургского уезда, преимущественно его северной части, давал ломовой и легковой извоз. Немалый доход приносил особенно распространившийся к концу XIX века дачный промысел – деньги поступали как от сдачи дач внаем, так и от различных услуг, оказываемых дачникам. В Муринской волости в большом количестве заготавливались веники для столичных бань, а также метлы.

Занимались также уездные крестьяне разносной и развозной торговлей – из-за близости к столице и при летнем обилии дачников, а кроме того – драньем ивовой коры и плетением корзин. Кое-кто нанимался в поденщики – в качестве чернорабочих на фабриках и заводах, расположенных в южной части уезда. Отдельно от других промыслов стоял «питомнический», связанный со взятием на воспитание «питомцев» Воспитательного дома. Впрочем, этому уникальному явлению посвящена отдельная глава данной книги.

Большое внимание в «Памятной книжке С.-Петербургской губернии на 1905 год» уделялось кустарным промыслам, которыми занимались жители уезда. В ближайших предместьях Петербурга – на Большой и Малой Охте – процветали столярное и бондарное дело. Столярные изделия охтенских мастеров (они обычно сбывались торговцам мебели, особенно – в Апраксин двор) отличались высоким качеством. «Их столярные заказные изделия настолько хороши и чисто выполнены, что даже лучшими столичными фабрикантами они охотно выдаются за свои», – уведомляла «Памятная книжка».

На Пороховых заводах и в селении Исаковка, близ Большой Охты, сосредоточивался токарный промысел. Там выделывалось больше всего рукояток для разных инструментов, а также игрушек и ножек для мебели и гробов. Кроме того, еще во времена Петра I на Охте возникла артель резчиков по дереву она продолжала существовать на протяжении двух столетий!

Большое распространение в Санкт-Петербургском уезде получил портняжный промысел, причем количество швей преобладало над портными-мужчинами. В различных местностях швеи специализировались: в качестве портних верхнего платья, белошвеек, жилетчиц. Больше всего швей было в Полюстровской и Московской волостях. Они шили вещи, главным образом, для столичных рынков и частично на охтинские лавки. Работа по частным заказам встречалась достаточно редко. Швеи брали заказы либо прямо из магазинов, либо через посредство «хозяек». Те, имея дело с магазином, раздавали работу от себя или при посредстве состоятельных портных и швей.

Заметное место среди промыслов составляло вязание рыболовных сетей. Важнейшими центрами являлись Рыбацкая и Усть-Ижорская волости. Вязали в основном женщины, причем в свободное от других занятий время. В Сестрорецке достаточно широкое развитие получило шитье перчаток, хотя перчаточницы получали за свою работу мизерный заработок.

В Пороховых заводах и в соседней Ржевской слободе подрабатывали шитьем кулей. По свидетельству «Памятной книжки С.-Петербургской губернии на 1905 год», шитье кулей являлось «едва ли не самой жалкой формой промысловой деятельности местного населения; заняты промыслом исключительно женщины и по большей части семьи, лишенные взрослых мужчин-работников; материалом для производства служат держанные рогожные кули из-под овса и других зерновых хлебов, покупаемые в городе или у местных торговцев». Добытые кули мыли, сушили и разбирали на мочало, из него на самодельных станках изготавливали рогожное полотно и из этой «ткани» сшивали кулек. Заработок «кулечники» получали ничтожный: столичные мясные лавки платили всего по 25-30 копеек за 10 кульков, а местные скупщики и того меньше.

Среди других кустарных промыслов, популярных у жителей Санкт-Петербургского уезда, выделялись плотничество, кузнечно-слесарное и сапожное дело. Размер заработка кустарей-сапожников находился в зависимости от большей или меньшей близости столицы. В Рыбацкой волости существовал картонно-коробочный промысел. В селе Рыбацком работало несколько мастерских, где делали коробки для папирос, и трудились там, как правило, подростки.

В зеркале земской статистики

О том, как тяжела и невыносима была жизнь крестьян до Октябрьской революции, раньше много говорилось в любом школьном учебнике. Мы настолько свыклись с этим утверждением, что без сомнений полагали: только революция принесла свободу и достаток крестьянину.

Однако так ли это? О том, как действительно жилось простому сельскому жителю Петербургской губернии, можно судить на примере крестьян, живших в нынешнем Волосовском районе. Помогут нам в этом отчеты земской статистики начала XX века, беспристрастно зафиксировавшей, сколько платили крестьянину за выполняемую работу и сколько чего за такие деньги он мог приобрести.

Но для начала – строки из воспоминаний жителя деревни Торосово Самуила Ивановича Нуттунена. Хранятся его рукописные страницы в библиотеке совхоза «Торосово». По таким «мемуарам» прежде воспитывали школьников, рассказывая о «тяжкой жизни крестьян при царе».

«До революции крестьяне деревни Торосово и соседних деревень жили бедно, – писал Самуил Нуттунен. – Клочки земли пахали сохой, хлеб жали серпом, а молотили цепами. Лучшие земли и леса принадлежали барону Врангелю. С раннего утра и до позднего вечера крестьяне работали на баронских полях и животноводческих фермах – мызах, а ночью обрабатывали свои земельные покосы. Дети крестьян с малых лет работали на полях. Им приходилось много работать с восхода до захода солнца наравне со взрослыми. За малейшее непослушание баронским законам мужчин секли розгами на конюшне и сбривали волос с половины головы.

В начале XX века Россия перешла в стадию загнивающего капитализма. Это обострило все противоречия в стране. Пролетариат повел решительное наступление на самодержавие. Нещадная эксплуатация, кабальная арендная система пашни, пастбищ и сенокосных угодий, штрафы за потраву, за порубку леса, за нарушение прав баронской собственности разоряли крестьян деревни Торосово и вовлекали их в политическую борьбу».

Так создавались легенды, живущие до сих пор. А теперь обратимся к материалам земской статистики за те самые годы, о которых упоминает в своих воспоминаниях Самуил Иванович Нуттунен. Земские статистки Петербургской губернии очень скрупулезно зафиксировали материальное положение крестьян в начале XX века. Здесь можно найти практически все цены товаров на каждый год, даже узнать, сколько стоили воз хвороста или корзинка грибов.