Последний демон рая. Книга 1. Магия сплетений

И тут, как удар молнии, сверкнуло лезвие узкого кинжала, уже в руках Магистра. И Змей с неожиданной силой и точностью пригвоздил к столу и вторую руку вора.

– «Пришло время расплачиваться!» – приосанился Магистр. – Ты так говорил, Котяра?

Затем он вытащил из коричневой сумки, стоящей на полу под столом, совсем небольшой, с лезвием длиной всего-то с мизинец, чёрно-белый ножик.

«Странное оружие!» – подумал вор с нехорошими предчувствиями, присматриваясь.

И действительно, одна половина лезвия его была чёрной, а вторая белой, и ножик курился серым туманом какой-то враждебной магии. Магистр поиграл им, присматриваясь, и вдруг воткнул его в предплечье вора. И аккуратно провёл лезвием вдоль предплечья, распарывая ткань. Тут же из-под острого лезвия брызнула кровь и стало нестерпимо больно. А он продолжил, как ни в чём не бывало, позёвывая:

– «… Если только ты не хочешь, чтобы я тебе сделал немного бо-бо?», верно? Я ничего не путаю? Тебе не больно, мой «хитрый» брат?

Птицелову могло казаться минуту назад, что он после глубоких ожогов в лесу знает о боли всё. Но как он, оказывается, так жестоко заблуждался! Его порезанную чёртовым ножиком руку сначала будто провернули в мясорубке, потом разодрали на клочки и после этого пронзили тысячами толстых ржавых игл… Он сидел, хватая воздух открытым ртом, а в его глазах плескались слёзы и танцевали огненные искры.

– А-а-!!! – начал было он истошно кричать, но ладонь Красавчика тут же запечатала его рот.

Потом тело скрутила такая пронизывающая боль, что казалось, будто все-все нервы в теле одновременно прижигают раскалёнными ножами. Мир потемнел, непослушное тело тряслось, как в припадке падучей. Потом он вскинул голову вверх и, вырвавшись, завопил как обезумевший, погибающий зверь – обречённо и безнадёжно…

Магистр прямо помолодел и заинтересованно вгляделся в круглые глаза жертвы, откуда брызнули потоки слёз, и, не торопясь, пояснил:

– Ножик тоже был в этой коричневой сумке вместе с Медальонами. Видимо, как лекарство для зарвавшихся Избранных. Кстати, на нём так прямо и написано рунами по лезвию: «лекарство от величия». Ой, что это? Рана не затягивается? – вскрикнул он в притворном удивлении и испуге, моргая.

Птицелов опустил взгляд вниз и оторопел: порез от дьявольского ножичка и впрямь не затягивался! Более того: от пореза в стороны ширились бурые прожилки, будто тело гнило изнутри!

А алая кровь, стекая по предплечью продолжала заливать кисть, затем начала гулко капать в наступившей тишине на пол.

«Проклятая чёрная магия!» – проклинал всех чародеев Птицелов.

Магистр театрально запричитал и подал ножик довольному донельзя Красавчику:

– О-е-её! Какое несчастье! А что если этот неловкий Красавчик сейчас нечаянно отрежет пальцы? Они восстановятся? Любопытно попробовать, верно? С какого пальца начнём, Красавчик, с мизинца??

Вор опять взревел и заплакал: все надежды на свободу рухнули в одночасье!

Однако не все. Судьба, видимо всё-таки вспомнила о нём: дверь распахнулась от мощного удара кулаком, и ввалился потный стражник, явно из клана Кабана, злой и раздражённый. Плотного сложения, лет сорока, на груди белая бляха имперской Стражи, куртка в заклёпках, на голове шлем. Как у всех Кабанов – крупная голова, крепкие зубы, короткая шея, приплюснутый нос, маленькие глазки, въедливый и сварливый нрав. Десятник Игрок никогда не отличался терпением и смирением, поэтому в конце концов патологическое нежелание работать и привлекло его в Стражу. А сегодня он только что опять проигрался вдрызг в карты. Да ещё и пришлось от стола уйти, как проигравшему, чтобы утихомиривать каких-то буянов на втором этаже. И это ему – десятнику-ветерану!

Он мгновенно оценил обстановку профессиональным взглядом и рявкнул с угрозой: – Всем не двигаться! Что здесь происходит?

Птицелов жалобно запричитал, стараясь привлечь внимание:

– Смотрите, смотрите, уважаемый! Эти бандиты меня пытают! И грозятся убить! Они…

– Хм! – рыкнул басом, нахмурившись, Кабан и громогласно прокричал в отворённую дверь, – стража, ко мне!

Красавчик подался назад, стушевался, побледнел и с готовностью поднял как можно выше обе руки. У него подломились коленки, и он едва стоял, опираясь спиной на стену:

«Только не в тюрьму, только не снова в тюрьму! Я там не выдержу! Эти зэки…».

К стражнику тут же подскочил Магистр. Он был ловок во всём: ловко подставил ему незаметную подножку ножнами меча самого Кабана, ловко попридержал его под локоть и ловко сунул в руку большую горсть серебра, вкрадчиво запричитав:

– Да-да, уважаемый! Сплошное безобразие вокруг! Беспредел! Кстати, тут у вас выпало несколько талеров, я поднял их с пола, с вашего позволения…

Усы стражника оттопырились, и косматые брови поползли вверх. Он с презрением и негодованием смерил глазами кланяющегося Магистра:

– Да что тут происходит, в конце концов? Вы что, все меня за идиота принимаете?!

И он широко зашагал к столу, пылая от гнева и сжимая кулаки.

Птицелов расслабился и сглотнул, с обожанием глядя через плечо на приближающуюся фигуру представителя закона в развевающемся плаще. Да, он ещё никогда в жизни не радовался так стражнику и едва не плакал от умиления:

– Спасибо! Спасибо, что вы спасли меня от них!

А Кабан, не теряя скорости, стремительно прошёл мимо стола и выглянул в окно. Покрутив крупной головой в стороны, заметил:

– Теперь всё ясно. Вас только двое здесь: Змей И Волк? – оглядел он Магистра и Красавчика. – Понятно, как день, что кричали… где-то в соседнем доме, напротив нашего. Надо поторопиться: ведь, не дай бог, произойдёт нечто противозаконное. Стража бдит всегда! Её не обмануть!

Возвращаясь мимо стола, он, не останавливаясь, сгрёб остатки монет. А второй рукой отвесил сильную затрещину, от которой Птицелова бросило вперёд. Вор с размаху ударился лбом об стол, потеряв на минуту дар речи, сильно прикусив язык и разбив в кровь бровь. И тут же десятник отработанным профессиональным ударом ещё раз врезал по щеке вору. Удар пришёлся и по уху, которое сразу распухло и запылало. Ему показалось, что оно вот-вот взорвётся или отвалится.

А десятник-Кабан был уже у двери и бодро скомандовал в коридор опасливо поднимающейся страже:

– Отставить! Здесь всё в порядке: только честные граждане. Пойдём, проверим дома напротив – кричали оттуда.

И выходя, подмигнул Магистру:

– Мы после обеда едем в столицу. Если что – спросишь десятника ночной стражи южных ворот – Игрока. Добрые люди должны помогать друг другу, верно?

И аккуратно притворил за собой дверь.

Магистр вернулся и стал справа от обречённого вора, высокопарно передразнив стражника:

– Ты слышал, Котяра, что говорят мудрые и продажные стражи порядка? «Добрые люди должны помогать друг другу»! Так вот, если ты нам сию минуту не поможешь со своими правдивыми впечатлениями о Талисмане, я выйду из комнаты… надолго… а наш добрый, но неловкий Красавчик нечаянно, конечно, своим Чёрным ножичком, да между твоих ног….

Через минут десять весь в испарине Птицелов был выжат досуха, его трудно было остановить, когда он передавал им всё о Талисмане, в том числе и о власти над птицами и о неожиданной помощи коня, с которым явно имел контакт.

Магистр удовлетворённо кивнул и сноровисто сплёл пальцами заклинание, залечивающее тяжёлую рану от страшного Чёрного ножика.

Потом нахмурился и аккуратно пригладил бурую рану белой стороной жуткого лезвия ножичка. После лечения кровь остановилась.

Затем всунул в рот Птицелова маленький синий шарик и заставил проглотить. Похлопав по плечу всего мокрого неудачливого вора, он добавил:

– Шарик, как ты уже понял, это очень редкий магический живой металл. Его я нашёл утром в сумке с другими дарами. Он навсегда останется у тебя внутри. Навсегда! И по моей магической команде разорвёт тебя, вывернув наизнанку. И если ещё раз попытаешься хоть что-нибудь отчебучить… А пока отдыхай, дружок. Кинжалы вернёшь потом.

Он кивнул на несколько медяков, скатившихся со стола, и монахи покинули комнату, где израненный Птицелов, дёргаясь, вырывался из-под острых кинжалов, разрывая плоть и рыдая от боли и бессилия.

Трясущийся…

Сломленный…

Слабый…