Житие святых

А ежли работать надо, то чаво же яки каменна тут замерла? – обиделся Прохор.

А бачу дивный парубок, вот и замЕрла… – тут же нашло что сказать красавица, поправила бант и схватив вилы на которые опиралась и ускокала будто козочка за угол соседней улицы.

Трудно сказать что именно покорило сердце Прохора в облике девушки, но он ждал встречи с ней. А она все не приходила и не приходила.

И тогда он решил во чтобы то не стало разыскать ее сам. И вот воскресным утром возвращаясь домой из храма он увидал ее, прогуливающаяся праздно под ручку с молоденьким служивым. Девушка тоже заметила его еще издалека, но сделала вид, что не помнит его. Прохор решил не докучать не ей, не ее кавалеру и побрел домой. Но почти у самого забора она догнала его и схватила за руку. Она хохотала и смотрела ему в лицо. А потом чмокнула его в щеку и потащила за собой. Они шли долго, не решаясь заговорить друг с другом, пока не оказались у крутого берега реки.

Как называть тебя красуня? – все таки решил начать разговор Прохор и вежливо спросил не отводя глаз от нее.

А зачем тебе! – рассмеялась девушка- Все зовут меня Вольным ветром, сироткой несчастной. Каждый по разному… Мамо вмерла. Тату не разумию. Брат унтер- охфицеришка, шо заплатил за меня оброк и выкупил у моих господ. Говорят всем полком деньги собирали… Шобы стати мне вильной. А не треба мени така свобода! Ни к чему житие мое таке бесовское. Я по батьковщине, по ридной Волынщине сумлю, не хочу сапоги охфицерские до блескучести доводити и бежати ночкой у кровать по первому зову. Брат мой после того як свободу мени дал и отнял ее. Он мени в карты проиграл. Вот теперь я е, шо е.

Так, бежи отсель дивчина! – обняв ее пробормотал Прохор.

Куды! – всхлипывая ответила девушка- Догонять, убьют!

В монастырь беги! Там твое спасение! И душу и тело спасешь! – уговоивал Прохор, стоя перед ней на коленях, а потом поинтересовался: Вот ко мне пришла, значит не совсем твоя свобода- казематы, значит есть просвет…

Да, я, як псина… Кто кормит до того и бегу…

– Я же не накормил тебя ничем

– Добро слово лучше явст лечат

– Верно, а ежели это слово ще и божие, то и пища и вода и свет оно.

Девушка заплакала и стала снимать с Прохора рубашку, целуя его в губы. Прохор отстранил ее и отпихнул от себя: Только бесы до свадьбы сношаются, греховодница!

Девушка расхохоталась ему в лицо.

Прохор повернулся и медленно пошел домой, не разу не обернувшись в ее сторону.

*. *. *

Через неделю ровно услышал он во время службы разговор между двумя военными. Ганну то помнишь? Епифанов, пес! Забил ее! -сказал один

– На смерть!?

– Не! Не успел… Батюшка отбил ее… У себя два дня прятал, а вчера с дьяком ночью на подводе в монастырь отправил…

Прохор сразу понял о ком идет речь и пошли службы поспешил к настоятелю, но тот только покачал головой в ответ и сказал: Истинная правда! И об твоем совете- в монастырь бежать тоже знаю… Да только блудница вона, да девка испорченная… Бог ей судья, да только в монастыре она долго не задержится! Ведьма в душе ее! А таким там тяжко!

Прохор неделю после беседы с батюшкой не выходил из дома. Дни и ночи сидел с библией в руках. Читал… Читал и молился! Молился и повторял славу именам своих родителей раба божьего Исидора и рабы божьей Агафьи, что после Создателя, самые главные для него души.

А когда наконец вышел из своей комнаты, то кинулся в ноги матери и заявил, что Господь зовет его в дорогу. Мать не стала противится. Все же семнадцать лет отроку и благославив его иконой повесила ему на шею медный крестик, что сняла с себя.

Взяв из дома только свои книги ночью он навсегда покинул отчий дом. Путь его лежал в город Киев. Именно в святую обитель Руси, Киево-Печерскую лавру он и намерен был пойти пешком, куда звал его Господь. Это сейчас в наш бурный век не существует расстояний, тогда же это был путь не близкий и довольно опасный.

Ночью он шел, а с рассветом солнца спешил в ближайший город или деревню, чтобы заработать на кусок хлеба, не гнушаясь никакой работы. А когда солнце садилось за горизонт, немного передохнув где нибудь в уединенном месте, он произнеся молитву, вновь двигался в путь.

По пришествию двух недель, лунной ночью он брел широкой степью, вслушиваясь в звуки цикад, что нарушали благословенную тишину. Он шел и наслаждался великой красотой земли, что создал Всевышний. И вдруг, где то вдали… Как показалось Прохору возле самого горизонта вспыхнуло зарево. Пожар что ли? – подумал про себя одинокий путник и ускорив шаг пошел в ту сторону.

Уже начинало светать. И чем ближе он приближался к этому месту, тем отчетливее виднелись языки пламени и чувствовался едкий запах.

Вскоре идти стало совсем невмоготу. Черный дым стелился по густой траве, уже тронутой росой. Совсем недалеко виднелись очертания хутора, что полыхал в огне. Горело не меньше десяти домов. Можно было отчетливо разлесить и людские крики. Эй, Микола! Да, шо ты увстал окоянный! Воды! Воды неси! Якоф с тебе козак, раз умереть боязно!

Господи, пошто людей караешь! – подняв руки к небу, взмолился Прохор. Разве же мало им бед и напастий в житие их. шо ьы их крова в миг лишаешь! Дождя… Дождя пошли, великой аолею и силою своей… Матерь Божья, вразуми силы небесные! Защити народ! Дождя! Дождя! И отрок сел в высокую траву и стал читать Отче наши! Читая без устали уже более сотни раз подряд молитву, Прохор почувствовал слабость. Он упал в высокую траву, не в силах дышать едким дымом, что черной пеленой окутывал цветущую степь. И в этот же самый миг яркое солнце, что взошло из за горизонта окутали такие же черные тучи… Совсем робко, но совсем близко сверкнула молния! И хлынул проливной дождь! Прохор вскочил и заорал: Слава, тебе Господи! Слава, матерь Божия! И широко ступая по траве стал быстро и важно пошел к хутору, подставляя свои ладони под сильные и огромные капли дождя.

Молитесь Богу и будете спасены! – споклоном сказал он приблизившись к людям, что заканчивали бороться с огнем.

Но вместо доброго слова в ответ он услышал: Тю! Шо за божевильный москалик у нашу станицу забрел? Ты де был, коли тут усе вогнем полыхало! Але твоя молитва дождь нагнала!

Моя- ответил Прохор и здоровенные мужики в казачьих одеяниях подняли его на смех.

Тоби годкив то сколько, парубок? – тыкал в него пальцем есаул и неустанно ржал поучая: Молоко то ни подсихло, а вин мени в усни бэре! Да шо ты бачив про Бога. Вин то далече… А вот сила мужицка краше, да вам людины- вот Бог, да степ широка.

Не богохульствуй! – прервал его старый казак и сказал: Ти их дурней не слухай! У них же дурь к башках не выветрилась. Свадьба тут у нас вчора бува. Вот и ще буянят! А вогонь це казаки баньку для молодых зробили, а вона казацку удаль не выдержала, да полыхнула. Хата молодых, да ще с десяток хат пепелищем и стало…

Прохор опустил глаза и немного помолчав сказал: Горе конечно… Я можливо и я на шо сгожусь… Мене работа нужна! Путь дальний держу! И хлеб на свое пропитание я всякой работой добываю.

Похвально- сказал черноусый старый казак, а Прохор поклонившись поведал о том, куда лежит его дорога.

Пийдем! – ответил ему казак и пояснив, шо с пожарищем казачки молодые сами управятся, повел его в стойло.

Вот почистишь, коников до речки сводишь, да соломы им свижой из сарая настелишь, овса насыпешь и двор подметешь… Да птицу покормишь и сейчас и к вечеру… – будэ тебе и еда и ночлег…

Прохор кивнул головой и молча принялся за работу. К закату солнца, когда работа была сделана и получено вознаграждение в виде сдобных лепешек, крынки молока и большого куска жареной на костре говядины Прохор выпив молока с хлебом, аккуратно сложив еду в суму и прилег отдохнуть в сарае на сене, вместе с гусями и петухами, что ворковали, что деля между собой, так громко, что казалось уснуть тут невозможно. Да, только не тому, кто устал от работы! В полудреме он шептал молитву… А потом уснул, не заметив, что хозяин закрыл двери…

Проснувшись, наверное больше по привычке, что вырабаталась во время дороги, а не оттого, что выспался, он услышал сначала громкий собачий лай, потом еле слышное повизгивание и шепот возле самой двери сарая:: А я те грю тут вона! Где ж ей были то и куды еще бежать, как не к казакам, что сами себе волю прописали. Вон их старый дурень атаман не ляхам не присягнул, не царёву войску и живет не хуже графа..

Думаешь не догадались, кто им баню поджег? – вступил в разговор другой голос

Неее! – ответил первый- Они же на ногах не стояли! Эх, жалко часу не хватило, чтоб огонь на конюшни перекинулся… Я бы своего Буяна из сотни лошадей сразу узнал…

Тихо, Степан! Подпалим этой сарай. Атаман, как с дому выскочит. Мешок ему на голову и души! Души, гадюку, пока не признается, в воровстве коней из гарнизона…

Може асе ж не вони, а и в правду цыгане! – засомневался третий голос и тут в сарае, где затаился Прохор пахнуло дымом и полыхнули бревна.

Бесы! – заорал Прохор и ухватил вилы, что стояли возле запертых дверей сарая, поняв, что заперт снаружи Вонзив их в тонкие доски

двери и выломав одну доску, теми же вилами и руками он стал ломать другую доску.

Трое служивых колошматили во дворе старого атамана, накинув мешок из под муки на голову. В доме истошно кричала видимо атаманова жена.

Наконец выбравшись наружу Прохор заголосил почти детским голосом: Ироды! Коней ворованных ищите, а другую живность губите! Поначалу спросить у казачков за коней своих не изволили, а беспредел чините. Вы же слуги царевы и народ с вас спросит ежои не правы, а ежли правы, то начало начал слово. Не по божьи- суд над невинным чинить!

А ведь малец правду глаголит! – сказал один из военных и принялся помогать Прохору тушить пожар. К ним вскоре присоединился еще один. Последний, самый высокий и здоровый из военных снял мешок с атамана и с укором посмотрев ему в глаза молвил: Собирай сход атаман! До утра ждать не надо. Мы повинимся за пожар, что вчора учинили, а казачки твои пусть лошадок наших себе берут, а вот Марью- беглянку со двора помещика Нечаева, пусть, как преступницу и воровку нам оттадут. Мы же не звери беззаконие чинить! Договариваться будем!!!

Марью!? – с ухмылкой ответил атаман-Жгите все! Кишки мене наизнанку выворачивайте, а биса лысаго, вы Марью получите, москали…