Невероятное рядом. Сборник поэзии и прозы с мистическим сюжетом

– Деда, да я уж слыхал ту историю.

– Как ты можешь так говорить, если я толком-то еще не начал? – со смешком ответил дед.

– Все истории, что начинаются на жили-были… – принялся размышлять Даня неуверенным, дрожащим от остатков страха голосом. – …кончаются на «Жили долго и счастливо», а мне кой интерес такое слухать? Давай, какую да интересную, чтоб кончалась она не по обыкновению.

Паренек хотел храбриться перед дедом, доказать, что не боится.

– Страшную! – Даня опять выделил слово, теперь протянутой буквой «А».

Дед присел рядом с кроватью внука, зажег лучинку. Теплый, яркий свет красноватым отблеском осветил переплетения старческих морщин. Седые, жиденькие волосы на голове контрастировали с пышными, густыми усами и бородой. По-детски смеющиеся глаза, в купе с растительностью на лице делали старца похожим на деда мороза.

Дел пожевал губами, глаза его на секунду прекратили выражать какие-либо чувства. Он задумался. Потом вспляснул руками и начал.

– Эх, Данька, сейчас будет тебе… история…

Стоял отсюда к югу город один. Чуть от стен его – сразу встречает густой лес – зверей немерено. Так немерено, что заходили в лес охотники, а возвращались богачи.

Среди всех охотников выделялся один – Алес. Пришел в город он бродячим охотником, только слухи о нем бегали по улочкам, прыгая из уст в уста сплетниц. Брал заказы, да убивал лесное зверье. Таков был его кусок хлеба, и когда пришел он в город, сразу понял, что наткнулся на золотую жилу – вокруг лес, полный косолапых, оленей, волков, да и в городе шкуры в цене.

Показал себя Алес мастером, да обстроился скоро: плотники ему срубили избу на краю города, поближе к лесу, стал охотник богатство наращивать.

Толи деньги, толи взгляд его манил девушек, да и женился он скоро, сына завел.

Тогда он стал больше в лесу пропадать. Придет раз, обвешанный шкурами, следом повозкой тушу-другую привезет, задержится дома на день, и опять пропал. А Алиса, жена его, продаст добытое, да стол накрывает, мужа ждет.

Много молвы ходило о том, что Алиса вдова при живом муже. Бабы вслед ей шушукались, а мужики провожали глупыми улыбками. Но Алес возвращался. Оттаивало тогда сердечко у жены, оживало, с души волнения сходили.

Весь день после возвращения Алес сытно ел, покупал жене наряды да весело время проводил. Соседи ничего сказать Алисе при муже не решались, а лишь завистливыми глазами глядели на купленные ей мужем наряды.

На следующее утро, проснувшись, вцепится Алиса в мужа и тихо рыдая приговаривает. «Мой, мой, никуда не пущу. Ну что же ты, останься.» Но Алес уходил назад в лес.

И вновь Алиса густила у окна, потихоньку выполняла работу по дому, за сынишкой приглядывала. Соседские сплетни вновь начинали кружиться вокруг охотничьей жены, а она вновь чувствовала себя вдовой.

Один раз приходили городом успокаивать ее – муж не показывался дома десятый день. А он пришел довольный, невредимый, с виноватым видом.

Пошла тогда мода тогда на шкуры медве… – тут дед, рассказывающий историю, осекся. По поверью нельзя упоминать медведя, ибо можно его так на себя навлечь… – косолапых. Никто не хотел охотиться на зверя того, принялся за дело только Алес. С горящими глазами он пять дней выслеживал хозяина леса, расставлял ведмежьи ловушки, жевал сухари и спал, одним глазом бодрствуя. Да не находил он бурого, как вымерли.

Отчаиваться тогда стал охотник, не желал он вернуться в город ни с чем. Благополучию это бы не сделало удара, да только гадко становилось Алесу от мысли, что впервые за много лет не выполнит он своего заказа. Покуда жили люди – все величали лесного царя, да боялись. Немногие выходили на бой с бурым зверем, а тех, кто все-таки решался, называли «отпетыми». Вот и стал для Алеса тот заказ вызовом.

На шестой день Алес услышал рев, сотрясающий макушки деревьев. Добирался охотник не долго до того, кто ревел, а когда добрался – обомлел. Хозяин леса, да такой большой, что в ловушке ведмежьей поместился лишь край лапы.

Он был спокойным. Сидел, рассматривал кусок метала, повисший на лапе. На спине зверя были плетёные хвостики косматой шерсти. В глазах же его словно теплился огонек разума. Охотник замер. Он слышал из легенд о берендеях – про людей, обворощенных в косолапых, и каждый раз, с младых лет он с недоверием фыркал и щурил, отводил взгляд.

Между тем Алес и теперь щурился – он не верил, что этот берложник был настолько велик. Охотник тихо, привычными движениями, словно кошка, забрался на древо. Зверь закончил изучать сковавшую ловушку, встал и навалился на нее всем своим весом так, что та разжалася. Косолапый вновь издал оглушающий рев.

Алес навел ружье на зверя и замер – зверь нашел его. Опытный охотник пропитался тем страхом, которым ему запомнилась первая охота. В голове его пронеслись воспоминания. Еще, когда он был неопытным, и вышел один на один с добычей, когда огромное, пышущее жаром тело сохатого лося неслось на него, Алес замер и не мог нечего сделать. Тогда ему пришлось сделать огромное усилие над собой, чтобы заполучить первую добычу.

И сейчас ему приходилось делать над собой усилие, и сейчас он боялся зверя. А в косолапом не было страха, косолапый быстро понял, чего хочет охотник, от того в звере была только ненависть к Алесу. Огромными лапами, медлительно, с ужасающей ритмичностью движений, зверь навалился на ствол и ствол начал трещать.

Услышав треск и почувствовав, как дерево валится, Алес очнулся, он осмелел от страха, вскинул ружье и выстрелил. Зверь отступил. Он отшатнулся больше от того, что его застал врасплох громкий звук, чем от того, что заряд ему навредил. Алес спрыгнул с накренившегося дерева и понял, он не знает, что теперь делать – пуля не пробила череп.

Бурый держался поодаль рассматривая своего врага. Алес не мог отделаться от чувства, что перед ним разумное существо. Зверь смог обезвредить ловушку, и теперь держится на почтительном расстоянии, как будто он понял, чем чревата схватка, и не хочет вступать в битву. Тогда охотник всерьез задумался над тем, не персонаж ли это бабушкиных сказов перед ним сидит.

«Берендей – это обворощенный в потапыча человек. Чтобы обратить такого назад, нужно надеть на него какую-нибудь одежду» Так думал Алес. Он осмотрел себя, перевел взгляд на врага. Ничего, что на себе носил охотник не смогло бы налезть на зверя. Только поясом можно было опоясать берендееву лапу. Но Алес не собирался лезть на него, в несколько раз превышавшего по размеру и весу не то, что охотника, а своих родичей. Охотник снял с себя ремень, заменил его веревкой и бросил его берендею, понадеявшись на то, что тот сам оденется.

Зверь словно потерял рассудок. Он оскалился, протяжно заревел, фыркая мясистыми губами, отшатнулся от одежды. «Точно берендей, да назад только, паскудник, не хочет…» – подумал Алес. Тогда он подошел к ремню, схватил его и, сперва робкими, но постепенно смелеющими шагами пошел на берендея, держа на вытянутой руке пояс. Зверь в панике побежал. Охотник, ошалев, погнался за ним. Бежали долго, а бурый еще и вслепую от накатившего страха, потом зверь встал. Алес, не понимая, повторил за убегающим, как вдруг осознание пронзило голову охотника. Хозяин леса угодил в болото.

Поникшим взглядом Алес провожал утопающего. Погружался косолапый очень медленно. Сперва, осознав свое положение, он ревел, что есть силы и бил лапами по воде, пока трясина не затекла ему в глотку, пока подводные растения не связали ему лапы. Охотник чувствовал угнетение, потому что позволил умереть человеку и потому что придется возвращаться, первый раз в жизни, ни с чем.

Слабый ветерок шевелил ветвями у самых вершин деревьев, создавая приятный гул, к которому Алес прислушивался, пока грустил. Лес ему казался домом, настоящим, но чтобы охотник не чувствовал, там, где кончался один, начинался другой дом с женой и ребенком. И сейчас он подвел второй дом. Но ему было все равно. Сейчас его окружал шепот ветра, солнечный день и лучики света, пробивавшиеся сквозь купола раскидистых крон.

Подойдя к месту, где лежало ружье, охотник понял, что он не один. Все его существо замерло, слух напрягся. Вскоре Алес заметил, что поодаль от него прятались за поваленным деревом, робко нюхая воздух, трое маленьких хозяев. Пускай их шерстка не успела огрубеть, а во взглядах читалось наивность, размером они были с крупного, но обычного хозяина.

Вряд ли маленькие дети превратились в берендеев, ибо не было во взгляде их и тени разума. Берендей, вероятно, зачал их от обычной зверины и появились на свет они обычными, хотя и крупными. «Понятно почему он не хотел превращаться в человека…»

Человек их не боялся. Они не знали бояться ли им человека. Они никогда не видели такое существо, им казалось, что сила на их стороне и поэтому не стоит бояться существо с палкой. Зверята не знали, чего ожидать и от этой палки, когда человек, привычным движением взвел палку, и стал подходить ближе. Они не представляли, чем палка может им навредить, когда человек замер. И когда человек посмотрел через прицел палки на одного из них, маленький хозяин леса смотрел в ответ чистыми, заинтересованными глазами. Зверята не знали, чего ожидать. И через секунду двое из трех узнали, а один ощутил это на своем черепе.

Когда двое убегали, Алес присел и нажал на курок еще раз. Маленький хозяин дернулся и побежал медленнее, позже издал звук – не то рев, не то плач. На одну ловушку сработало больше.

Подойдя к раненому, Алес схватил ружье за дуло и, без жалости, размеренно, заученными движениями принялся бить прикладом зверенышу в голову – охотник берег заряд. После трех мощных ударов, звереныш собрался с силами, встал и попытался уйти, Алес не решился пойти за ним, охотник знал, что добыча уже не уйдет. И правда, что-то сломалось в голове у маленького хозяина – он, шатаясь и ревя, нарезал полукруг, а потом окончательно потеряв стороны света, вернулся к охотнику и уткнулся мордашкой в ногу. Еще через два удара, жертва прекратила кричать. Через пять – ее голова представляла уже собой кашу, бесформенное месиво со шкурой. Охоться Алес для себя – он бы оставил голову нетронутой и повесил как трофей, но заказчику нужна была только шкура, а попытайся охотник добить добычу ножом, он мог бы ее повредить. Алес возвращался домой.

Алиса вцепилась в мужа. В этой хватке было все. Любовь, отчаяние, злоба и облегчение. Охотник обошелся без объяснений. Отделался «так надо было» и парой новых гостинцев. Да и жена ему ничего поперек сказать не могла. Только тихо плакала и тосковала. Муж это чувствовал и на этот раз остался дома на один день дольше. Потом опять в лес.

– Кабан – это быстро… – виновато улыбаясь, говорил Алес. Он чувствовал себя должным Алисе, но это не могло удержать его. Он ушел за кабаном.

Вернулся охотник скоро. Когда вышел он из лесу, издали еще завидел, что порога его к лесу тянулась цепь косолапых следов, на каждом четвертом виднелись следы порезов. Охотник ускорил шаг, сердце у него екнуло, а глаза увидали беспокойную толпу соседей.

Снимали шапки, расступались и тупили взор в землю они, покуда охотник робко шагая приближался к дому. «Соболезную», «понимаю», «скорблю» он слышал со всех сторон. Медленно, словно боясь кого-то разбудить, прошел Алес через развороченные сени и замер. Об Алисе напоминали лишь скатерть, измазанная перевернутыми яствами – ждала мужа, клоки растрёпанной одежды и оторванная нога чуть выше голени. Развернулся тогда охотник и пошел домой. Не было у него больше дома, кроме леса. Берендей отнял у него человеческий дом. Неизвестно какой леший помог ему выбраться из болота, но Алес лес делить с берендеем не собирался.

Охотничья выдержка помогла Алесу в поисках берендея. Когда Алес подошел к пещере, он почувствовал странное родство с тем, кого собирается убить. Точно так же зверь подходил к сеням в его избе и, вероятно, такое же дурманящее предчувствие мести спирало его дыхание. Берендей лежал, не то сопел, не то придавлено рычал. Он не замечал присутствия охотника, когда зверь выбирался из болота, он позволил грязной воде просочиться в тело через раны и теперь, он лежал неспособный как-либо сопротивляться охотнику. Неспособный его даже заметить.

Алес молча приблизился, достал большой нож и вонзил его в косматое тело. Берендей стал стонать чуть громче, а лапы его начали едва приподниматься.

– Щенок губастый! Реви, реви, сейчас я тебе нареву. – Алес надавил на нож и остановился. Он боялся потерять самообладание и поддаться чувствам. Сейчас он поддался и на секунду задумался правильно ли это. Его взор, как будто ища решения, прыгал по пещере, глаза быстро приспособились к темноте. В одном углу, вдоль измазанной кровью стены темнели куски человеческого тела, и голова со знакомым цветом волос. Вот оно, решение.

– Ты отнял у меня мое сердечко. Теперь я вырежу твое.

Алес измазал руки в крови. Мерными движениями он вспарывал зверя чуть ниже ребер. Берендей становился все тише. Жизнь, вместе с сердцем и последними, хрипящими вздохами, покинула его.

Сжимая сердце, словно ребенок сжимает игрушку, Алес подполз к останкам своей жены.

– Алиса. Вот я и вернулся, я вернулся с охоты, я все-таки вернулся. Слышишь? Радуйся мне – голос охотника принялся дрожать, вслед задрожали и плечи. Потом охотник уснул.

Когда проснулся и вытер следы обсохших слез, увидел млечную россыпь звезд. Как он выходил за берендеем, было утро. Время текло обычным урядом, замечая горя одного человека. Еще раз посмотрел на останки жены. Свершилось необратимое. Поэтому Алес почувствовал себя ничтожно маленьким и беспомощным. Сверчки по-прежнему пели в кустах, а ветер успокоительно шумел в кронах дубов. Но это не успокаивали теперь человека, казалось безмолвной насмешкой. Никому не было дела до его утраты, Алесу было мерзко.

Он развел костер. Нужно было обогреться и поесть. Сердца очень питательны. Лежа на холодных камнях охотник почувствовал, что сам похож на зверя. Стиснув зубы он застонал, сотрясаемый мелким ознобом. Было паршиво. От того, что он продал все свои жизненные устои так дешево – враг даже не сопротивлялся. Еще хуже от того, что он чувствовал неудовлетворенность от такой мести, и, если он поддался один раз, то теперь он освободился.

Алес потерял все. Дом, лицо, устои. Засыпая, поклялся истребить весь косолапый род.