Тонкий холод. Книга баллад

Но не достигнуть заветной черты:
все остается в пределах мечты.

Только от прожитой жизни сюжет —
он мало-мальски походит на свет.

Он не отбросит и слабую тень:
мир бытия – вечно длящийся день.

В нем и почил пресловутый порок,
как только минул его земной срок.

Значит, воистину каждый из нас
богоподобен и здесь, и сейчас.

Все, что нам нужно, у нас уже есть:
больше благой и не может быть весть.

Правда, угодно капризной судьбе,
чтобы прообраз бессмертный в себе

видеть и щупать нам было нельзя:
к Высшему всходит такая стезя.

И бескорыстия так идеал
вечных страданий источником стал.

Плотью и кровью творится сюжет,
в коем с тенями сливается свет.

Мучаться нужно на этой земле,
плод же мучений – он как бы в нуле.

То, что он есть, образует наш рай:
может, другого и нет, так и знай.

То, что навеки он – спрятанный клад,
рай обращает мгновенно вдруг в ад.

Так и живем мы: в раю и в аду,
точно по тонкому движемся льду.

Но зато некуда нам и упасть —
неотделима от целого часть.

Эти лишь двадцать, но спаренных строк
вам принесут максимальный оброк:

больше живой теологии в них,
нежели в книгах толстенных иных.

2. Посещение больницы

Вновь я сижу у окна все того же больничного холла,
что мне стал слишком знаком по болезни любимой жены.
Вижу деревья в окне. А сквозь них – просветленное небо.
Бледные в нем облака, точно время, неслышно плывут.
Слышу, как рядом со мной практикант говорит с пациенткой.
И все ответы ее в свой анкетный заносит листок.
Голос спокоен и тих у той женщины. Хоть всем и ясно,
что к ней вернулась опять побежденная было болезнь.
Слева окно от меня. А пространство больничное справа.
Это – как рай и как ад. Хоть и громких боимся мы слов.
Слева – пространство и свет. И деревья: там царство природы.
Вечно нас манит туда. Но недолго бываем мы там.
Вот вам наглядный пример: вдоль дорожек больничного парка
много скамеек стоит. Большинство в благодатной тени.
Кое-какие из них даже роз куст, разросшийся пышно,
боком колючим склонясь, целомудренно тронуть готов.
Кажется – можно сидеть на такой вот скамейке чудесной
минимум день напролет. Но, как правило, люди сидят
десять там в среднем минут. Я могу подтвердить под присягой
отдыха их интервал. Потому как исправно смотрел
глядя на них – на часы. Впечатленье такое сложилось,
будто природа – лишь фон человеческой жизни. А нерв
жизни в ином состоит. Да хоть в тех же больничных страданьях,
если уж так припекло. Не однажды я мог наблюдать,
как отдается больной и к нему близстоящие люди
жизни с болезнью. И как? Погружаясь в нее с головой.
Первый с врачем разговор. Ожидание снимков рентгена.
Здесь же анализ крови. Следом точный диагноз идет.
Вот и лечения план обсужден в деловитой беседе
с первым и главным врачем. И уже через пару недель
химия в жилы пошла. Потекли ядовитые капли
в бодрый еще организм. Но не долго таким ему быть.
Скоро придет тошнота. С нею муть в голове. С ними слабость
в теле. Но больше в душе. Так придется полгода страдать.
Ну, а всего тяжелей сознавать, что вливание яда —
вместо полезных веществ – есть к спасенью единственный путь.
Горько однажды жена подытожила эту дилемму,
просто и точно сказав, что тот яд организм заслужил.
Ведь если он не сумел распознать приближенье болезни,
самой опасной из всех, на любой комариный укус
вмиг откликаясь борьбой, значит, правильно все происходит.
Но тогда верна моя ее опыту близкая мысль:
жить нам привычней в аду, чем в раю. Потому как лишь в первом
тысячи разных есть дел, что скучать нам никак не дадут.
Что же до рая, то он, светом будучи чистым представлен,
или – как выше у нас – его частью: больничным двором,
пусть безусловно хорош, только жизнь нам на нем не построить.