Жили-были…

Губернский комиссар [подпись]

Правитель канцелярии [подпись]

Териоки (в приведённом выше документе ошибка в написании этого слова), с 1948 г. – Зеленогорск, является дачным местом на берегу Финского залива Балтийского моря, недалеко от Санкт-Петербурга. Здесь, вероятно, проживал (отдыхал) помещик Жерве в революционном 1917 г. Териоки территориально раньше относилось к Финляндии, да и сама Финляндия в царское время находилась в подчинении России.

В сельце Львово была небольшая церквушка с престолом Серафима Саровского Чудотворца, которая была приписана к церкви Владимирской иконы Божией Матери, что в селе Грязнуша (сейчас, с 1959 г., это посёлок Первомайский). Сельцом называли населённый пункт, в котором не было церкви. А придел Серафима Саровского церковью не считался, поэтому Львово и называли тогда сельцом и в епархиальных сведениях.

По данным 1897 г. в состав Львовской волости входили (в скобках указаны прежние названия этих населённых пунктов): сельцо Львово (Керша), село Пановы Кусты (Хохулька), сельцо Никольское (Малютино), деревни Луговая (Козловское), Красная Дубрава (Синюково), Алексеевка (Ржевское), Ивановка (Касалытовка), Марьина (Козельское), Малая Ящерка (Сениловка), Сергиевка (Скорятино). Кроме этого, входили хутора и усадьбы: Крылова, Никитина, Лепёшкиных, Ильинский, Силантьева и Трофимова (всего 10).

Церковь в селе Первомайском, скорее всего, не сохранилась. Она была каменной, но холодной. Первая церковь, похоже, что деревянная, была построена в 1799 г., тогда же был открыт и приход, поскольку в епархиальных сведениях 1834 г. Грязнуша названа селом, а уже каменная церковь на месте деревянной построена в 1850 г. В ней был дополнительно придел Архангела Михаила. По данным 1911 года в Грязнуше было 962 двора, в которых проживало 7704 человека, в том числе – 3908 человек мужского пола и 3796 человек женского пола. В приход церкви входило девять деревень. Сельцо Львово (133/528/516) – соответственно: (число дворов/количество человек мужского пола/количество человек женского пола), Петровская (227/1081/1028), Луговая (прежнее название – Козловская) – (20/81/83), Краснодубровка (прежнее название Синюки) – (11/42/37), Сергиевка (прежнее название Спорятино) – (25/86/83), Никольское (прежнее название Малютино) – (17/56/48), сейчас его название – Первомайское, общее с Грязнушей, Егоровка (прежнее название Болотино) – (23/83/84), Гавриловка (прежнее название Новые Донские) – (55/213/206), Александровка (прежнее название Старые Донские) – (42/184/191), Больщая Зверяевка (155/562/563). Деревни Сергиевка и Никольское находились в версте от церкви, можно сказать, что практически в одном населённом пункте (он и называется сейчас Первомайским), Петровское располагалось в четырёх верстах от церкви, Луговая – в восьми верстах, Краснодубровка – в десяти верстах, а остальные – в шести верстах от церкви.

В Грязнуше и Львово было по одной земской школе, а в Петровском и Большой Зверяевке – по одной церковно-приходской школе.

Рядом с Грязнушей, в этом же церковном округе, находились экономии Жерве и Трофимова (потомка прежнего владельца коллежского асессора Ивана Дмитриевича Трофимова), отдельные хутора: Лепёшкина, Крыловых, Самородова, Колмаковых и Остроуховых.

В приходе было сравнительно значительно развито сектантство (48/210/218), молокане и баптисты, которые в 1910 г., в соответствии с Законом от 17 октября 1906 г. («О порядке образования и действия старообрядческих и сектантских общин и о правах и обязанностях входящих в состав общин последователей старообрядческих согласий и отделившихся от православия сектантов»), выделились в отдельные общества. (До этого, 17 апреля 1905 г. вышел высочайший Манифест о веротерпимости.) Больше всего проявлялось молоканство и духоборчество в Кирсановском уезде. Главные молоканские наставники ссылались правительством в Сибирь, Закавказье и Молочные воды. Но это до выхода в свет Закона от 17 октября 1906 г. Не могло государство совместно с православной церковью победить молоканство, как, впрочем, и старообрядчество…

По данным 1914 г. в сельце Львово проживало 1320 человек, из них мужского пола – 570. В селе имелась земская больница, земская двуклассная школа. Ежегодно, 1 января, 29 июня и 25 августа (по старому стилю) проводились ярмарки. Указывалось, что помимо деревень, входивших в эту волость (Львовскую волость), были два имения, дворянина Александра Николаевича Жерве, владевшего 1085 десятинами земли, и мещанина Афанасия Эмануиловича Корженко, владевшего 675 десятинами земли. В имении Жерве проживало 23 человека, из них – 15 мужского пола, а в имении Корженко проживал 21 человек, из них мужского пола – 10. Скорее всего, что Трофимов, в своё время продал Жерве не всё имение, а только его часть, которую позже и уступил мещанину Корженко. И произошло это последнее, как можно полагать, в промежутке 1911-1914 гг. Судя по тому, что землевладелец Александр Николаевич Жерве беспокоился в 1917 г. не только о посевах, но и о «ценных лошадях», то можно думать, что он, как коннозаводчик, принимал участие в конных ярмарках, которые проходили в Токарёвке и Полетаево.

В настоящее время, Постановлением Тамбовской областной Думы от 11.06.2015 г., село Львово объединено с деревней Петровское с сохранением общего названия – Львово…

Крепостных и проигрывали в карты, и дарили, и продавали семью в розницу, и били, и убивали. Было это в порядке вещей. Ответственности за такие преступления не было никакой. Ни перед законом Божьим, ни перед государством. Всё это известно. Ну, кто же будет судить тебя за, например, сломанную тобой свою же лопату или, положим, топор? Даже если известно, что ты это сделал нарочно. А для крепостника что лопата, что человек – одно и то же. Лопата даже может быть и дороже. Во время царствования императрицы Екатерины II некоторые передовые люди того времени выступали против продажи крепостных в розницу. Но их выступления не имели никакой поддержки со стороны правящего класса, издававшего законы.

Дальше приводится небольшая выдержка из книги известного учёного и революционера-анархиста князя П.А.Кропоткина «Записки революционера». Почему, спросите, именно П.А.Кропоткина? Ведь не только он один писал об этом! Конечно, не он один. Только потому его и взял, поскольку наши предки по линии Чекалиных и Барановых проживали в тех же примерно местах, где находилось и имение князей Кропоткиных. Имение князей Кропоткиных называлось Кропоткино-Петровское. Оно располагалось примерно в 60-ти верстах (по дороге на Царицын, теперь – Волгоград) от места, в котором проживали наши родственники.

«Один помещик раз спросил другого:

– Почему это в нашем имении число душ так медленно прибывает? Вы, по всей вероятности, мало следите за тем, чтобы люди женились?

Через несколько дней после этого генерал возвратился в свою деревню. Он велел принести себе список всех крестьян, отметил имена всех парней, достигших восемнадцати лет, и девушек, которым исполнилось шестнадцать, то есть всех тех, которых по закону можно венчать. Затем генерал отдал приказ: «Ивану жениться на Анне, Павлу на Парашке, Фёдору на Прасковье» и т.д. Так он наметил пять пар. «Пять свадеб, – гласил приказ, – должны состояться в воскресенье, через десять дней».

Вой поднялся по всей деревне. В каждой избе вопили женщины, молодые и старые. Анна надеялась выйти за Григория. Павловы старики уже сговорились с Федотовыми насчёт их дочери, которая скоро входила в возраст. На придачу время было пахать, а не свадьбы играть! Да и как можно было приготовиться к свадьбе в десять дней. Десятки крестьян приходили, чтобы повидать барина. Группы баб с кусками тонкого полотна в руках дожидались у чёрного входа барыни, чтобы заручиться её заступничеством. Но всё было напрасно. Помещик заявил, что свадьбы должны быть через десять дней, так оно и быть должно.

В назначенный день свадебные процессии, скорее напоминавшие похороны, направились в церковь. Женщины вопили и причитывали, как по покойникам. Одного из лакеев командировали в церковь, чтобы доложить, когда обряд свершится. Скоро, однако, лакей прибежал, бледный и расстроенный, с шапкой в руках.

– Парашка упрямится, – доложил он. – Она не хочет выходить за Павла. Когда батюшка спросил: «Согласна ты?», она громко крикнула: «Нет, не согласна!»

Помещик рассвирипел.

– Ступай и скажи ему, долгогривому, что, если он не обвенчает Парашку, я донесу на него архиерею, он – пьяница. Как смеет он, мерзавец, не слушаться меня. Скажи, что я сгною его в монастыре. Парашкиных же родителей сошлю в степную деревню.

Лакей передал приказ. Парашку обступили поп и родные. Мать на коленях молила дочь не губить всех. Девушка твердила «не хочу», но всё более и более слабым голосом; потом шёпотом; наконец совсем замолчала. Ей возложили венец… Она не сопротивлялась. Лакей помчался в барский дом с докладом: «Повенчали».

Полчаса спустя у ворот помещичьего дома забряцали бубенчики свадебных поездов. Пять пар слезли с телег, перешли двор и вошли в переднюю. Помещик принял их и велел поднести по рюмке водки. Родители, стоявшие позади плакавших дочерей, велели им кланяться в ноги барину.

Таковы были дела, которые я сам видел в детстве. Картина получилась бы гораздо более мрачная, если бы я стал передавать то, что слышал в те годы: рассказы про то, как мужчин и женщин отрывали от семьи, продавали, проигрывали в карты либо выменивали на пару борзых собак или же переселяли на окраину России, чтобы образовать новое село; рассказы про то, как отнимали детей у родителей и продавали жестоким или же развратным помещикам; про то, как ежедневно с неслыханной жестокостью пороли на конюшне; про девушку, утопившуюся, чтобы спастись от насилия; про старика, поседевшего на службе у барина и потом повесившегося у него под окнами; по крестьянские бунты, укрощаемые николаевскими генералами запарыванием до смерти десятого или же пятого и опустошением деревни. После военной экзекуции оставшиеся в живых крестьяне отправлялись побираться под окнами. Что же касается до той бедности, которую во время поездок я видел в некоторых деревнях, в особенности в удельных, принадлежащих членам императорской фамилии, то нет слов для описания всего».

И это в то время, когда уже был издан Петром Первым указ (1724 года) о запрете женитьбы молодых, в том числе и крепостных, без их на то согласия.

То, что крепостных ни во что не считали, очень образно описал П.А.Кропоткин в тех же «Записках».

«…Но когда после долгих приставаний нам удалось заставить отца (отец, А.П.Кропоткин, был военный, в чине генерал-майора – С.Ч.) рассказать, за то он получил Анну с мечами и золотую саблю, тут уж мы были совсем разочарованы. История была до крайности прозаична. Штабные офицеры квартировали в турецкой деревне, когда в ней вспыхнул пожар. В одно мгновение огонь охватил дома, и в одном из них остался ребёнок. Мать рыдала в отчаянии. Фрол (крепостной А.П.Кропоткина – С.Ч.), сопровождавший всегда отца, бросился в огонь и спас ребёнка. Главнокомандующий тут же наградил отца крестом за храбрость.

– Но, папаша, – воскликнули мы, – ведь это Фрол спас ребёнка!

– Так что ж такое, – отвечал отец наивнейшим образом. – Разве он не мой крепостной? Ведь это всё равно».

А вот и ещё, от философа В.В.Розанова (В.В.Розанов. Религия и культура. – Сборник статей – «По тихим обителям»), изучавшем крестьянский вопрос.

«…Русский мужик не ленив… Отхожие промыслы есть великий показатель, что мужик наш не лежебока. Но он решительно сбит с ног: 1) малостью земли, 2) отсутствием верных и обильных по близости заработков. Раньше грамоты, раньше даже веры надо спасти физиологическую суть народа. Надо положить или хоть не выбирать рубль из его кошеля – и уже затем его стричь, чесать, учить, даже «креститься» учить! Раньше всего надо «быть», и уже потом на это «быть» надевать культуру. А в деревне нашей поставлен вопрос о самом «быть». Ещё на ступень опуститься ей – и всё треснет там, ибо пахарь на дохлой клячонке, держащий вместо коровы козу (всё виденные примеры!), местами ленивец (от беспомощной бедности, от отчаяния, начинается лень), везде почти пьющий (русский опиум), вдруг протянет по дорогам руку за подаянием! Нищенство страшное явление. Тихое – оно зловещее бурь. Нищий – пансионер народа. Но когда сам народ «протянет ручку», кто же ему тогда подаст? Откуда? Что?!»

Написано это было ещё до отмены в 1861 г. крепостного права. Не прислушались. Не только крепостники, но потом и имперское государство, а потом и правопреемник – большевистское государство. И вот оно, тихое нищенство-то, и наступило. Оно ещё раньше наступило, и сейчас продолжается практически полным бездействием имущих власть.

Вот тогда насильно и перевезли Чекалиных из одной нищеты в другую…

Мой отец, Иван Васильевич, рассказывал, что когда он во время войны лежал по ранению в госпитале в Петрозаводске (начал он воевать по мобилизации в Финляндии в 1943 г.), медсестра спросила его, нет ли у него брата, Михаила. А у него как раз так и звали брата, который моложе него был на три года. Отец обрадовался, что жив, возможно, его брат. Встретился отец с тем Михаилом Чекалиным, оказалось – не брат. Так вот «не брат Михаил» рассказал, что в деревне их, в Архангельской области, половина деревни – Чекалины. Вполне могло оказаться, что деревня эта и была родиной нашей фамилии. Но название её, к сожалению, не сохранилось…

На другом берегу речки Бурначки находилась деревня Петровское (возможно, что написание этого населённого пункта – Петровская, как деревня). Впервые упоминается, как и сельцо Львово, в ревизской сказке 1816 г. по Борисоглебскому уезду Тамбовской губернии (в то время город Борисоглебск относился к Тамбовской губернии). Но дополнительно о Петровском рассказ будет несколько дальше, в главе 2 («Баранов Иван Николаевич»).

По линии Чекалиных в то время мужчины женились в позднем возрасте, за тридцать лет. Вполне возможно, что это было связано и с другим. Если просмотреть все известные епархиальные сведения по этим местам, то можно заметить, что число крестьян мужского пола несколько превышало число крестьян женского пола. Вот из-за этого дефицита могло быть и смещение возраста женихов в сторону увеличения.

Примерно лет тридцати с небольшим женился и Василий Иванович. Жену его звали Дарья, из подворья Лунёвых (как у нас в семье говорили, по бабушкиному выговору – ЛунЯвых). Больше, к сожалению, о ней ничего не известно. Знаю только, что умерла она в 1927 г., ещё до переезда их семьи из Львово в деревню Красный Куст. К концу своей жизни Дарья полностью ослепла.

От Львово Красный Куст находится (находился, потому что в настоящее время, начиная с 2004 г., он уже не существует) километрах в двадцати пяти, если по прямой линии, и километрах в тридцати – по дорогам. В то время деревня эта относилась к Грязно-Двориковскому сельсовету Полетаевского района Тамбовской области.

С какого времени появился Красный Куст выяснить не удалось, но известно, что в 1911 г., по епархиальным сведениям, его ещё не было, а в это время упоминается только хутор Шанина, что находился от деревни по другую сторону лощины с каскадом прудов. Примерно в 1917-1925 гг. и немного позже началось переселение крестьян в описываемых местах, стали образовываться новые деревни, которые называли часто так же, как и называлась ими покинутая. Так, можно полагать, что Красный Куст и образовался первоначально, примерно в 1915-1920 гг., из переселенцев села Красный Куст, которое находилось на севере Тамбовской губернии. Да и не один он такой, с таким названием, тогда появился. А позже, к этим переселенцам стали добавляться крестьянские семьи и из других сёл и деревень, но название населённого пункта так и оставалось первоначальным.

Небольшая поправка. В середине июня месяца 2019 года я получил письмо от Натальи Викторовны Ананьевой из Самары. Она прочитала в Интернете мои воспоминания «Школа: Красный Куст, Полетаево, Узуново». Так вот, она говорит, что в Красном Кусте жили её родственники. Её бабушка, 1926 года рождения, как и мы, в своё время, играла в Шанинском саду. Её дядя родился в Красном Кусте в 1911 году, а его старший брат – и того раньше. Младший дядя учился даже некоторое время в Полетаево (похоже, что начинал он учиться в Красном Кусте, в его начальной школе), до переезда в другое место, ближе к местам наших родственников в Борисоглебском уезде. Упоминала Наталья и некоторые фамилии своих родственников, среди которых были Мамонтовы, Астафуровы. О Мамонтовых я дальше немного расскажу, а вот Астафуровы у меня остались только «на слуху». Помню, как-то в разговоре между мамой и папой прозвучала эта фамилия. К сожалению, не помню – в каком контексте. Помню даже так, мама, кажется, произнесла: «Клавка Астафурова». Так что возраст Красного Куста можно смело назвать старше 1911 года. Вероятно, что первые жители этих мест входили в общий хутор Шанина. Ведь у него была большая конюшня, рабочие руки были нужны. Потом, когда пошло переселение и заселение этих мест, посёлок и назван был Красным Кустом, и прежние его жители стали краснокустовскими, с тем же местом рождения. Я спрашивал о фамилии Астафуровы брата Мишу и сестру Валю, но они ничего не могли сказать, им она неизвестна. Упомянутая выше жительница Самары познакомила меня с краеведом тех наших мест Рязановой Татьяной. Татьяна почитала мои воспоминания о деревенском детстве, о Красном Кусте, они ей понравились. А в феврале 2022 года прислала мне немецкую карту, вероятно, конца 1930-х годов, на которой изображён наш Токарёвский район (в то время он был Полетаевским) с нашими деревнями Масловкой, Девяткой, Ряжском, Красным Кустом, Калиновкой, Пичаевым и др.

И ещё. В Интернете появилась заметка некой Ольги Дмитриевны из Ростова, которая назвала себя правнучкой этого хуторянина Шанина, а также назвала и ряд населённых пунктов, которые относились к его хутору. В числе этих деревень оказался наш Красный Куст, а также, что даже странно, – Верблюдовка. Почему странно? Только потому, что до этого название соседней с нами деревни Верблюдовка нигде не встречалось. Надо думать, что в сохранившихся до наших дней потомках Шанина настолько яркой осталась информация о том времени, что сохранились даже в памяти его правнуков названия наших деревень. Очень жаль, что нет обратной связи, ведь можно было бы узнать и ещё что-нибудь интересное о наших местах…

Почему Чекалины снялись с обжитого места и уехали в совершенно новое. Ведь это очень трудно, перебираться в другую деревню, да ещё и с домом. Дело, вероятно, вот в чём. В марте 1921 г. была отменена продразвёрстка и было объявлено о переходе к другой системе хозяйствования, к новой экономической политике, к НЭПу. По этой политике крестьянам разрешалась свободная торговля излишками получаемой ими продукции (после уплаты обязательных налогов: вместо ранних 70% теперь уплачивалось 30%). В связи с этим, для получения сельскохозяйственной продукции необходимы были хорошие урожаи зерна, других сельхозпродуктов, для увеличения поголовья скота нужны были хорошие пастбища и сенокосы. Чекалины и во Львово занимались торговлей мясом, и это у них хорошо получалось. Поэтому, вероятно, и решились они на переезд в новое место, где вольготней было с сенокосом и выпасом для скота, чем в густонаселённых местах в районе Львово. Только вот со временем переезда они ошиблись, да, вероятно, и с самим переездом. Кто же знал, что НЭП уже завершался, уже в следующем, 1929-м г., началось активное притеснение крестьян, занимавшихся выращиванием сельскохозяйственной продукции, началось известное раскулачивание. НЭП благополучно закончился. Вот к завершению НЭПа и состоялся этот переезд Чекалиных.

На новое место Чекалины перевезли свой старый деревянный дом, шестистенок. В этом доме были большие сени, кухня со столовой, да и спальней заодно, и большая горница, предназначенная в качестве спальни. Но горница была холодная, не пригодная для житья в ней зимой, так что на зиму она закрывалась, и все обитали в одной комнате-столовой-спальне. Дальше, уже здесь, я тоже немного расскажу и о другом доме, в котором я родился, но в котором не жил Василий Иванович.

В 1950 г., начиная с весны, старый дом снесли и построили дом из самана, тоже шестистенок, с большими сенями, из которых был выход во двор и на небольшое крыльцо, а также через приставную лестницу в сенях – на чердак, или, как мы называли, на потолок. Фундамента не было, саманные стены стояли просто на земле. Не потому, что так было принято строить, а потому, что не на что было купить кирпич.

Что такое саман (другое название – адоба)? Очень простое устройство. Берётся глина, солома, добавляется немного навоза, всё это смешивается с водой и замешивается как тесто. Только если надо было много саманов, то замешивали лошадью. А если немного, то самостоятельно, ногами. Для изготовления самана делали деревянную форму, примерно 40х60х15 см, которую заполняли замешанной глиной с соломой. Потом эту форму выкладывали просушиться на подготовленный чистый и ровный участок земли, каркас освобождали от глины и использовали для следующей закладки. Полученные саманы («кирпичи») укладывали в стены, связку между ними делали тоже глиной, но без соломы, смешанной с песком, как при кладке печи.

Дома из примерно такого состава строили не только в России. Известно, что таким строительством на основе глины и соломы (но с добавлением извести, для крепости) издавна занимались в Испании, а потом и в Америке, переселенцами из Испании после открытия её Колумбом. Строили не только жилые дома, но и церкви.

Крыша дома сначала была соломенной, а потом её заменили на железную. Русскую печку оставили от старого дома, стены строили вокруг неё. А в новой горнице дополнительно сложили печку-шведку на две конфорки, Теперь и в зимнее время в горнице тоже жили. В ней находились родители с нами, детьми, а в основной избе – дедушка с бабушкой. Но это всё относительно, потому что и мы с братом часто спали на русской печке, а то и на полатях…

Василий Иванович человек был набожный, но в церковь ходил очень редко, только по очень большим праздникам, да и то не каждый год, и очень не любил попов. Даже по самым большим праздникам, на Пасху или Рождество, в дом их не пускал, да они и сами его дом обходили стороной. Так было во Львово, так было и в Красном Кусте. Он говорил, что, мол, моему Богу денег не надо. И все домашние терпели это. Ну, кто же мог слово сказать? Хозяин, всё-таки, как-никак!

Был ли он молокан, не знаю. Хотя во Львово молокан было много. Молокане – это приблизительно баптистская секта, основными книгами которой являются, в безусловном следовании им, Ветхий и Новый Заветы, объединённые в Библию. Апостол Павел как-то сказал о Библии, что это млечное питание для верующих. Поэтому и секта стала называть себя молоканами. Говорят, что такое название секта получила за то, что во время поста её члены пьют молоко. Не думаю, что это так, что из-за этого. Скорее, что молоко они пьют, потому что раньше прозвали себя молоканами.

У нас в семье существовала такая история про молокан. Рассказывал очевидец: