Чтение как образ жизни

Но это всё мелочи! Глобальное отличие заключается в том, что с точки зрения нейропсихологии, при чтении мы взаимодействуем с книгой как с целостным объектом. Который имеет как вполне осязаемую материальную фактуру, так и идеальную (информационную, смысловую). Во время чтения бумажной книги мы получаем целостный опыт, в котором тесно сплетены запах пожелтевших страниц, увлеченность сюжетом и досада по поводу того, что больше половины книги (судя по осязаемой толщине перевернутых страниц) уже прочитано, а кульминация всё ещё не наступила. Предполагается, что опыт взаимодействия с бумажной книгой является более «объёмным», глубоким, в то время как текст с экрана является более «стерильным». Это всё равно как сравнивать восхождение на Эверест (опыт чтения бумажной книги) и рассматривание фотографий о восхождении (опыт чтения с экрана).

Кроме того, если придерживаться данной логики, то взаимодействие с электронными текстами также является целостным. Это означает, что при чтении с экрана к этому процессу у нас ассоциативно «подключается» весь наш опыт взаимодействия с компьютером – сёрфинг по Интернету, компьютерные игры, постоянные переключения между окнами/вкладками, реакция на всплывающие сообщения и т. п. Это опыт динамичной многозадачности, который вряд ли помогает нам фокусироваться на длинных и сложных линейных текстах.

3) Что любопытно, несмотря на многочисленные попытки доказать, что информация с экрана усваивается в процессе чтения хуже, сделать это так и не удалось. Но тут важно учитывать, что понимается под «информацией». Эксперименты не выявили различий в получении с экрана/с бумаги фактологической информации (дат, адресов, фамилий, определений и т. п. справок). Но есть основания полагать, что большие объёмы целостной информации (истории – сложные сюжетные повествования; понятийные системы) с экрана воспринимаются гораздо хуже. Получается, к примеру, что учебник (а ещё лучше краткий конспект учебника) по философии можно читать с экрана, а вот сам философский трактат лучше читать в бумажной книге.

Есть две причины, с помощью которых можно объяснить, почему чтение с экрана хуже подходит для восприятия объёмной и концептуально сложной информации. Первая причина заключается в том, что Интернет является более «быстрой» изменчивой и динамичной средой для чтения. Чтение трансформируется в поиск информации и становится «сканирующим», «просмотровым». Причём информационные ресурсы в большей степени формируют у нас «поисковый» стиль чтения (как только найден готовый ответ, чтение прекращается), а развлекательные приучают нас к «нелинейному блужданию и перескакиванию» в поисках наиболее яркого и эмоционального контента. И «поисковое» чтение, и «блуждание» выхватывают отдельные «кусочки» информации, но никак не помогают сформировать целостное понимание чего-либо.

Электронный текст отличается от бумажного. Даже если распечатать «Википедию», ее симультанное восприятие будет вряд ли возможно

Кроме того, Интернет-чтение можно характеризовать как «навязанное бесконечное скорочтение», когда мы вынуждены наращивать скорость чтения, чтобы угнаться за быстро поступающей и постоянно обновляющейся информацией. Пока мы в Сети, «сканирование» не прерывается ни на минуту. А это означает, что буфер нашей кратковременной памяти постоянно забит всё новой и новой входящей информацией. Интеллект человека – это долговременная память, содержащая сложные когнитивные схемы, связывающие воедино понятия и факты, алгоритмы и контексты, теоретические знания и практический опыт. Интеллект развивается путём добавления вновь поступающей информации к уже существующим схемам. Но чтобы такое добавление произошло, необходимо соблюдение нескольких условий: повторение, время, активное осмысление и т. п. Если эти условия не соблюдаются, то информация из кратковременной памяти так и не перейдёт в долговременную; она просто исчезает, вытесняясь новой информацией. Чтение линейного бумажного текста является медленным, и полученную из бумажной книги информацию нам проще «загрузить» в долговременную память. «Навязанное скорочтение» электронных текстов делает проблематичным их объединение с целостным внутренним текстом наших знаний.

Вторая причина заключается в том, что бумажная книга в большей степени является объектом симультанного (одновременного) восприятия. В то время как интернет-страницы воспринимаются сукцессивно (последовательно). При определенной тренировке читающий может воспринимать разворот бумажной книги целиком, в то время как экран приходится скроллить (или пользоваться иными способами навигации). Бумажную книгу легко начать читать с середины или даже с конца, а в электронных текстах это не всегда возможно или неудобно. Бумажную книгу можно приоткрыть и читать на 2—3 закладках одновременно, но автору (на момент написания этой книги) не известна ни одна электронная «читалка», которая умела бы делать то же самое.

4) Главным последствием воздействия цифровых технологий на психику человека считают формирование так называемого «клипового мышления»[14 - Довольно трудно установить, кто является автором термина. В 1962 году философ М. Маклюэн в книге «Галактика Гутенберга» упоминает о «клиповом мышлении». В 1980 году футуролог Э. Тоффлер в своей книге «Третья волна» пишет о «клиповой культуре». Современный российский философ Фёдор Гиренок в 2016 году издал книгу «Клиповое сознание», где рассматривает «феномен клипа», проявляющийся в самых разных сферах индивидуального и общественного (в философии, в науке, в искусстве, в образовании и политике) сознания. До появления «клиповости» философы и культурологи использовали близкий по смыслу термин «мозаичность». Его использовал впервые русский философ В. Розанов, опубликовавший в 1892 году статью «Может ли быть мозаична историческая культура?». «Мозаичность» также является центральным понятием в социо-психологической теории культуры А. Моля (книга «Социодинамика культуры» была издана во Франции в 1973 году, в СССР – в 1979 г.).]. Термин появился в конце 20 века, и он фиксирует трансформацию сознания (общественного и индивидуального) под влиянием современных СМИ. Если кратко, то «клиповое мышление» – это способность сознания формировать понимание/описание реальности на основе разрозненных и разнородных «обрезков» (clips) информации. Эти информационные фрагменты мы получаем из разных источников; получаем параллельно, многопоточно; получаем не столько в виде текстов, сколько в виде образов; получаем «на бегу» (т.к. темп жизни ускорился и условия потребления информации изменились).

На психологическом уровне «клиповое мышление» вносит свои поправки практически в каждый психический процесс – внимание, память, мышление, эмоции, речь и др. Способность к долгосрочной концентрации внимания снижается, зато усиливается способность быстро переключать/распределять внимание. Память на факты ухудшается, зато развивается память на источники («Где я могу узнать об этом?») и на алгоритмы поиска («Как я могу узнать об этом?»). С одной стороны, речь становится более краткой и фрагментарной, но с другой стороны более экспрессивной и прагматичной.

С мышлением и эмоциями положение дел несколько сложнее. Обилие информации означает наличие большого количества «готовых ответов», получение которых не требует самостоятельной мыслительной активности. В эпоху информационной перегрузки наш мозг работает по принципу «мысленной экономии» – то есть пропускает «слишком длинные» промежуточные рассуждения, и старается сразу же найти необходимый ответ/решение. Но степень достоверности такого чужого решения может быть крайне низкой (кстати, именно поэтому сегодня так востребовано обучение навыкам критического мышления).

Реклама, новости, посты в социальных сетях пытаются манипулировать нашими переживаниями, пытаются быстро «включать/выключать» у аудитории конкретные эмоции. Но чувства не дискретны, они имеют свою длительность и внутреннюю логику развития. Поэтому у «клипового мышления» как правило две эмоциональные альтернативы: либо поддаться эмоциональному внушению медиа, либо игнорировать эти чужие эмоции. Но оба варианта не особенно хороши, так как отчуждают человека от естественной эмоциональной реакции (мы вынуждены реагировать на информацию и на характер её подачи, но не на само событие/информационный повод).

5) «Клиповое мышление» считается главным врагом классического чтения, так как из-за него утрачивается навык восприятия длинных текстов. Но более глобальная проблема заключается в том, насколько вообще сегодня актуальны длинные тексты. Традиционный текст бумажной книги конечен – даже если мы говорим про какое-нибудь многотомное собрание «классики», то в нём всегда есть последний том. Массив электронных текстов (как и количество создающих его авторов) бесконечен. Это означает, что совокупность электронных текстов настолько «длинная», что пытаться развить навык восприятия подобного мега-текста целиком просто бессмысленно. По сути «клиповое мышление» является обоснованной защитной реакцией на бесконечность современных электронных текстов.

К сожалению, сегодня в Интернете популярны не просто короткие тексты, а ОЧЕНЬ короткие

Также меняется и социальный контекст, в котором востребованы длинные тексты. Ещё 50—150 лет назад и автор, и читатель длинного текста (бумажной книги) были элитой, носителями высокого социального и культурного статуса. «Образованный человек» – это человек, в обязательном порядке прочитавший набор классических текстов отечественной и мировой культуры. Знание этих текстов было своего рода культурным кодом, отличающим аристократа от «черни». В 18-начале 20 века высшее светское общество вряд ли бы приняло в свои ряды человека, неспособного поддержать разговор о классической литературе, не умеющего цитировать классиков и не понимающего аллюзии на данные тексты. В современном мире уже нет необходимости читать что-либо, чтобы подтвердить свой социальный статус (разве что в рамках узких субкультур). Теоретики культуры говорят о том, что сегодня на смену классической литературе пришла «постлитература»[15 - Разносторонний анализ постлитературы можно найти, к примеру, в статье Н. Кондакова «По ту сторону слова (Кризис литературоцентризма в России XX – XXI века)» (Опубликовано в журнале «Вопросы литературы», №5, 2008 г.; http://magazines.russ.ru/voplit/2008/5/ko5.html (http://magazines.russ.ru/voplit/2008/5/ko5.html)).]. «Постлитература» – продукт общества потребления, где важна не традиция, а удовлетворение спроса/актуальных потребностей. Классическая литература не исчезла совсем из ассортимента издательств, но доля «классики» в ассортименте неуклонно снижается. В «постлитературе» доминируют развлекательные жанры (детективы, приключения, фэнтези и проч.) и полезные книги-справочники (по сути она дублирует в «бумажном формате» наиболее востребованный интернет-контент – С.К.). Современный читатель читает книги не ради подтверждения статуса, а ради развлечения или пользы[16 - Впрочем, не только современные читатели предпочитаю литературу «попроще» (развлекательную или сугубо практическую). Возможно, вкусы массового читателя являются неизменными на протяжении веков и в разных культурах. Например, есть достаточно любопытная книга (Банк В. В. – Изучение читателей в России (XIX в.). – М.: Книга, 1969 г., 260 с.), где собраны результаты всех известных в XIX веке исследований чтения в России. Вот весьма типичные выводы одного из исследований 1865 года (стр.39): «Самая распространенная в народе литература – духовная, лубочная беллетристика, сонники, песенники, календари, азбуки и буквари».]. А развлекательные тексты должны быть удобны для восприятия – короткие, наглядные, с обилием иллюстраций, написанные простым языком и т. д.

Для чтения классической литературы нужен глубоко образованный и эрудированный читатель-эстет, имеющий сформированный вкус к хорошей литературе и достаточно времени для того, чтобы осмысливать длинные тексты. «Постлитература» рассчитана на массового читателя-прагматика, глотающего тексты в суете современной жизни. Чтобы выделяться на фоне всё нарастающего информационного шума, книги должны обладать ярко выраженной эмоциональностью (что обычно задаётся их жанровой принадлежностью) или сиюминутной практической пользой. По поводу практичности соглашусь с философом К.Г.Фрумкиным[17 - К.Г.Фрумкин «Клиповое мышление и судьба линейного текста» (источник публикации: http://nounivers.narod.ru/ofirs/kf_clip.htm (http://nounivers.narod.ru/ofirs/kf_clip.htm)).]: «У людей будущего нет иных навыков работы с текстами, кроме конвертации их в практические инструкции (но не обратно), и поэтому нет почтения к текстам».

Утрата «почтения» к текстам также означает, что в «постлитературе» значительно снизилась роль автора текста. Авторы книг уже не столько Творцы (полномочные представители классической традиции) и «властители дум», сколько обслуживающий персонал на фабрике текстов массовой культуры. Используя возможности Интернета сегодня написать и издать собственную книгу может любой желающий. А это означает, что граница между автором и читателем фактически перестала существовать. Любой текст по определению диалогичен (М. Бахтин[18 - Подробнее о «сквозном» диалоге, пронизывающем все тексты мира, читайте в прекрасной работе М.М.Бахтина «Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа». (http://www.infoliolib.info/philol/bahtin/probltext.html (http://www.infoliolib.info/philol/bahtin/probltext.html))]), но сегодня (а эпоху электронных коммуникаций) открываются воистину безграничные возможности для диалога между автором и читателями. Тексты классической литературы в основном являются длинными авторскими монологами; современные тексты диалогичны, что и предопределяет их меньший объём.

Подведём итог. Мир меняется, и вместе с ним неизбежно меняется книга (как носитель информации), меняется процесс чтения (как потребность, как ситуация и способы взаимодействия с текстом), и меняемся мы под воздействием этого «интеллектуального инструмента». На первый взгляд, психологические изменения под влиянием «новых медиа» не радуют. Мы начинаем быстро уставать от линейного чтения и перестаёт осмысливать «многабукофф» (длинные тексты). Снижается критичность к «входящей» информации и утрачиваются навыки аналитического и системного мышления. Информация превращается в осколки, из которых нам крайне трудно сложить осмысленную целостную картину. «Внешняя память» (доступность любой информации в Сети) приводит к тому, что наша собственная долговременная память атрофируется. Все эти процессы (не способность к длительной концентрации внимания, утрата навыков мышления, не тренированная долговременная память) ведут к снижению общего интеллектуального уровня.

Но в современном чтении есть и свои «плюсы». Чтение электронных текстов прекрасно развивает зрительно-моторную координацию; ускоряет переключение и распределение внимания; формирует скоростное «сканирующее» чтение; развивает широту эрудиции (спасибо гиперссылкам!). Это практико-ориентированное чтение: мы учимся быстро находить ответы на актуальные вопросы, и тут же применяем их в жизни. Доступность и разнообразие электронных текстов – уникальная база для творчества, для поиска и создания новых идей. «Внешняя память» (при умении создавать и работать с собственным архивом) может не только разрушать, но и усиливать долговременную память.

Чтение электронных текстов также вовсе не обязательно ведёт к интеллектуальной деградации, так как всё зависит от того, какие именно тексты и как именно мы читаем. Если мы на бегу пролистываем какой-нибудь бульварный роман или детектив-однодневку, то такое «классическое чтение» бумажной книги никак не поможет нашему интеллекту. Напротив, целенаправленная работа с электронными текстами открывает нам огромные возможности для поиска и аналитического сравнения фактов, для обзора и обобщения огромного количества идей, мнений, теорий и т. п. Иначе говоря, электронные тексты – это лишь возможность, которую можно использовать по-разному. Либо для деградации интеллекта, либо для его многократного усиления.

Как видите, уважаемые читатели, современные тенденции, связанные с чтением и книгами, являются неоднозначными, имеющими как свои «минусы», так и свои «плюсы». И какую «сторону силы» выбрать – читать «по старинке» только бумажные книги или переключиться на электронные мультиформатные тексты – каждый решает сам. Лет за пять до написания этой книги я решил придерживаться сбалансированного чтения, где половина прочитанных мною книг обязательно должна быть «в бумаге», а другая половина «в цифре». Но на сегодняшний день соотношение прочитанных мною бумажных книг к электронным (в разных форматах) – одна к четырём-пяти. Почему я считаю такое соотношение оптимальным, и как я к нему пришёл, читайте в следующих главах!

А эту главу мне хотелось бы закончить цитатой из книги Джеймса Бёрка[19 - Джеймс Бёрк – «Пинбол-эффект. От византийских мозаик до транзисторов и другие путешествия во времени». – М.: Издательство Студии Артемия Лебедева, 2012 г., 460 с.] «Пинбол-эффект. От византийских мозаик до транзисторов и другие путешествия во времени»: «В быстро меняющемся мире старая система специального образования обесценится. Возможно, нам первым делом следует учить детей путешествовать по паутине знаний – прививать им этот навык с той же настойчивостью, с которой наши предки со времен Гутенберга усаживали их за учебники и книги. Пусть на уроках в школе они прокладывают свои, неповторимые, маршруты по паутине и предлагают собственные пути решения задач, а не зубрят информацию, которая успеет устареть прежде, чем они смогут ею воспользоваться.

Возможно, нам даже придется изменить наш взгляд на то, что такое интеллект. Вместо того чтобы судить об умственных способностях человека по тому, как много он может запомнить, насколько последовательно рассуждает или гладко пишет, мы будем оценивать его способности по той скорости, с которой он «сканирует» паутину знаний и мысленно прокладывает свой маршрут».

Глава 2. Мои читательские корни и моя библиотека

С годами всё больше понимаю, что культура чтения и привычка регулярно читать формируются исключительно в родительской семье. Всё просто: если вы сами ничего не читаете (или читаете мало), то ваши дети вряд ли будут любить чтение… Мне в этом плане очень повезло и с мамой – великим книгочеем и книголюбом с высшим библиотечным образованием, и с отцом – настоящим self-made man, прошедшим сквозь голодное военное и послевоенное детство путь от мальчишки-безотцовщины из многодетной семьи, до руководителя городского масштаба[20 - Калинин Иван Егорович (17 апреля 1940 г. – 02 января 2016 г.). Почетный гражданин города Пскова, заслуженный работник культуры РФ, член Союза писателей России, общественный деятель. С 1983 г. по 1992 г. был заместителем председателя Псковского горисполкома по социальному и культурному развитию. С 1992 по 2005 год – заместителем главы Администрации г. Пскова. Награжден орденами и медалями. Публицист, автор более 300 статей в советских и российских журналах и газетах. С 2006 по 2014 года главный редактор сборника «За социальные проекты», посвященного социальной сфере: практике работы, опыту зарубежных стран и новаций в России. Автор одиннадцати книг (подробнее см. справку на сайте Центральной Библиотечной Системы г. Пскова: http://bibliopskov.ru/kalinin.htm (http://bibliopskov.ru/kalinin.htm)).]. В его жизни и становлении (личностном и профессиональном) книги сыграли огромную роль.

Сколько себя помню ребенком – мама всегда читала нам (мне и сестрёнке) вслух книги. Читала, когда укладывала излишне разбушевавшихся мелких спать. Читала, когда мы болели. Читала, когда нам было просто грустно и скучно. Читала, когда у неё просто выдавалась свободная минутка. Читала не только тогда, когда мы были еще несмышлеными дошколятами, но и уже вполне взрослым нам – школьникам.

Казалось бы, нет ничего скучнее, чем дорога в школу или стояние в магазинной очереди. Но даже во время таких скучных мероприятий мама умудрялась пересказать нам сюжеты одной-двух книг. Что пересказывалось для меня, я уже плохо помню… Наверняка что-нибудь приключенческое, Майн Рида или Стивенсона. Но зато прекрасно помню, как мама пересказывала сюжеты вечных историй про любовь – «Ромео и Джульетта», «Тристан и Изольда», «Анна Каренина», «Евгений Онегин», и ещё многих других – моей младшей сестре, а потом и своей внучке (моей дочке).

Читала или пересказывала книги она с выражением, увлечением и полным погружением в процесс, одним словом – с душой. А сам процесс был немного похож на театр, немного на игру, немного на тренировку фантазии. Мы ведь не просто слушали, раскрыв рот – мы очень живо представляли персонажей и повороты сюжета, мы тут же пытались разыгрывать какие-то сценки, мы задавали множество «почемучных» вопросов по тексту, мы конечно же пытались досочинить или переделать сюжет. «Читать» для нас никогда не означало «сидеть неподвижно и молча слушать»; чтение было для нас весёлой, свободной и увлекательной игрой. И такой творческий подход к чтению мама не только поощряла, но и сама принимала активное участие в этом «читательском озорстве».

Поэтому я совершенно не удивился, когда в один прекрасный день обнаружил, что для моей дочки (в её детско-подростковые годы) я вовсе не «авторитет по книгам», а вот бабушка самый настоящий авторитет! Говорят, что очень трудно преодолеть культурный разрыв между поколениями… Но даже в студенческие годы у дочки сохранилась общность читательских интересов с бабушкой. Они продолжали обмениваться книгами и мнениями о прочитанных книгах, и мне было крайне интересно наблюдать за их дискуссиями.

У мамы была замечательная привычка (или метод?) чередовать для нас чтение детских книг с чтением какой-нибудь классики, вполне себе «взрослой» и серьезной. Я уже упомянул о том, что сюжеты многих классических произведений мы сначала слышали в коротком устном мамином пересказе. После чего у нас возникало острое желание прочесть эти книги целиком. Чаще всего мама реагировала так: «Конечно, вам это ещё рановато… Поэтому давайте я лучше сама вам почитаю!». Понятно, что чтение больших романов – это занятие не на вечер, и даже не на неделю. Многие произведения мама читала не полностью, а лишь какие-то избранные места, наиболее интересные отрывки. Если мы чего-то в этих отрывках не понимали – мама всегда очень подробно объясняла значение новых для нас слов, мотивы и смысл поступков персонажей и т. п. Это было необычайно познавательно, но при этом оставалось ощущение какой-то недосказанности, тайны, которая ещё осталась в не полностью прочитанной книге, и которую надо обязательно раскрыть. Я очень хорошо помню эту неуёмную жажду чтения – стремление доказать, что мне «уже не рано», и что я могу разгадать все тайны этого текста. Меня не надо было уговаривать или заставлять читать классику! Меня как магнитом тянуло к этим многотомным литературным мирам.

На этой фотографии мне семь лет. Руки тянутся не к «Философскому наследию» (это станет моим чтением в юношеском возрасте), а к любимой «Детской энциклопедии» полкой выше

Думаю, что такой подход к чтению – отрывками из «недетских» книг – сформировал мою детскую/подростковую стратегию чтения. Во-первых, те книги, которые не дочитала нам мама (были только отрывки) я потом обязательно дочитывал сам – интересно же, что там было раньше, и что будет дальше! Во-вторых, не было никакого страха перед «сложными», «взрослыми», «умными» и т. п. книгами – я просто ползал по книжным полкам, выбирал любую книгу, открывал наугад, и если прочитанное в течение 2—3 минут хоть как-то «цепляло» меня, то я брал, и прочитывал книгу полностью. В-третьих, было стремление к точному пониманию написанного. Если мне встречалось незнакомое слово или я не понимал происходящего – я шёл и упорно добивался ответа у родителей. Со временем, разумеется, научился находить ответы сам в словарях, справочниках, энциклопедиях.

Если мою маму можно считать настоящим «фанатом» русской и зарубежной классики, то библиотека, собранная руками отца, стала для меня настоящим кладом научной гуманитарной мысли (книг по философии, социологии, психологии, культурологии и т.д.). Клад этот я обнаружил лет в 14—15, когда «юношу бледного со взором горящим» стали одолевать первые вопросы о познании самого себя и других людей, об устройстве мира и смысле жизни. Вот тогда и был совершен бесчеловечный набег на полку с собранием томов «Философского Наследия»[21 - «Философское наследие» (ФН) – академическая книжная серия издательства «Мысль», которая выпускалась Институтом философии Академии наук СССР/России. В СССР частично распространялась по подписке (как приложение к журналу «Вопросы философии»). В рамках серии с 1963 года по 2004 год было издано 97 книг; своего рода хрестоматия трудов классической философии. В каждой книге имелось обстоятельное предисловие современного (на момент издания) отечественного философа; далее следовал текст (или избранные фрагменты) философа-классика; в конце книги содержались развёрнутые примечания, именной и предметный указатели. Во времена моего детства (в 1970—1980) наличие в домашней библиотеке книг «Философского наследия» было своего рода маркером высокого уровня образованности и интеллигентности их владельца. Книги этой серии были дефицитом, за ними охотились, добывая у спекулянтов-перекупщиков. Сегодня это кажется забавным стереотипом, но тогда «у всех культурных людей» эти книги обязательно должны были присутствовать в книжном шкафу на самом почетном месте. А дискуссия за рюмкой чая о диалектических противоречиях во втором томе «Эстетики» Гегеля (изданной в ФН) была тогда обычным досугом советских интеллигентов.], и почти все книги с этой полки к окончанию школы были прочитаны. (Ну, может, слегка недочитанными остались лишь трактаты Иммануила и Георг-Вильгельм-Фридриха[22 - Речь идёт о представителях классической немецкой философии Иммануиле Канте и Георге Вильгельме-Фридрихе Гегеле. Надеюсь, они простят мне эту фамильярность! Уж очень хотелось мне в том зелёном подростково-юношеском возрасте вести с ними философские диалоги так вот запросто, на равных.]; надеюсь, они простят мне это). Разумеется, я читал не только философские трактаты! Очень увлекали книги по психологии, культурологии, педагогике, социологии.

Кроме того, в библиотеке отца были довольно редкие и даже запрещённые (в СССР начала 1980-х) книги по менеджменту, лидерству, навыкам публичных выступлений, самоорганизации. Например, легендарную книгу Дейла Карнеги «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей» я читал в самиздатовском варианте, в виде гектографической копии, которую где-то раздобыл отец. Также до сих пор отчетливо помню мои ощущения, когда я, учась в девятом классе средней школы, обнаружил на одной из отцовских полок книгу А.К.Гастева «Как надо работать. Практическое введение в науку организации труда». Сначала мне показалось забавным название: «Ну вот, развелось вокруг желающих указывать всем, как надо работать!». Начал листать, и… ушёл в текст с головой! И уже буквально на следующий день пытался составить хронокарту[23 - В работе 1923 года «Время» Гастев пишет: «Производить учет времени – это и есть настоящая установка на время. Учет времени мы выдвигаем как первую и единственную задачу всех, кто серьезно ставит проблему времени, а не придает ей крикливо-обличительный характер». Главным методом учета и анализа времени по А. К. Гастеву стала так называемая «хроно-карта» («карта учета», или, современное написание – «хронокарта»). Хронокарта представляет собой своеобразный «гибрид» органайзера и графика Ганта. В своем первоначальном виде хронокарта выглядела как таблица, где по вертикали (в строках) перечислялись события, а по горизонтали (в столбцах) указывалась их продолжительность. С помощью хронокарты можно учитывать не только индивидуальное, но и коллективное время, а вносить в хронокарту отметки о затратах времени может не только сам человек, но и внешний наблюдатель («инспектор времени»). В первоначальном виде хронокарта Гастева включала в себя следующие столбцы: порядковый номер события, код (Гастев предлагал выделять пять типов временных затрат – сон, прием пищи, работа, отдых, самообслуживание), конкретное описание события, часы суток от 01 до 24 часов (с интервалом в 15 или 30 минут). Разумеется, хронокарту можно модифицировать (например, изменив категории учета временных затрат) в соответствии со своими целями.] моего учебного дня.

Отец «умные» книги не просто собирал, он с ними работал. Они были и остаются все в закладках, карандашных пометках и надписях на полях; многие листы в них – с загнутыми уголками; во многих были вложены карточки с какими-то комментариями или размышлениями. И мои первые навыки работы с книгой, разумеется, получены от отца. Он не давал мне каких-либо прямых советов или наставлений, я просто наблюдал за ним, и копировал его приёмы.

Чтение является способом получения «входящей» информации. А что на «выходе»? Я не сомневаюсь в том, что отец применял почерпнутые из книг знания в своей работе и для своей (довольно успешной) карьеры. Но мне трудно обосновать это убеждение, потому что для отца сам процесс трансформации прочитанного в действия был неким молчаливым таинством. Он что-то читал, потом реализовывал какой-то проект/достигал намеченной цели, и лишь через некоторое время изредка делился мыслями о том, как ранее прочитанное натолкнуло его на какие-то идеи, «дозрело» до практических действий. Это сегодня много книг по психологии саморазвития, где в явном виде предлагаются алгоритмы перехода «от текста к результатам». У отца такой алгоритм был наверняка тоже, но он так и остался на подсознательном, неотрефлексированном уровне.

Тем не менее, «на выходе» отцовского чтения – одиннадцать написанных и изданных книг. В этих книгах достаточно много легко узнаваемых мною цитат и ссылок на книги из отцовской библиотеки. И это лучшее доказательство того, что «мыслительное топливо» (книги) были использованы по назначению! В 2000 году мой отец стал членом Союза писателей России. Кроме этого в СМИ опубликованы сотни его публицистических статей, посвященных разным вопросам культурно-просветительской и социальной работы. К сожалению, мне мало известно о тех текстах, которые он писал исключительно «для работы» (сценарии, методические указания, аналитические отчёты и проч.), но уверен, что их количество также исчисляется сотнями.

Отец написал одиннадцать книг. И остались черновые наброски как минимум еще двух

Оценивать качество отцовских текстов я не берусь… Они мне нравятся, но, разумеется, я могу быть очень необъективен в своей оценке. Лично для меня важнее другое. Главный усвоенный от отца урок заключался в том, что чтение книг не должно быть пассивным потреблением развлекательной информации. Чтение является частью серьёзной работы над «своей темой» – над предметом своего главного интереса, своей страсти, над делом своей жизни. И у этой работы обязательно должны быть осязаемые результаты «на выходе», хотя бы в виде собственных авторских текстов.

Моя первая книга была издана в 2002 году (С.И.Калинин «Компьютерная обработка данных для психологов»[24 - С.И.Калинин «Компьютерная обработка данных для психологов» – Спб.: Издательство «Речь», 2002. 134 с. Написание этой книги стало для меня отдельным подвигом. Я стопроцентный гуманитарий, и точные науки всегда давались мне с большим трудом. Но, как гласит народная мудрость: хочешь сам как следует в чём-либо разобраться – начни объяснять это другим. Так получилось, что мне пришлось преподавать предмет «Основы математической статистики для психологов» сразу в двух ВУЗах, и путей к отступлению у меня не было. Пришлось не просто рассказывать о методах прикладной статистики, но и очень много помогать студентам и коллегам в обработке данных для их курсовых, дипломных, диссертационных работ. Книга была написана в качестве учебного и справочного пособия, с помощью которого студенты-психологи смогли бы самостоятельно обсчитать результаты своих исследований с помощью компьютерной программы SPSS. На сегодняшний день книга морально устарела, так как она была написана с опорой на возможности программы SPSS v9.0, а в настоящее время уже существует SPSS v25.0, функционал которой значительно расширен. Обновлять книгу мне не интересно, а всем жаждущим статистики гуманитариям рекомендую прекрасные руководства по SPSS от А.Д.Наследова (http://nasledov.ru/books/ (http://nasledov.ru/books/)).]). На тот момент у отца было издано уже шесть книг. Он поздравил меня с выходом первой книги, и спросил: «Ну и когда же ты меня перегонишь?». Но мне до него еще далеко… И мне есть на кого равняться!

Сейчас вы читаете мою третью книгу. Первые две уже стали букинистической редкостью

Несмотря на любовь к чтению, в школьные годы я почти не брал книги в детских библиотеках, и крайне редко тратил свои карманные деньги на приобретение книг. Мне вполне хватало книг из нашей домашней библиотеки. Собственную библиотеку я начал целенаправленно собирать после поступления в Ленинградский университет. Моё обучение пришлось на эпоху Перестройки, которую можно назвать настоящим «книжным бумом». Для молодых читателей, не заставших это время, расскажу поподробнее…

На закате СССР возникла такая система распределения благ, которая порождала всевозможные дефициты – в том числе и книжный. Было две категории книг, ознакомиться с которыми было крайне непросто: 1) Запрещённые цензурой «идеологически вредные» книги; 2) Книги «бездуховных» развлекательных жанров (детективы, фантастика, приключения и т.п.), особенно переводные.

К «идеологически вредным» относились как научные тексты, в которых содержалась малейшая критика марксизма-ленинизма, так и художественные тексты «классово чуждых» авторов, особенно эмигрантов. Например, невозможно было прочитать тексты русских философов – Н. Бердяева, Н. Лосского, И. Ильина, С. Франка и др. – написанные ими как до «философского парохода», так и после, уже в эмиграции. Из советских газет можно было узнать что-то ругательное про «изменников Родины» Солженицына, Пастернака, Набокова, Бродского и др., но прочитать их книги было крайне сложно – их попросту не издавали, а из библиотек они были изъяты. Но даже в условиях советской цензуры можно было достать практически любые запрещённые тексты, были бы только связи и деньги (причём связи с нужными людьми были гораздо важнее денег). Какие-то запрещённые книги просачивались из-за границы, но в основном это был «самиздат» – еле читаемые копии, сделанные на ризографе, печатной машинке, а иногда просто переснятые фотоаппаратом. Например, один из первых прочитанных мною трактатов по йоге (кажется, это была «Интегральная йога» Шри Ауробиндо) представлял собой толстенную пачку фотокарточек 9х12, переснятых с машинописных страниц А4. Читать их было можно только с помощью сильного увеличительного стекла.

Развлекательные книги (детективы, фантастика и т.п.) издавались очень малыми тиражами, видимо, чтобы не отвлекать строителей коммунизма от их основной работы. В отношении «чтива» работали хитрые механизмы распределения: например, модные детективы можно было купить в обмен на сданную макулатуру. В некоторых регионах СССР дефицитные книги распределялись через кооперативные магазины; то есть получить томик заветной «Анжелики»[25 - Речь идёт о серии любовно-приключенческих романов (авторы Анн и Серж Голон), главной героиней которых является красавица и авантюристка Анжелика. Действие происходит во Франции XVII века, в обстановке придворных интриг, политических тайн, семейных драм и роковых любовных страстей. В общем, классический женский роман о поисках идеальной любви… Всего было издано 13 основных романов об Анжелике (первый в 1958 году); также в 1964—1968 годах было снято пять фильмов об Анжелике. В СССР Анжелика стала популярна именно благодаря французским кинофильмам, которые были своего рода «красивой романтической сказкой для взрослых». Первое издание «Анжелики» (точнее, первой книги серии: «Анжелика маркиза ангелов») на русском вышло ещё в 1971 году. Книга вышла небольшим тиражом и тут же превратилась в библиографическую редкость, стала завидным трофеем советских книголюбов. В середине 1980-х «Анжелику», как сверх-дефицитный товар, часто распределяли по закрытым каналам (вроде обмена на сданное вторсырьё); а вот уже во времена Перестройки (середина 1990-х) случился настоящий книгоиздательский бум, когда все книжные прилавки были буквально наводнены «Анжеликой» в самых разных переводах и обложках (подробнее см. http://www.angelique-world.ru/bibliografia2.html (http://www.angelique-world.ru/bibliografia2.html)).] можно было в обмен на сданную клюкву или, скажем, белые грибы. Серийные издания (вроде «Библиотеки приключений»[26 - Легендарная «Библиотека приключений» – фактически первая в СССР серия приключенческих и фантастических книг для подростков. Первая серия была издана в 1955—1959 годах, она включала в себя 20 томов с произведениями таких классиков жанра как Жюль Верн, Майн Рид, Артур Конан-Дойль, Александр Дюма и др. Уверен, что каждый уважающий себя мальчишка читал (и не раз перечитывал!) эти удивительные книги. Во всяком случае в моей семейной библиотеке они зачитаны почти до дыр – потому что их читал и перечитывал не только я, но и мои школьные товарищи, и даже приятели, с которыми вместе гуляли во дворе. Всего с 1955 по 1995 было издано пять серий «Библиотеки приключений»; в каждой серии по 20 томов. Третья серия (1981—1985) является переизданием классической первой серии (1955—1959), и именно за ней охотились советские книголюбы в середине 1990-х.] или «Библиотеки фантастики»[27 - Книжная серия «Библиотека фантастики» издавалась в 1986—1997 годах рядом издательств. Для книголюбов того времени задача собрать воедино все книги данной серии превратилась в настоящий многоходовый квест. В связи с распадом СССР издание серии проходило «с приключениями»: сначала книги распространялись по подписке, но потом сменился издатель (и затребовал дополнительную оплату); книги выходили не по порядку и не в срок; вместо запланированных 24 книг в итоге были изданы 30. Большая часть книг серии – это произведения русских и советских фантастов. Помню, что самым привлекательным в серии было то, что там собирались издать произведения полузапрещенных в СССР и вечно дефицитных Стругацких, А. Беляева, И. Ефремова. В нашей домашней библиотеке «Библиотека фантастики» так и осталась недоукомплектованной. То, что было положено по подписке, мы получили, а вот гоняться за изданными позже разрозненными томами, желания уже не было.]) распространялись через клубы книголюбов по подписке. Но подписные абонементы также были ограничены, они распределялись среди членов клуба или по жребию, или в порядке очереди. Как правило, «книголюбы» приобретали всё, до чего могли дотянуться, а уже потом начинались многоходовые комбинации книжных обменов и перепродаж.

В общем, в СССР существовала самая настоящая подпольная «книжная экономика», в которой сам процесс добывания дефицитной книги превращался в рискованный и увлекательный квест. В «культурной столице», где я учился, «книжная экономика» процветала. До сих пор помню, как у меня, зелёного первокурсника, перехватило дыхание во время первого посещения заветного букинистического магазинчика[28 - Речь про магазин «Старая книга», который тогда располагался по адресу Санкт-Петербург, В.О., Большой проспект, дом 29.] на Большом проспекте Васильевского Острова – каких только древних и современных книжных сокровищ там не было! Но больше всего меня впечатлили «книжные жуки» – люди неопределенного возраста и неформального вида, которые, казалось, жили внутри магазина. Они никогда не смотрели прямо в глаза, и всегда начинали разговор с вопроса: «Что интересует?». Достать они могли практически всё что угодно, но за очень немалые деньги. Помню, как однажды за дореволюционное издание Вильгельма Вундта[29 - Вильгельм Вундт – немецкий врач, физиолог, философ и психолог, основатель первой в мире лаборатории экспериментальной психологии в Лейпцигском университете. Во всем мире Вильгельм Вундт считается отцом-основателем научной психологии. В начале ХХ века его лаборатории учились и стажировались учёные со всего мира, которые позже стали основателями национальных психологических научных школ в своих странах. Например, среди российских учеников Вундта был И.П.Павлов. До революции 1917 года в России было издано примерно два десятка книг В. Вундта. Архив В. Вундта хранится в Лейпцигском университете, который после окончания Второй мировой войны оказался на территории ГДР. В конце ХХ века психологи СССР и ГДР совместно изучали историческое наследие В. Вундта, но, тем не менее, ни одной работы В. Вундта в Советском Союзе не переиздавалось (за исключением коротких отрывков в хрестоматиях). Поэтому желающие ознакомиться с первоисточником, добывали дореволюционные издания Вундта или в библиотечных спецхранах, или у букинистов.] у меня запросили сумму, равную трём моим студенческим стипендиям. «Жуки» также работали перекупщиками (встречая подходивших к магазину вопросом «Что сдаёшь?»), но далеко не все хорошие книги проходили через их цепкие руки, многое благополучно попадало на магазинные полки.

Моя фотография студенческих времен. В образе «продвинутого букиниста», изучающего «старинный» свиток

Разумеется, я стал завсегдатаем книжных магазинов (в том числе букинистических). Как только удавалось заработать хотя бы немного денег, я тут же отправлялся в «букинист-тур», на который запросто мог потратить целый день. Кстати, как потом выяснилось, любовь к букинистическим магазинам – это у меня от отца; он также большую часть своей обширной библиотеки приобрёл у букинистов. В студенческие годы я крепко втянулся в «книжную экономику». Для меня охота за книгами стала тогда чем-то вроде хобби и способа заработать немного денег.

Приведу небольшой пример. После третьего курса с моими замечательными однокурсниками на летних каникулах отправляемся в ССО (Студенческий Строительный Отряд). Едем в КомиАССР (ныне Республика Коми) строить объекты сельхозназначения. После получения первых заработанных денег, идём с товарищами в магазинчик в ближайшем посёлке и… обнаруживаем там залежи дефицитных изданий! И это снова особенности социалистического распределения. Дело в том, что в Советском Союзе кроме огромных центральных издательств, были ещё маленькие региональные издательства в союзных республиках и автономных областях. Цензура в региональных издательствах была не такой сильной, как в центральных, и иногда в них появлялись такие издания, которые были просто чудом среди запретов и дефицита. (Думаю, что если бы Довлатов попытался бы издать сборник своих рассказов не в педантичной Эстонии[30 - Речь идёт про неизданную книгу С. Довлатова «Городские рассказы», которая была подготовлена к публикации в эстонском издательстве «Ээсти раамат» в 1975 году. Процесс издания был остановлен КГБ по сфабрикованному поводу (якобы Довлатов поставил подпись под какой-то антисоветской петицией). Вот как об этом случае рассказывает сам Довлатов: http://www.sergeydovlatov.ru/index.php?cnt=8&sub=3&page=13 (http://www.sergeydovlatov.ru/index.php?cnt=8&sub=3&page=13)], а где-нибудь в солнечном Узбекистане, у него могло бы и получиться). Если вернуться к моей истории, то, как вы догадываетесь, значительная часть заработанных в ССО денег была потрачена на книги. В общежитие я вернулся с рюкзаком, набитым томиками М. Цветаевой, В. Набокова, А. Платонова и др. После чего эти книги были мною частично проданы, частично обменяны на легендарной «Крупе» – на книжной ярмарке в ДК им. Крупской (кстати, в более цивилизованном виде ярмарка существует и сегодня[31 - Интернет-сайт книжной ярмарки в ДК им. Крупской в Санкт-Петербурге: https://krupaspb.ru/ (https://krupaspb.ru/). Также в марте 2017 в интернет-журнале «The Village» была опубликована отличная статья «Старожилы книжной ярмарки в ДК имени Крупской (Петербург). Как устроена сегодня легендарная „Крупа“ – какие книги продают, кто продает и кто покупает» (http://www.the-village.ru/village/people/people/259196-starozhily-krupy (http://www.the-village.ru/village/people/people/259196-starozhily-krupy)).]).

Не подумайте, что участие в «книжной экономике» меня сильно обогатило. Скорее, это было как в том анекдоте про «цыганский бизнес»:

– Покупаю яйцо по рублю, варю, затем перепродаю варёное яйцо тоже по рублю.