Серебряный единорог

Пиханов хлопнул себя по лбу и крикнул:

– Пиво-то забыли! Замерзнет в машине.

Громко топая, он сбежал по лестнице и вскоре внёс в номер два ящика «Жигулевского» и сумку с продуктами.

– Вот теперь полный комплект: водка, пиво и закуска, – радостно произнес Олег.

– Давайте, дорохие товарищи, отметим ваш приезд, – торжественно произнес Баторжамц. – Сеходня вы устали с дорохи, поэтому отметим скромно.

– Безусловно отметим, – радостно заорал Пиханов.

Баторжамц произнес длинный тост за дорогих гостей, российско-монгольскую дружбу, экономическое и культурное сотрудничество соседних стран. Меркурий изобразил, что выпил немного водки.

– А сколько стран подъедет на симпозиум? – спросил Олег, закусывая салом.

Баторжамц застыл с бутылкой:

– Какой симпозиум?

– Международный.

Представитель Восточного аймака уставился на Анатолийского. Глава делегации скромно крутил стакан в руке.

– Так сколько стран? – прервал неловкую паузу Олег.

– Две, – произнес Меркурий.

– Давайте выпьем за здоровье, – замял конфуз Цырендоржи.

Анатолийский спешно поднялся:

– Здоровье – всему голова. Без здоровья человек слабеет, слабеет, а потом загибается. Так выпьем за здоровый образ жизни!

– Эх, хорошо пошла за здоровье, – с удовольствием крякнул Пиханов, вытерев рот рукой, и захохотал. – Может в Японию съездим на симпозиум? Саке попробуем.

– Нам надо побывать на горе Хан-Хэнтэй, – сказал эксперт во истории Востока, когда вновь были наполнены стаканы.

– Зачем? – удивился Баторжамц.

– Почтить память Чингисхана.

– На хоре всё снехом занесло, мы здесь почтим. Прямо сейчас.

Цырендаши встал, откашлялся и разразился тирадой:

– В наше трудное время наследие Величайшего человека планеты – Чингисхана велико как никогда. Великая яса, которую Потрясатель Вселенной издал на курултае, устанавливала самые справедливые правила и запреты. Чингисова яса запрещает ложь, воровство, прелюбодеяние, предписывает любить ближнего, как самого себя, почитать старших, не обижать нищих, уважать храмы и священнослужителей любой религии. Десятипроцентный налог, установленный Правителем мира в покоренных странах, позволял подвластным народам жить лучше, чем до завоевания. Мудрые законы Чингисхана по сей день дороги монголам и бурятам. На основе уложений ясы мы с почтением относимся к старикам, имеем крепкие многодетные семьи, любим свою землю, возвращаемся к истокам нашей буддийской веры…

Криво усмехнувшись, Меркурий добавил:

– Православные устои схожи с ясой, но, к сожалению, не все русские их соблюдают.

Баторжамц дипломатично вмешался:

– Монголы тоже. В каждой нации есть и хорошие и плохие люди.

Скромная встреча затянулась до трех часов ночи. Баторжамц произносил цветастые тосты. Олег два раза сбегал за русской водкой. Анатолийский сумел пропустить еще две выпивки, но под напором представителя Восточного аймака сдался. Он не менее красиво вторил монгольской стороне, причем каждый последующий тост был ярче и оригинальнее.

К полуночи в ход пошло пиво. Батарея пустых бутылок строилась цепочкой возле кровати. Директор курил беспрерывно. Хрустальная пепельница наполнялась окурками. В комнате дым стоял столбом.

Наконец, Баторжамц покинул номер в прекрасном настроении. Меркурий рухнул на кровать, не раздеваясь, и мгновенно уснул.

В девять утра свежий, как огурчик, Баторжамц разбудил российских постояльцев:

– Встаем, товарищи! Завтрак накрыт.

Меркурий со стоном приподнялся и уронил голову на подушку. Олег перевернулся лицом к стене. Цырендаши сел на кровать с закрытыми глазами и стал натягивать носки.

– Поднимаемся, поднимаемся, товарищи, – тормошил сонных гостей представитель Восточного аймака. – В десять часов у нас важная встреча с председателем хурала. Это очень большой начальник. Я жду вас в холле.

В пустом ресторане без изысков и украшений стоял один накрытый приборами стол на четыре персоны. На прочих столах торчали ножки перевернутых стульев. Из кухни сильно пахло прогорклым маслом, от запаха которого Анатолийского замутило. Молодая монголка-официантка принесла на подносе тарелку с колбасной нарезкой и четыре порции яичницы. Баторжамц ловко выудил две бутылки архи и торжественно водрузил их на стол. Меркурий содрогнулся и покрылся гусиной кожей.

– В Европе пить с утра считается дурным тоном, – сипло произнес он в надежде избежать спиртного.

– Здесь – Монхолия! – гордо произнес Батомжамц, разливая водку в пузатые рюмки.

– Курица не птица*… – не к месту встрял Пиханов и получил директорский пинок под столом.

Олег скривился, словно проглотил ложку лимонной кислоты, и потер ушибленную ногу. Баторжамц сделал вид, что ничего не понял, поднял рюмку и торжественно провозгласил тост:

– Дорохие товарищи, выпьем за блаходенствие Великой России и блахополучие россиян! За развитие демократии российского общества!

Меркурий плохо соображал и ограничился коротким ответным тостом:

– За процветание Монголии!

Литр архи был распит ударным темпом. Слегка пошатываясь, Баторжамц повел делегацию через площадь. На безлюдной площади мела поземка. Холодный ветер со снежной крупой наполовину выветрил хмель у пешеходов.

– У председателя хурала сердце с правой стороны, – сообщил Баторжамц. – О нем знает вся Монголия.

– Кажется, я тоже где-то слышал об этом, – произнес Меркурий.

Монгол косо взглянул на него, но ничего не сказал.

Председатель хурала выглядел лет на сорок. У него были приятные черты лица, гладко причесанные волосы и аккуратные усы с бородкой в китайском стиле.

Баторжамц представил высокопоставленному чиновнику гостей. Анатолийский моментально забыл его труднопроизносимое имя и длинную фамилию. Пиханов, расширив глаза, рассматривал уникального человека. Аюров с олимпийским спокойствием первый уселся за длинный стол.

Переводчиком выступал Баторжамц. После традиционных вопросов о погоде в Чите и дороге до Чойбалсана председатель Хурала Восточного аймака вежливо поинтересовался: