Такой тост Меркурий не мог пропустить. Далее последовали тосты за Олимпийские игры, чемпионов, тренеров и детский спорт, которые Анатолийский вовсе не мог проигнорировать. Обед незаметно подошел к концу, бутылки опустели.
– А сейчас, товарищи, – поднялся Баторжамц. – Тумэн поведет вас в администрацию Восточного аймака, хде вас ждет товарищ Булат-Цогоо.
– Это кто? – икнул Пиханов.
– Товарищ Булат-Цогоо – председатель спорткомитета. У него тесть – ба-альшой начальник в Правительстве Монхолии.
В казенном здании было холодно. Тумэн поговорил накоротке с каким-то монголом в коридоре и по-хозяйски провел гостей в пустой кабинет председателя. Все сняли верхнюю одежду и повесили её на напольную вешалку.
– Что-то Цогоо задерживается у губернатора, – взглянул на большие настенные часы Тумэн. – Верно, деньги выбивает на следующий год.
– Извечный вопрос всех тренеров и спортивных функционеров, – вздохнул Анатолийский.
Пиханов бродил по кабинету, с любопытством разглядывая кубки на полке и вымпелы, развешенные на стене. Меркурия забил мелкий озноб. Он нахохлился на стуле, спрятав руки под мышками.
Булат-Цогоо появился через полчаса. Это был высокий худой монгол в распахнутом засаленном полушубке, толстом верблюжьем свитере и немыслимых брюках в широкую синюю и голубую полоски. Он беспрерывно шмыгал покрасневшим носом и сморкался в мятый платок.
Переговоры начались с горячего чая, который разливала в пиалы пожилая монголка в стеганой национальной жилетке. Председатель спорткомитета ни слова не понимал по-русски, переводил Тумэн. После непродолжительной беседы Булат-Цогоо уяснил, что гости интересуются историческими сведениями о Чингисхане.
Председатель не стал откладывать в долгий ящик предоставление сведений о Потрясателе Вселенной. Он достал из стола золотистый круглый футляр, а из него красивую бутылку водки. Тумэн зацокал языком от восхищения:
– «Чингисхан!» Дорогая водка. Идет на экспорт.
– А в какие страны? – спросил Пиханов.
– Э-э, в… дружественные нам страны.
Бутылка пошла по кругу, гости рассматривали красочную этикетку с портретом Чингисхана, словно драгоценный экспонат музея. Довольный Булат-Цогоо высморкался в платок и кивнул Тумэну. Тот раскупорил бутылку и щедро разлил прозрачную жидкость в пиалы.
– Чингисхан! – торжественно сказал Цогоо и поднял пиалу на трех пальцах.
Все поднялись, чокнулись пиалами и выпили крепкую водку. Булат-Цогоо выудил из другого ящика стола знакомую бутылку архи и передал ее Тумэну. Тренер по боксу быстро раскатил архи по пиалам. Цогоо достал из кармана денежную купюру, любовно разгладил и бережно положил ее на стол. С купюры на гостей осуждающе взирал величайший полководец всех времен и народов.
– Чингисхан! Тугрик! – произнес он не менее торжественно, чем в первый раз.
Перед третьей бутылкой водки председатель спорткомитета положил на стол набор открыток с портретами Чингисхана, его сыновей и монгольских полководцев. Перед четвертой – расстелил на столе коврик с изображением великого монгола. Тост был один: «Чингисхан!». Разговоры завязывались все душевнее, пьяные выкрики звучали все громче. Вскоре Меркурий обнимался с Булат-Цогоо и обещал ему партнерство в туристическом бизнесе. В шестом часу вечера вся компания вывалилась на улицу, влезла в Уазик и покатила в ресторан, где их поджидал свежий, как огурчик Баторжамц. За ужином, который протекал до одиннадцати, было выпито немереное количество архи и спето несколько русских и монгольских песен. Монголы и Цырендаши станцевали напоследок бурятский танец ёхор, а в ответ Меркурий с Олегом сплясали нечто похожее на камаринскую пляску. После закрытия ресторана вся ватага отправилась в номер. Пили «Жигулевское», целовались и клялись в вечной дружбе. В четвертом часу ночи Анатолийский произнес последний тост за только что установленный европейский рекорд по количеству выпитого спиртного. Опустошив последний ящик пива, монголы шумно удалились, но глава делегации уже не видел и не слышал это.
Все смешалось в туманной голове Анатолийского: время, места пребывания, люди. Меркурий пил архи, как воду. Архи была повсюду: в ресторане, номере, квартирах Баторжамца и Булат-Цогоо. Монгольская водка текла рекой. Казалось, в Чойбалсане был один непьющий человек – председатель хурала.
– Он не пьет, потому что у него сердце с правой стороны, – оправдывал начальника Баторжамц.
В пятое утро пребывания в славном городе имени маршала Чойбалсана Анатолийский, проснувшись со всклоченными волосами и мутными глазами, поинтересовался у Аюрова:
– Цырендаши, ты помнишь, где мы вчера были?
– Всё помню.
– А я ничего не помню. Приезд помню, памятники помню, но остальное не помню. Так где мы были вчера?
– Ездили на чабанскую стоянку на боодог.
– Боодог?
– Национальное монгольское блюдо: туша козла, запеченная раскалёнными камнями.
– И всё?
– Потом вели переговоры с немцами.
– С кем?
– С немецкими инженерами. Они занимаются реконструкцией Чойбалсанской ТЭЦ.
– О чем договорились?
– Вы подписали с ними контракт на строительство ГРЭС на Ононе.
Меркурий схватился за голову.
– Не переживайте. Контракт я прихватил с собой, когда немцы напились.
– А где Олег? – спросил глава делегации, увидев заправленную кровать.
– На чабанской стоянке остался.