Так в чем же причина пересудов вокруг бакинского периода работы Берии? Думаю, не в последнюю очередь они объясняются инсинуациями упомянутого Березиным Кедрова.
Михаил Кедров оставил по себе в истории сложную память. Старый большевик, известный Ленину, он после Октября выполнял различные поручения на Севере России, с 1 января по 18 августа 1919 года руководил Особым отделом ВЧК, но уже к концу года его назначают председателем Всероссийской комиссии по улучшению санитарного состояния Республики.
Такое назначение для опытного работника в горячую пору не очень объяснимо, если не предполагать, что он просто не подошел Дзержинскому по каким-то серьезным основаниям.
Какими же могли быть эти основания? О Кедрове шла слава как о человеке не просто жестком, но жестоком. Однако в суровые времена жесткость – не самый большой порок. А вот чрезмерная подозрительность и склонность к оговорам и произволу в таком месте, как Особый отдел ЧК, – это прямая угроза прочности армии!
Возможно, поэтому Дзержинский и избавился от Кедрова. Следить за чистотой отхожих мест, когда вокруг тиф и холера, – задача тоже важная, но тут особо трибуналом не погрозишь.
Бывал Кедров позднее и председателем комиссий по проверке различных учреждений. Тут придирчивость и подозрительность тоже не были благом, но конкретные меры по наказанию определяли все же другие.
Временно на чекистскую работу Кедров вернулся в 1921–1924 годах, совместив обязанности уполномоченного Совета Труда и Обороны по рыбной промышленности Южного Каспия с обязанностями уполномоченного ВЧК по Каспию. Тут-то, в Баку, въедливый и подозрительный, он и «раскопал» «компромат» на Берию.
Разведка, а уж тем более – разведка нелегальная, агентурная, – штука тонкая, в годы Гражданской войны чаще всего не документируемая. Кедров же был, думаю, натурой ограниченной – как всякий подозрительный человек, готовый верить слухам. И верно оценить ситуацию не смог.
В сферу его компетенции входил лишь Азербайджан. Из Баку, от Кедрова, и пошел с 21-го года слух о «мусаватистском агенте» Берии.
И этот слух кое-кому очень пришелся по душе. Ведь Берия не в странноприимном заведении работал, а в ЧК. А у принципиальных и толковых сотрудников этого ведомства недостатка в недоброжелателях никогда не наблюдалось…
НО ПОКА что Кедров проверяет сортиры, а Берия…
А Берию вновь посылают на нелегальную работу. И пусть об этом расскажет он сам:
«С первых же дней после Апрельского переворота в Азербайджане краевым комитетом компартии (б-ков) от регистрода (регистрационное, разведывательное отделение. – С.К.) Кавфронта при РВС 11-ой армии командируюсь в Грузию для подпольной зарубежной работы в качестве уполномоченного. В Тифлисе связываюсь с краевым комитетом в лице тов. Амаяка Назаретяна, раскидываю сеть резидентов в Грузии и Армении, устанавливаю связь со штабами грузинской армии и гвардии, регулярно посылаю курьеров в регистрод г. Баку. В Тифлисе меня арестовывают вместе с Центральным Комитетом Грузии, но согласно переговорам Г.Стуруа с Ноем Жордания освобождают всех с предложением в 3-дневный срок покинуть Грузию…»
А вот здесь я Лаврентия Павловича прерву, чтобы кое-что пояснить.
Георгий Федорович Стуруа – тогда ему было 36 лет – это один из руководителей Компартии Грузии, большевик с 1901 года, профессиональный революционер. В 1903–1914 годах он работал в нелегальных большевистских типографиях в Баку и Москве, неоднократно арестовывался, был сослан в Нарымский край, откуда бежал.
8 июня 1926 года Сталин, отвечая на приветствия рабочих главных железнодорожных мастерских в Тифлисе, писал:
«Я вспоминаю 1898 год, когда я впервые получил кружок из рабочих железнодорожных мастерских. Это было лет двадцать восемь тому назад. Я вспоминаю, как я на квартире у товарища Стуруа… получил первые уроки практической работы…»
Так вот этот Стуруа – Иван, это старший брат Георгия Стуруа, член ЦК КП(б) Грузии, член РСДРП с 1896 года.
Иван родился в 1870 году и умер в 1931-м. А Георгий, будучи младше Ивана на 14 лет, умер в 1956 году в Тбилиси, семидесяти двух лет от роду. Уж кто-кто, а братья Стуруа знали и о Сталине, и о Берии очень много… Но вот же – никто их никогда не репрессировал. А за что?
Они были большевиками без «уклонов», жили честно. Потому, наверное, к слову, и не попали в тот том второго издания БСЭ, который был подписан в печать 21 апреля 1956 года – уже после выступления Никиты Хрущева на XX съезде о «культе личности», уже после разгона 2 марта 1956 года в Тбилиси демонстрации молодежи, протестовавшей против шельмования Сталина.
Вместе с младшим Стуруа и другими видными грузинскими большевиками Берию и арестовали – прямо в здании ЦК. Ведь ситуация тогда в Тифлисе была у Берии не как в Берлине у Штирлица – коммунисты в Грузии действовали в 1920 году вполне открыто и энергично. Будущее, и уже – близкое, было ведь за ними.
У меньшевиков Грузии, тогда еще формально находившихся у власти, положение было, как говорится, хуже генеральского. Вроде бы и власть, но с этими чертовыми большевиками никакие крутые меры невозможны. Единственное, что допустимо – оцепить здание их ЦК отрядом гвардии, арестовать и выслать.
Их и выслали, и тот же Стуруа вскоре уже работал в Баку секретарем ЦК КП(б) Азербайджана. Но Берию-то посылали в Грузию для организации нелегальной работы! И он ее организовал. И сеть агентурная уже была создана, и даже в среде грузинских жандармов («гвардии») уже были связи. И Берия остался, что само по себе доказывает его высокое чувство ответственности и долга.
Сам он об этом, без малейшей рисовки, любования и саморекламы, а в чисто информационном стиле писал позднее так:
«Однако мне удается остаться, поступив под псевдонимом Лакербая на службу в представительство РСФСР к т. Кирову, к тому времени приехавшему в г. Тифлис (Сергей Миронович Киров в то время был полномочным представителем Советской России в Грузии. – С.К.). В мае 1920 г. я выезжаю в Баку в регистрод за получением директив в связи с заключением мирного договора с Грузией…»
Да, Берии в Тифлисе было, конечно, проще, чем Штирлицу в Берлине – штандартенфюрер выехать в Москву для консультаций не мог. Но разведка в разное время имеет весьма разное оперативное оформление.
Итак, Берия получил в Баку новые инструкции, но на обратном пути его, как он пишет, «арестовывают по телеграмме Ноя Рамишвили» и доставляют в Тифлис, а оттуда «несмотря на хлопоты т. Кирова» направляют в Кутаисскую тюрьму….
Ной Рамишвили был министром внутренних дел в меньшевистском правительстве Грузии (мы о нем еще услышим).
А пока скажу, что нет худа без добра. Хозяином одной из конспиративных квартир Берии был большевик Александр Гегечкори, у которого имелась очаровательная 15-летняя племянница Нино. Второй дядя Нино – Евгений Гегечкори – был министром иностранных дел меньшевистского правительства. Подобные казусы были, впрочем, для Закавказья характерны.
Когда Берия попал в тюрьму, там уже находился Гегечкори, естественно – Гегечкори-большевик. Лаврентий с Александром сидели в одной камере, а жена Александра Мери приходила к мужу на свидание и прихватывала с собой Нино. Так Лаврентий впервые увидел уже свою будущую жену. Сюжет – вполне для кино, но жизнь Берии уже тогда была интереснее любого кино.
Да ведь и эпоха ему выпала интересная.
ЕСЛИ Берию арестовали уже на границе, то, значит, в Тбилиси уже знали о том, кем на самом деле является этот сотрудник Кирова. Ведь и та сторона имела своих агентов на нашей стороне. Поэтому вполне понятно, почему хлопоты Кирова не имели успеха, хотя просьба такого полпреда летом 1920 года значила в Тифлисе вряд ли меньше, чем значила бы просьба посла Смита в том же Тифлисе в году 1918-м.
Итак, несмотря на требовательные просьбы Кирова, Лаврентия не освобождают. Он пишет:
«Июнь и июль месяцы 1920 г. я нахожусь в заключении, только после четырех с половиной дней голодовки, объявленной политзаключенными, меня этапным порядком высылают в Азербайджан».
На том подпольные мытарства Берии закончились раз и навсегда. А вот полная грязных вымыслов и слухов «антибериада» была еще впереди.
Скажем, в «антибериевском» сборнике 1991 года приведена смачная история… Дескать, то ли в 1928-м, то ли – в 1929 году меньшевистский экс-МВД Рамишвили и его экс-подчиненный, бывший начальник «особого отряда» МВД Меки Кедия, вспоминали, что Берия-де после ареста «плакал и все разболтал о своих заданиях и связях, после чего был освобожден». Причем он якобы «раскололся» без какого-либо насилия над ним.
Могло ли нечто подобное быть на самом деле?
Нет, конечно! Весь рассказ Рамишвили и Кедии – несомненный вымысел. Если бы «распустившего сопли» Берию отпустили, то об этом, во-первых, знала бы вся тюрьма. Он ведь не мелким уголовником был!
Во-вторых, если бы его вот так взяли и освободили – в награду за предательство, то разве он отправился бы в Баку?
А главное – если бы Лаврентий «все разболтал о своих связях и заданиях», то – с учетом того, что знал Берия очень много, – в грузинской гвардии у Меки Кедии гвардейцев не хватило бы, чтобы обеспечить арест бериевской агентурной сети! Однако ничем подобным Ной Рамишвили похвалиться не мог.
Казалось бы, нельзя врать и клеветать так – ладно бы уж нагло, а то ведь – глупо! Но я не сборник анекдотов выше цитировал, а почти научный труд, изданный в Москве в 1991 году Издательством политической литературы под общей редакцией доктора исторических наук В.Ф. Некрасова.
Феликс Чуев записал такие слова Лазаря Кагановича:
«Нашли где-то какого-то свидетеля, который просидел 30 лет и они с Шатуновской (эту мадам я значительно позже еще вспомню. – С.К.) болтают… Чушь! Самая чушь! Дрейфусиада! Выдумано от начала до конца. И этот Антонов-Овсеенко то же самое…»
Лазарь Моисеевич возмущался выдумками о XVII съезде партии. Но его слова в полной мере можно отнести и к злым выдумкам о Берии.
Вернемся, однако, к нашему герою, которого этапным порядком выслали в Советский Азербайджан. Как уже было сказано, подпольные мытарства его закончились раз и навсегда. А вот полная напряженного труда захватывающая державная работа была еще впереди.
Глава 6
Чекистское десятилетие
По возвращении в Баку в августе 1920 года Берию назначают управляющим делами ЦК КП(б) Азербайджана. На такой должности можно было хорошо зарекомендовать себя единственным образом – тщательностью, аккуратностью и трудолюбием. И еще – честностью и неподкупностью.
Молодой, пунктуальный управделами проявил, надо полагать, именно эти качества, потому что уже в октябре его назначают ответственным секретарем Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих.
Выбор Берии на эту должность был явно удачным – даже через десятилетия, поднявшись на вершины государственной власти, будучи председателем Спецкомитета в 40-е годы, он мог снять с работы директора «атомного» предприятия за – не удивляйся, уважаемый читатель, – пренебрежение к социальной сфере. Истоки такого подхода уходят во времена молодости Лаврентия, когда Берия учился быть внимательным к нуждам рабочего люда.