Между синим и зеленым (сборник)

Когда на полуночной остановке затащился в вагон форменный типан, выстриженный узнаваемым переходом, с начищенной бляхой и значком классности, Костя подумал, что упился вконец, потому что в дембельском проходе, в этом родном почти армейском лице, он вдруг рассмотрел Летчика. Такой же вытянутый, несуразный, с широченными плечами, выступающими словно крылья из худого высушенного тела.

Костя проследил, как тот занял место на боковушке, следующей за его полкой. Аккуратно, не разбудить бы сопящих пассажиров, бурлящих нездоровым храпом, он достал из вещмешка командирский фонарик. Зажав тот во рту, пустил свет, разобрался с бушлатом и паутиной крепких шнурков.

Разматывая постельную скрутку, пацан случайно зацепил светом Костю и зачем-то кивнул, едва заметно дернув подбородком. Костя в ответ поднял руку с пивной банкой. Обнаружив проступившую улыбку, не раздумывая, спрыгнул.

Скоро они разместились за свободным столом.

Это был, конечно, не Летчик. Но Костя подумал, что смерть творит странные вещи и может изменить людей до такой вот неузнаваемости: до равнодушного туповатого взгляда, сухого голоса, выцветших рыжих волос.

Некоторое время они пили молча. Дембель пил глубокими размеренными глотками. Смаковал и щедро чмокал, растапливая во рту полоски копченого кальмара. Костя узнавал эту радость встречи с гражданкой. Закатанные рукава кителя, расстегнутая пуговица, казалось, весь мир лежал у ног, и алкогольная свобода сама клонила на пол – не пьяной усталостью, а заслуженным отдыхом.

Дембель держал боевое равновесие и лишь после двух или трех достойных глотков дал слабину, заговорил о ненужном.

Говорил, что служил в артиллерии, но как-то неважно прошел отбор и попал в роту обеспечения, где вместо огневой подготовки целый год только и делал, что намывал технику в автопарке, чистил плац, сметая опавшие листья с бордюров, и превращал в кубические канты выпавший снег.

Он признался, что лишь однажды стрелял, и то не попал по мишени. Виной всему оказался то ли списанный, то ли еще не пристрелянный экземпляр АК.

– На самом деле, – сказал он, – всякое было. Ну, как всякое. Так…

Отвернувшись, слившись с темнотой вагона, замолчал.

– Куда едешь? – спросил Костя.

– А, – махнул рукой, – никуда не еду, – и снова отвернулся.

Костя достал из рюкзака пивное подкрепление. Жестяная банка ловко скользнула в руке и, выпав, звонко покатилась по проходу. Зашуршали соседи, закашляли старики.

«Совсем потерял совесть», – отчетливо и наяву прошипела женщина, еще не старая, но успевшая потерять память о свободной молодости и желании жить.

– Извините, – включился дембель. – Виноваты.

Он прижал палец к губам, вроде тише. А Костя ответил:

– С виноватыми знаешь, что делают?

– Знаю, – выдохнул дембель, и вновь проступившая тишина убедила, что действительно знает и лучше об этом молчать.

Решили курнуть, пока ночь крепла и стоял в голове густой охмелевший туман.

В тамбуре трясло, но парни уверенно стояли. Крепко вжались ногами в ходящий пол, держали равновесие.

– Ты тоже, это самое? – спросил дембель, заметив Костины берцы.

– Было дело.

Дембель, вздохнув тяжело и многозначительно, выдал одно лишь протяжное «Да…».

Костя догадывался, что таилось в дембельском «да». Ему вдруг показалось, как дембель до сих пор где-то в воинской части. Забудь о нем, замолчи, оставь – не заметит, утопнет в прожитой строевой или в далеких отголосках вечерней поверки.

– Костя, – протянул он руку, вспомнив, что не представился.

– От души, – сказал дембель, но имя не назвал.

Вернулись в вагон и накинули еще, а потом еще и подумали, что было бы замечательно шлифануть пивную радость настоящим градусом. Поезд, как назло, забыл о прежних дневных остановках и набирал ночную скорость, минуя станции.

Когда пиво ушло, и банки заполнили всю поверхность стола, и даже звякали под столом, и, может, перекатывались на спальной полке, Костя устало наклонил голову, подперев руками лоб. Он шатался волной, раскачиваясь ритмично с дыханием поезда, а сам почти не дышал.

Ему было хорошо. Перевернулось небо, земля оставила ноги. Пред глазами заискрила россыпь звезд, и тут ему показалось, что вместе со звездами падает Летчик. Тот несся головой вниз, вытянув руки, и махал изо всех сил. Костя дернул в ответ кулаком, разбив стройный ряд жестяных банок. Грохнуло, тряхануло, в пробившемся шуме Летчик куда-то делся, растворился в прежней темноте, и только звезды сверкали фольгой.

– Летчик! Летчик! – прокричал пьяный Костя.

– Ау!.. Да… Чего? – откликнулся дембель.

Наверное, Костя протрезвел, по крайней мере, на некоторое время, едва заметное, но достаточное, чтобы поднять голову, растопырить глаза и убедиться, что откинувшийся с армейской запретки пацан хоть и свой, но совсем не сержант Летов.

– Ты не Летчик! – загремел Костя.

Он дернулся через стол и схватил того за воротник, растрепал края подшивы, оторвал пуговицу.

– Ты не Летчик! Понял?! Ты не Летчик!

– Я не Летчик, – подтвердил дембель, вяло мотая нетрезвой головой, не в силах дать заслуженный боевой отпор.

– Не Летчик, – повторил Костя и оттолкнул соседа. Проснулись пассажиры. Включили свет.

– Не Летчик, а Левчик. Я – Левчик, – сказал дембель. – Меня так называла мама. Левчик. Понимаешь?

Заиграла скрипучая помесь чужих голосов. Выскочила проводница, цепляя на ходу очки.

– Да что же это, в самом деле! – зашумела она. – Да разве можно…

Проводница развела руками при виде раскиданных банок, сушеной рыбы, ореховой скорлупы. Загундосили старики, и даже седой добряк прохрипел: «Ни стыда ни совести».

– Да еще и накурено! Господи ты Боже мой!

Растерянно пыталась она понять, что же делать и как быть, словно стояла перед ними не возрастная женщина, а та молоденькая практикантка, очумевшая от пьяных призывников.

– Мы уберем, – виновато сказал Костя.

– Обязательно, – уверил дембель.

– Уберет он, – крякнула с верхней полки женщина, еще недавно храпевшая неприличным глубоким ревом.

– Нет! Это невозможно! – заключила проводница. – Туда, значит, ехали, эти солдаты меня до капель довели. Сюда едем, и опять. Вы посмотрите, нет, вы посмотрите, – обратилась она ко всему вагону, и показалось, что весь вагон действительно посмотрел.

– Да все уже, все.

– Нет, не все. Сил моих нет. Я сейчас приглашу. Прямо сейчас вызову.