Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга вторая

Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга вторая
Сергей Курган

Книга вторая. Париж оправдал свою репутацию: невероятное случилось… Спираль судьбы совершила свой виток: прошлое, настоящее и будущее связались в один тугой узел. И как будто что-то прояснилось? Да, что-то стало понятнее, но на самом деле все по-настоящему еще только начинается. …Счета еще не оплачены, коллекция еще не полна, отношения не ясны. И вот тут-то и разворачивается самое интересное. Интрига завораживает и держит в напряжении до конца, где читателя ждет откровение…

Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже

Книга вторая

Сергей Курган

Фото И. С. Ковальчук

© Сергей Курган, 2018

ISBN 978-5-4485-6503-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

«ДЕМОН ИНФОРМАЦИИ»

ГЛАВА 1

«ЗЕЛЕНЫЙ ВЕТТИН»

A.D. 1732, ДРЕЗДЕН

Апрель выдался в этом году на редкость теплым и солнечным – тем более для этих мест. Все же Саксония – это не такой уж юг, хотя здесь и занимаются виноделием. Впрочем, месяц уже кончался, дело шло к маю, и, похоже, лето предстояло жаркое.

Себастьян окинул взглядом панораму, открывшуюся перед ним, с левого берега Эльбы. Город буквально на глазах менял свой облик, словно сбрасывая старую кожу: на место средневековой застройки приходили ажурные, изысканно-изящные, хотя и несколько помпезные постройки рококо. Со времени предыдущего визита Себастьяна в Дрезден город изменился весьма заметно – Замок значительно украсился и преобразился, но самое главное, рядом с ним свету явились утонченно-пышные барочные формы Цвингера, напоминавшие театральные декорации. Да это и не удивительно: сооружение и возводилось как площадка для театрализованных празднеств и всяческих увеселений, и потому его подчеркнуто декоративный, «галантный» характер казался вполне уместным и отлично гармонировал с его предназначением. И только само название «Цвингер», происходившее от того факта, что он располагался между бывшими наружной и внутренней городскими стенами, никак не вязалось со всем остальным.[1 - Цвингером (что можно перевести как «западня») называлось пространство между наружной и внутренней городскими стенами.]Сейчас, когда Себастьян прибыл в город снова, деревянные постройки Цвингера облеклись камнем и выглядели так, словно они стояли тут целую вечность.

Особенно выделялись своим богатым декором и редкой гармоничностью силуэта ворота Кронентор, а прихотливо-изящные формы двухэтажных павильонов вызывали в памяти карнавал в Венеции. Венеция… Перед мысленным взором Себастьяна явилась слегка колеблющаяся лунная дорожка на спокойной глади лагуны, блики разноцветных огней на воде, причудливые маски, жемчужины звезд на черном бархате южного неба. На какой-то миг горячечное карнавальное безумие своим тяжким дыханием дохнуло на него, обдало его своим жаром. Нет! Гладь воды перед ним – это Эльба, и небо над ним – это небо Саксонии. Однако же! Если создателю Цвингера Пеппельману удалось вызвать у него такие ассоциации, значит, это – несомненная удача! Надо будет непременно ему об этом рассказать – для творца важно знать такие вещи.

Венецианский карнавал… Удивительно, но именно там, на карнавале в Венеции заразился оспой саксонский курфюрст Иоанн-Георг Четвертый, преждевременная смерть которого неожиданно привела на престол его младшего брата Фридриха-Августа Первого, более известного как Август Сильный.

Курфюрст Саксонии Фридрих-Август I, он же король Польши Август II, известный как Август Сильный. Худ. Луи де Сильвестр.

Август был весьма своеобразной и в своем роде незаурядной фигурой. Курфюршесткая шапка свалилась на его ветреную голову в разгар вакханалии развлечений и удовольствий, которым он, пользуясь своим статусом принца и следуя своей поистине ненасытной натуре, истово предавался, путешествуя по Европе и посвящая свое время искусству, музыке и, конечно, женщинам. Женщины – это была вообще особая статья.

Злые языки не без цинизма говорили о нем, что он родился лютеранином, по своим амбициям являлся католиком, а в частной жизни был, скорее, магометанином. Он был женат на Кристиане-Эбергардине Бранденбург-Байрейтской, от которой имел сына, названного, как и отец, Фридрихом-Августом – единственного, рожденного в законном браке. Впрочем, после того как Август Сильный был – во исполнение своих амбиций – избран королем Польши, ради этого перейдя в католичество, брак фактически распался: Кристиана осталась верна лютеранству. Но Августа это не смущало: у него под рукой было нечто вроде гарема – о нем говорили, что его, пожалуй, можно назвать Отцом своего народа в самом буквальном смысле этого слова – молва приписывала ему, по крайней мере, три сотни внебрачных детей. Но самой заметной фигурой среди его многочисленных любовниц была, несомненно, графиня Козельская.

Уже с 15 лет Анна Констанция фон Козель начала появляться при голштинском дворе: при этом миниатюрном дворе она особенно выделялась – помимо прочего еще и тем, что, в ответ на приставания наследника, раздавала ему оплеухи. В последствии, выйдя замуж за барона Адольфа Магнуса фон Хойма, она быстро остыла к нему, и стала испытывать к мужу отвращение, в результате чего брак был расторгнут. Именно тогда ее углядел Август Сильный. Это был любовник как раз по ней: все в нем было каким-то гипертрофированным – как у персонажей Гомера. Своим прозвищем он был обязан недюжинной силе, благодаря которой он ломал серебряные тарелки и гнул подковы (правда, Себастьяну доверительно поведали о том, что подковы эти были предусмотрительно изготовлены из специального мягкого сплава). Вообще, он весьма напоминал своего венценосного коллегу и союзника в войне со Швецией ныне покойного русского царя Петра, новый, императорский титул которого Европа вынуждена была принять. Оба они были под стать друг другу: рослые, сильные, неуемные, жадные до жизни, переполненные клокочущей энергией.

Но сейчас Себастьян был озабочен другим: делом, ради которого он, собственно, и прибыл в Дрезден – новым ценным пополнением своей коллекции алмазов. Он имел своих агентов, охотившихся за камнями (в принципе, это могли быть не только алмазы) во многих городах Европы, и уж, во всяком случае, в столицах. Он тщательно подбирал и пестовал их. При хороших комиссионных они старались не за страх, а за совесть. И вот, наконец, его агент в Саксонии вышел на поистине замечательный зеленый камень. Об этом Себастьян мечтал давно – цветных камней у него было немного, да оно и не удивительно: цветные алмазы вообще редки, а уж зеленые и подавно. Тем более что агент описал камень как «яблочно-зеленый», с замечательно равномерной окраской.

Впрочем, описания всегда остаются лишь описаниями – они слишком субъективны и, кроме того, здесь имеются чисто языковые трудности. Адекватно описать алмаз средствами языка вообще проблематично, особенно оттенки цвета. Тут многое зависит от условий освещения, индивидуальных особенностей зрения и прочего. Разумеется, среди людей, занимающихся камнем, сложилась своя условная терминология, позволяющая, казалось бы, передать все эти нюансы достаточно точно. Но Себастьян слишком хорошо знал, что пока не увидишь камень своими собственными глазами, судить о нем рано. И потому он был взволнован предстоящей встречей с алмазом – впрочем, как всегда в подобных случаях. Но уже сейчас, видев камень пока что только в воображении, он уже прочно ассоциировал его с Дрезденом. Возможно, из-за зеленой полосы на саксонском флаге и зеленого венца на саксонском гербе, возможно, из-за Зеленых Сводов[2 -

], созданных Августом Сильным и о которых столько говорили в последнее время, что это стало, несомненно, одной из причин визита Себастьяна в столицу Саксонии.

***

– Доброе утро, Ваша Милость. Надеюсь, Вы хорошо спали? Желаете поесть у себя или предпочитаете спуститься к завтраку?

Себастьян поморщился.

– Каролина, – сказал он с легким упреком в голосе, – я же просил называть меня просто «господин фон Берг».

Щеки Каролины порозовели – чисто кровь на молоке, так что Себастьян залюбовался. «О, куда это меня понесло?» – подумал он, вяло одергивая себя. Вяло – потому что… «Потому! В конце концов, жизнь продолжается» – явилась ему «крамольная» мысль, впрочем, вовсе не показавшаяся ему такой уж крамольной.

– Ой, простите, Ваша Ми… – то есть, господин фон Берг! – окончательно смутилась Каролина, покраснев теперь уже до корней волос.

Себастьян невольно улыбнулся. Служившая горничной на постоялом дворе своего дяди, темноволосая, со светло-карими глазами, пухленькая Каролина, переполненная здоровьем и юной свежестью, излучала неодолимое очарование. Любопытная, с живым и общительным нравом, она, однако, отличалась странной застенчивостью. Она легко смущалась и тогда опускала свои опушенные длинными ресницами глаза долу и рдела, как маковый цвет. В эти минуты она вызывала особенную симпатию и теплоту, и на нее невозможно было смотреть без улыбки. Она нравилась Себастьяну – вот и сейчас, в своем переднике и чепце… Он почувствовал легкое и приятное волнение – она возвращала его к жизни. Зарумянившаяся Каролина и яблочно-зеленый алмаз. Похоже, жизнь пошла на новый виток.

– Ладно, Каролина, не переживай, – мягко успокоил он девушку, – это не так страшно. Просто постарайся впредь этого не забывать.

Он продолжал улыбаться – теперь уже ободряюще.

– Видишь ли, – сам не зная зачем, начал он, словно должен был что-то объяснять горничной – мне не хочется привлекать к своей скромной персоне излишнее внимание, меня это тяготит. И поэтому ты окажешь мне большую услугу, если будешь в дальнейшем внимательна.

Она подняла глаза, в которых вновь засверкала задорная искорка.

– Да, господин фон Берг, – ответила она, польщенная доверием, – я буду очень внимательна. Господин фон Берг может не беспокоиться.

– Хорошо, Каролина, – сказал Себастьян, – скажи дяде, что я, пожалуй, спущусь к завтраку – у меня сегодня общительное настроение.

– Слушаю, господин фон Берг.

– Ты так и будешь повторять это «господин фон Берг» в каждой фразе?

– Да, господин фон Берг, – ответила Каролина, стрельнув своими лукавыми глазами. – Мне нужно как следует поупражняться.

Ну, что ты с ней будешь делать? Себастьян рассеянно улыбнулся: мысли его уже витали вокруг «Зеленого Веттина» – яблочно-зеленого алмаза, который неудержимо манил его к себе.

Но самым поразительным было то, что камень продавал сын Анны Козельской – и внебрачный сын Августа Сильного, носивший титул графа Козельского и уже поступивший на военную службу.

Себастьян подозревал, что камень происходил из тех подарков, которые курфюрст поначалу надарил его матери – Анне Констанции – сверх того, что сделал ее графиней. С ее ли ведома продавался камень? Не она ли его и продавала? – Это было неизвестно. Понятно было только, что это делалось без ведома Августа. Впрочем, он давно не общался с Анной. Может быть, алмаз принадлежал к числу тех ценностей, которые Анна, по слухам, депонировала в свое время в одном из гамбургских банков?

Анна была женщиной незаурядной: достаточно сказать, что ей удалось продержаться в ранге официальной любовницы курфюрста в течение восьми лет – и это при Августе-то! Более того, она добилась того, что ее дети от Августа Сильного – две дочери и сын – стали не какими-нибудь бастардами, а были наделены, как и сама Анна Констанция, графским достоинством.

Анна-Констанция фон Козель (графиня Козельски)

Она не только отодвинула от курфюрста всех прочих его любовниц, но и самым бесцеремонным образом вмешивалась в государственные дела, в том числе в польские политические дрязги, чем не раз спутывала карты курфюрсту и его сторонникам. Молва об этом шла по всей Европе, и Август стал предметом насмешек: появились даже «козельгульдены» и «козельдукаты» – золотые или серебряные игровые жетоны, на аверсе которых был изображен Август Сильный, а на обороте – петух с курочкой. Все это, разумеется, страшно бесило курфюрста и, так или иначе, не могло не кончиться плохо.

Однако в ранний период их отношений Август дарил ей, как говорили, большие суммы наличными. Она же эти деньги ссужала, и кто-то мог оставить ей драгоценности как залог ссуды: может быть, камень ведет свое происхождение отсюда? Алмаз, к слову сказать, был не индийским, а был добыт, по уверению продавца, на незадолго до того открытых месторождениях Бразилии, продукция которых лишь недавно появилась на рынке, – что дополнительно подогревало интерес Себастьяна, – тем более что его агент подтверждал это.

Говорили, что месторождения эти были открыты случайно: некий португальский колониальный чиновник, служивший перед тем в Индии, заметил, что старатели, добывавшие золото, играя в карты, использовали в качестве фишек прозрачные камешки, в которых он узнал алмазы – на поверку так и оказалось. Город старателей сразу же переименовали в Диамантину.[3 - (Порт.) – «Алмазная».]И уже через два года бразильские камни появились в Европе: следуя по цепочке Лиссабон – Амстердам – далее, как придется. Эта история напомнила Себастьяну историю саксонского фарфора: тут тоже искали золото, а обнаружили нечто иное – однако никак не менее, а, пожалуй, даже более ценное. Воистину удивительны эти зигзаги фортуны…

Что же касается Анны, то она попала в жесточайшую опалу, нажив своею прямотою и своим влиянием на курфюрста множество врагов, особенно в Варшаве, а своей неуемной ревностью предельно утомив Августа Сильного – этого жеребца, привыкшего к вольному выпасу. В итоге она оказалась под арестом в крепости Штольпен в Силезии.