Санитариум. Серый мир в белом халате

Санитариум. Серый мир в белом халате
Сергей «Ленин» Выродов

Лагерная антиутопия.Человеческое общество управляется врачами, найдя решение всех своих проблем в здоровом образе жизни. Врачи лечат всё и всех, кто под руку попал. Действие разворачивается в закрытом лечебном учреждении для хронических больных, где проходит важный эксперимент по внедрению нового препарата. Медикам, лечащим пациентов, противостоят шайки недовольных лечением больных. На стороне медиков власть и препараты, активно выздоравливающие пациенты. На стороне больных нет ничего.

Санитариум

Серый мир в белом халате

Сергей «Ленин» Выродов

Рождённая в глубине режимных лагерей идея им же скромно посвящается.

© Сергей «Ленин» Выродов, 2020

ISBN 978-5-0051-1789-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Санитариум

Старший фельдшер четвёртого отделения Девятнадцатого Филиала Управления Южного Округа НИИ Головного Мозга имени Парацельса сидел один в тёмном кабинете. В кабинете был только старый, давно использованный великим множеством предшественников письменный стол, за которым, собственно, и сидел Старший фельдшер, такая же прикроватная тумбочка и пара табуреток. Давно перегоревшая лампочка одиноко висела на проводе.

Он сидел за этим старым, обшарпанным бесконечным множеством своих предшественников, и даже на его нетребовательный взгляд, ими сильно убитым и не подлежащим восстановлению столом, и писал докладную записку, ежедневную, как ему и полагалось по договору, и единственное, что ему мешало, это звук…. Да, это был звук музыки, а точнее – песни: «Лимп Бизкит» – проклятая американская группа, которая перепела легендарнуную песню «Металлики» – «Ох, уж эти несчастные пиндосы, – подумал фельдшер, – «Санитариум»…. (он знал и названия групп, и песни, понимал её смысл, почему-то).

Музыка звучала тихо, но достаточно отчётливо, чтобы тренированное ухо фельдшера её уловило. Он не побежал на звук музыки, как предписывало «Положение О Выздоровлении», а остался сидеть и писать докладную. Не побежал он не потому, что бегать не любил, и не потому, что был болен (а он был болен телом), а потому, что давно понял простую больничную истину: поймать будет некого – все уйдут раньше.

Тишину больничного отделения ночью нарушала эта музыка, и, в рот кило анальгина, но Фельдшер отделения, не просто фельдшер (жалкая прислуга уже фактически здорового человека), а сам СТАРШИЙ ФЕЛЬДШЕР ОТДЕЛЕНИЯ – полубог для всех выздоравливающих, – тут был бессилен.

Вообще, фельдшера жили неплохо, и особых проблем у них не было… Но, это по другим отделениям, где хорошо действовал препарат, и удачно проходил весь эксперимент.

Но, нашему, почти выздоровевшему Фельдшеру досталось его родное, куда он три года назад попал как сильно больной, отделение, – самое проблемное из всех, существовавших в данном Филиале им. Парацельса.

Он писал, иногда разрывая шариком ручки бумагу: «Прошу прекратить эксперимент, так как подчинённые мне больные на вводимые им регулярно и в установленных дозах инъекции препарата положительно не реагируют! Лично я в шоке от сложившейся ситуации, и как человек выздоравливающий и готовый вернуться в некогда отторгнувшее меня общество полноценных людей, прошу освободить меня от вероятной клинической ответственности за возможные последствия эксперимента…».

***

Заведующий Кафедрой парапсихологии Девятнадцатого Филиала НИИ Головного мозга им. Парацельса, сам Витамин Вениаминыч Ширков, читал донесения фельдшеров отделений подчинённого его зоркому врачебному оку Филиала. Донесения были ото всех фельдшеров за день, но он, улыбаясь и подчёркивая своё высокое снисхождение к больным людям, отбрасывал пока в сторону, с отеческой улыбкой, донесения простых фельдшеров, где безумные дети его могли написать что угодно, и вперёд читал только записки Старших. А уж тут было, на что обратить внимание: один больной из пятого отделения сказал, что на следующих выборах Верховного Главврача победит он, а всех остальных кандидатов отправит в наше НИИ.. – «Такого незачем трогать», – подумал Витамин. Вот следующий: больной из первого отделения (отделение твёрдо вставших на путь выздоровления) громогласно заявил другому больному, что Земля круглая, и на том свете – встретимся! «Такие вещи нельзя всерьёз принять, – подумал Заведующий, – все знают, что Земля плоская, – это же азы Алхимии!»

И он читал все поступившие донесения (а они поступили вообще ото всех и всяких фельдшеров отделений с потрясающей точностью, лютым упорством, завидной несгибаемостью и примерным своевременьем), но взгляд его цепкого, всевидящего глаза опытного врача остановился на четвёртом отделении…. Эх… А ведь кроме этого донесения, на четвёртое отделение поступает много нехорошей информации из прочих источников, да и ранее Корытов неоднократно сообщал…

По прочтении донесения Старшего фельдшера четвёртого отделения, заведующий стал хмур, отказался от ежедневной дозы препарата, в обязательном порядке и по его же распоряжению предложенного ему здоровой санитаркой, и вызвал Старшего Фельдшера Ординаторской

Старший Фельдшер Ординаторской по нормам «Положения О Выздоровлении», должен был быть здоровым, но в силу тех обстоятельств, что мало кто из здоровых людей хотел калечить свою нормальную психику общением с больными, то и подбирался этот Фельдшер из выздоравливающих…

Именно таким и был тот Фельдшер, кого вызвал Заведующий.

– Ты же из четвёртого отделения в Фельдшера пришёл?

– Да

– Почему ты не держишь руку на пульсе, и не докладываешь мне об обстановке в четвёртом отделении?

– Извините, конечно, но в мои обязанности это не входит: я должен следить за тем, чтобы санитары вовремя шли на обход, и при этом ни в чём не нуждались, а также… – он не успел закончить свою фразу.

– А я тебя поменяю, к оплодотворённой матери!

– Можно со мной сделать что угодно, но только я отвечаю за выход санитаров на обход отделений, – и ни за что более, кроме….

– А с этого дня ты ещё пристально наблюдаешь за четвёртым отделением, и обстановку в нём докладываешь лично мне. Понял?

– Понял

– А ещё, ты должен следить за тем, чтобы санитары, идя на обход отделений, для больных четвёртого имели при себе концентрат препарата, а не его разбавленные дозы, и вообще. Чтобы они относились к санитарным обходам и медосмотрам этого отделения более тщательно и серьёзно. Понял меня?

– Да, слушаюсь! Но, в аптеке обеспечения провизор не даст мне концентрат препарата, – он даже 75% раствор для надзорной палаты отказался выдавать без распоряжения свыше!

– Даст. Я распоряжусь. Провизор, как и ты, выбран мною из больных и определён на этот высокий пост как выздоравливающий, так что… Иди, и попутно объяви в Ординаторской об общем консилиуме Заведующих отделений, у меня, через пять минут.

– Во имя Светлого Парацельса, слушаюсь!

И Старший Фельдшер Ординаторской пулей выбежал из кабинета, ощущая холодный пот вдоль своего позвоночника, который, тем не менее, был хорошим признаком для выздоравливающего, чудом спасённого от перевода обратно, в больные…

***

Консилиум, как и распорядился Витамин Вениаминыч, начался через четыре минуты с его гневного заявления:

– Солутанов, в рот твою карму голыми ногами!

– Я, коллега Заведующий!

– Да, ты, расквалифицирующийся стареющий недоврач, в курсе происходящего в твоём отделении!?

– Да, разумеется, держу руку на пульсе! Лечение идёт в запланированном порядке, с несерьёзными затруднениями, но в целом обстановка остаётся контролируемой и регрессивной!

– Да ни шприца ты не в курсе! По моей информации, вводимый препарат перестал действовать – ты прописал слишком слабые дозировки, и больные у тебя стали отлынивать от просмотра телепередач, некоторые стремятся увильнуть от обязательного ежедневного посещения Гильдии Магов (о чём информирует наместник Алхимика) и чтения мантр, а иные даже распоряжаются магнитофоном, прослушивая на нём пиндосовскую музыку (да исцелит её Дух Парацельса), читают что-то и, самое страшное, – начинают уже думать! Что ты нам на это скажешь? Тебе же известно, что когда я был Заведующим четвёртого отделения этого, то изобрёл препарат и начал его применять на больных, – с тех пор минуло десять (!) удачных лет эксперимента; но тут появился ты, и уже четыре года в отделении – бардак!…

– Мне о таких ужасах неведомо, коллега! Это возмутительная неправда, происки шпионов пиндоссии!

– Так, доктор Солутанов, у тебя месяц на исправление положения дел в отделении. Если не справишься – лишу учёной степени, и станешь простым фельдшером вне больниц НИИ, куда тебе доступ для практики будет закрыт! Четвёртое – отделение экстенсивной терапии – было и будет показательным и примерным в успехе эксперимента! Главврач и я решили в обозримой перспективе провести День Филиала, в который в праздничной обстановке планируется объявить об успехе эксперимента всему медицинскому сообществу. К тому же, по моей информации, из Всевышнего Управления НИИ намерены прислать к нам Тайных Агентов, и если они что-то нароют, то приедет целая Всевышняя Врачебная Комиссия, и тогда не только я перестану нести честь звания Доцента, но и вы все упадёте со мною, в лучшем случае, санитарами в амбулаторию! Это, надеюсь, всем ясно?! Тогда, бегом, немедленно за работу! И чтоб ни одного мыслящего больного не осталось! Лично проверю, клизмы вам в жопы!

***

Заведующий четвёртым отделением, особым отделением экстенсивной терапии, средний врач Солутанов Ахтесандр Ляксеич бежал через больничный двор в свою вотчину.

Он, действительно, потрясающе мало знал о происходящем в его отделении (и это имело место не по злому умыслу или незнанию «Положения О Выздоровлении» и множества инструкций к нему, включая устные трактовки, а по причине природного добродушия и мягкости Ахтесандра Ляксеича, тщательно им скрываемых даже от любимой жены – почётной медсестры полноценного общества, никогда не бывавшей не только в амбулаториях, но и тем более в НИИ, а ответственной сотрудницы профилактической поликлиники).

Он всецело полагался на ненавидимого им, но назначенного лично самим Доцентом, Заведующим Кафедрой парапсихологии, Старшего фельдшера отделения – Корытова Ляксея, – редкую опухоль, надо заметить (по мнению самого Солутанова), но – человека Доцента, тем не менее…

Тем не менее, он бежал, а если честно сказать, то почти переходил на бег через широкий и длинный больничный двор (плац), окружённый трёх-метровой высоты успокоительными решётками отделений, по которому ежедневно, перед ежевечерней процедурой по карточкам по своим отделениям нестройными нервным строем из хоззоны проходили больные. Проходили они под самую строевую (из всех существующих) мелодию гимна выздоравливающих – «Утомлённое Солнце», исполняемую оркестром трубадуров из психо-части, игра которого более напоминала, на самом деле, вой бездомной псины, нежели музыку. Ну а сейчас эти колонны не шли, занятые в хоззоне больные ещё находились там, но очень хорошо была слышна оркестровая труба, репетировавшая исполнение этой мелодии.