Копейка

Хоть площадь сегмента была небольшая, но двигаться по нему быстро не получалось. Чтобы отметить первый бугор на карте, мне пришлось сделать два шага вправо от переднего правого угла кузова машины, а затем, повернувшись налево на девяносто градусов, пять шагов прямо. Этот первый бугор стал отправной точкой для нанесения на карту следующего бугра, и так далее.

Понятно, что все мои прямые шаги и повороты на девяносто градусов были условны относительно сторон света, но и лучшего метода у меня пока не было. Впрочем, когда уже нанеся с десяток бугров на карту, я решил обратным ходом проверить корректность своих отметок, то погрешность не превысила одного шага.

Данная точность меня вполне устраивала. Но что не устраивало, так это неудобство при работе с самой картой. Ведь, кроме планшета с ней мне приходилось держать в руках ещё и карандаш, мел и топор. Последний я постоянно клал на землю, когда делал отметку на миллиметровке, а потом и вовсе стал носить его подмышкой. Видимо, для нашей русской безалаберности не существовало ни земных границ, ни галактических. Я улыбнулся, подумав об этом, и стал про себя напевать: «Мы – дети Галактики».

Я уже почти закончил с первым сегментом карты, как нижние слои туманной дымки стали набирать знакомую синеву. Два ближних ко мне нароста я отметил на глаз и повернул в сторону «копейки». Хоть двигался я и быстрым шагом, но широченная волна ультрамарина всё же обогнала меня, и последние несколько метров мне пришлось пробежать уже в этом синем мареве.

Всё моё существо хотело теперь только одного: убраться отсюда, причём незамедлительно! Обе замочные скважины – дверную и в замке зажигания – мне пришлось нащупывать. Я не мог ничего толком разглядеть, так как щурился даже в очках.

Ввалившись в салон, я смачно хлопнул дверью, будто это могло спасти от жарких объятий чужого солнца. И «копейка» легко завелась, вынося меня в прохладу раннего земного утра.

Земля 20

«Родная, родная, родная земля…», – меня всё не отпускал лещенковский репертуар. Я пел про себя и тихо радовался, собирая в рюкзак свой походный инвентарь. Наверное, похожее чувство испытывали наши космонавты после каждого нештатного приземления.

Солнце ещё не начало всходить, и коробки домов за лобовым стеклом стояли тёмной безликой массой. Внизу этой развернувшейся панорамы, которая состояла из серых и нечётких объектов, я увидел светлое пятно с поразительно ровными краями.

Я пригляделся – это был белый прямоугольник. Только спустя секунду я понял, что смотрю на конверт, прижатый снаружи дворником к лобовому стеклу. Я быстро собрался, вынул ключ и конденсатор. Затем вышел из машины и осмотрелся по сторонам. Придерживая дворник, я осторожно достал конверт.

На пути домой мне, как и в предыдущие разы, никто не встретился. Но было как-то тревожно. Как же я проглядел конверт, когда садился в машину? Интересно, что в нём: квитанция о штрафе, рекламный буклет или чья-то дурацкая шутка? Или это всё же они – хранители «копейки», которые решились выйти из тени и предъявить свои условия?

Когда-то много лет назад я переписывался с одной девушкой, но сегодняшний конверт я вскрыл с большим нетерпением, чем тогда долгожданные её письма. Увы, записки с угрозами или предложениями конверт не содержал. Из него выпала одна небольшая чёрно-белая фотография. На старом снимке было портретное изображение десятилетнего пацана в советской школьной форме: неровно повязанный пионерский галстук, простое обычное лицо, светлые короткие волосы. Лишь угольки чёрных глаз выдавали непоседливый и своенравный характер их обладателя.

Я перевернул фотографию в надежде увидеть имя мальчишки или дату и место съёмки, но оборотная сторона содержала только одну надпись: «Найдите его».

Я долго всматривался в лицо этого ребёнка, тщетно пытаясь угадать в нём будущие черты знакомых мне людей. А потом пошёл от обратного и стал разглядывать в семейном альбоме групповые фотографии из своего школьного детства. И вначале я в этом пацане даже узнавал многих своих одноклассников, но более пристальное сличение в очередной раз убеждало меня в ошибке.

Я не знал кто изображён на фото и у меня не было даже предположений. Правда, мелькнула мысль, что я стал случайным адресатом в детском дворовом квесте, но я сразу её отмёл, ведь тогда на фотографии должен был быть современный ребёнок, который в этом квесте участвовал. А эта фотография была сделана в советское время, в этом я был уверен на все сто процентов!

Содержимое послания оставалось для меня до конца не расшифрованным, но сам факт письма однозначно говорил о том, что мне предлагают сотрудничество. Значит, участь Кислициной мне пока не грозила, по крайней мере, до получения нового конверта.

Надпись на фотографии можно было расценивать и как просьбу, и как приказ. Только сроки и способы выполнения данного приказа были непонятны, так же как и последствия его неисполнения.

Жаль, что на информацию отправитель поскупился: ни имени, ни даты, ни места. И при мысли о месте меня словно током ударило! Все эти персональные данные могли быть полезны только в одном случае – если человек потерялся здесь! А этого пацана на Земле не было! Видимо, в результате детской шалости или халатности взрослых, или того и другого, он остался на Траве! Вот почему мне послали его детскую фотографию – она была последней в буквальном смысле. И вот почему его имя, возраст и адрес не имели ни малейшего значения для поиска.

Но как так получилось, что Евгений Петрович не смог вернуть его обратно? Я внутренне содрогался, представляя, как этот ребёнок медленно умирал в чужом мире под палящими лучами синего солнца. Наверняка высушенные кости в истлевшем школьном костюме – это всё, что от него сейчас осталось.

Этот мальчик, похоже, был родственником, скорее всего сыном, кого-то из ближайшего окружения Евгения Петровича, их тех самых посвящённых хранителей тайны «копейки». И моим долгом перед стариком и его соратниками было найти хотя бы останки этого несчастного. Теперь моя исследовательская миссия на Траве дополнилась чисто человеческим содержанием. Я должен был вернуть земное на Землю!

Трава 21

По времени пребывания этот «прыжок» получился коротким, зато копилка моих знаний о мире Травы пополнилась существенным фактом.

«Копейка», как и раньше, встала на вершине пологой возвышенности. Я стал выходить из машины и тут же полностью увяз левой кроссовкой в жидкой грязи. Мне даже пришлось опереться на верх двери и крышу «копейки», чтобы вытащить левую ногу, которую потом так и пришлось оставить на весу. И в таком неудобном положении, держась на руках и правой ноге, я стал обозревать знакомый пейзаж.

Я смотрел на эту местность, которую измерял шагами в прошлый раз, и не узнавал её! Нет, каменистые бугры-наросты остались на своих местах. Но они потемнели, влажно поблёскивая, и на ближайших из них я не смог разглядеть своих отметок.

Туман, ранее имевший горизонтальную слоистую структуру, теперь повсеместно разрывался струйками вертикальных испарений. А всё пространство в зоне моей видимости превратилось в какую-то болотную жижу. Отчасти это было похоже на огромный натяжной потолок, который развернули и опустили на хаотично расставленные внизу колышки, а потом эту конструкцию сверху обильно залили грязевым раствором.

Теперь микрорельеф этого участка Травы читался особенно хорошо. Каменистые бугры были выступами более глубокой твёрдой породы, а пространство между ними являлось вогнутыми линзами сложной геометрической формы. В этих линзах и находился почвенный слой, на котором росла трава. Правда, траву в этот раз было видно только вблизи бугров, где её не скрыла жижа. А между буграми лежали грязевые ванны, и их поверхность слегка подёргивалась лёгкой рябью от ветра.

Сама трава тоже сильно изменилась. Травинки разбухли, увеличившись в толщине в несколько раз, и по форме стали похожи на бурые склизкие водоросли. И ожерелья из этого мочала теперь украшали каждый каменистый нарост.

Я впервые застал последствия дождя на Траве, точнее, ливня. Событие это, судя по ранее царившей здесь суши, было весьма редким. Но видимо, именно дождь был гарантом жизни на этой планете. Чахлая трава на многие дни вперёд насыщалась этой питательной влагой, чтобы потом бороться за каждую её молекулу с безжалостным синим светилом. Бороться каждый день от восхода и до заката, пока очередной ливень не принесёт живительное спасение.

Пучки набухшей травы выглядели омерзительно, но я поневоле проникся уважением к этой инопланетной форме жизни. И она того стоила!

Земля 22

Остаток земной ночи я провёл в раздумьях. Пожалуй, стоило пропустить пару «прыжков» и хорошенько отоспаться, пока синий гигант будет там выпаривать болото. В походный набор придётся включить резиновые сапоги – пусть постоянно лежат в машине, ведь метеопрогноз по Траве мне никто не даст. Ещё нужно будет приобрести универсальный промышленный маркер с толщиной линии миллиметров десять. И уже с ним снова приступить к картографированию местности по сегментам. Мел, как показал опыт, не годился для нанесения долговременных отметок. И так, в практических мыслях, я задремал.

Разбудил меня телефон. Звонили с работы и просили выйти, если самочувствие позволяет. Самочувствие было не очень. Я пообещал, что зайду во второй половине дня после приёма в поликлинике. Отбив звонок, я встал, умылся и через силу позавтракал.       Больничный я закрыл, хоть терапевт и осталась недовольна моим состоянием. На работе каждый встречный так же сообщал, что выгляжу я неважно. А некоторые из сотрудников даже старались сократить время контакта со мной до минимума. Видимо, они посчитали меня носителем какой-то серьёзной инфекции.

В разгребании недельных завалов я не очень-то помог своему отделу. И голова, и руки у меня были не на месте. Наконец, коллеги надо мной сжалились и отпустили домой отлёживаться.

Как обычно, я поднимался к себе на четвёртый этаж пешком по лестнице. И подходя к родной двери, я с неприятным изумлением обнаружил у себя одышку. Плюхнувшись на мягкий верх обувника в прихожей, я с минуту сидел, переживая новые и нерадостные для себя ощущения. Я действительно был разбит, как после тяжёлой продолжительной болезни. И лучшего лекарства, чем сон, я придумать в данной ситуации не смог. Я дополз до кровати и, кое-как раздевшись, повалился на неё.

Проснулся я в два часа ночи. Из-за предыдущих «прыжков» мои циклы сна и бодрствования совсем сбились. Спать уже не хотелось, но и отдохнувшим я себя тоже не чувствовал. Я пошёл на кухню и сделал себе кофе.

С дымящейся кружкой я стоял на балконе и смотрел на «копейку». Было прохладно, и кофе быстро остывал. Я смотрел на этот кусок старого железа с непостижимой начинкой и понимал, что значимей его в моей жизни сейчас ничего нет. Подобно наезднику, который подходит к стойлу своего коня, чтобы сказать об отмене привычной прогулки, я так же своим выходом на балкон как бы извинялся перед «копейкой», негласно обещая ей всё наверстать.

Я вернулся в комнату и, сидя на кровати, пытался понять причины своего состояния. Скорее всего, шла реакция организма на новые внешние условия, то есть на Траву. Состав тамошнего воздуха, уровень радиации, наличие бактерий и микроорганизмов – обо всём этом я задумался только вот-вот. И вопрос о безопасности пребывания на Траве оставался открытым во всех смыслах.

Что мне каждый раз теперь облачаться в противогаз и костюм РХБЗ? Так я в нём сварюсь как пельменный мясной катышек, если замешкаюсь перед восходом синего солнца! Да и защита мне требовалась, прежде всего, от теплового воздействия.

Я переместился к компу, и после загрузки он выдал мне нужную информацию. Цены на подобную амуницию были основательные, но один выходной костюмчик я всё же мог себе позволить. Проблема была лишь в том, что независимо от стоимости все теплозащитные костюмы были рассчитаны на кратковременное пребывание в зоне действия высоких температур. Тогда как быть с изучением дальних участков Травы? Ведь в «колумбовом» порыве я уже заготовил целую портянку миллиметровки!

Очевидно, что перемещение пешком сильно ограничивало зону моих исследований на Траве. Эх, если бы «копейка» передвигалась ещё и естественным для автомобиля способом! Наверняка Евгений Петрович сохранил эту функцию в машине, но как мне её активировать? Поменять конденсатор на какой-нибудь трансформатор или найти секретный тумблер? А если своими «умелыми» ручками я запущу процесс самоуничтожения машины вместе с «мастером» на борту?

Ответ на мои невесёлые вопросы пришёл неожиданно: интернет-браузер автоматически сменил обои в стартовом окне, и я увидел горный серпантин, заполненный участниками велогонки.

Трава 23

Велосипед, а нужен был складной, я ещё не приобрёл. Впрочем, он пока и не требовался. В эти пару-тройку часов я собирался восстановить отметки, которые были смыты ливнем с каменистых наростов в первом сегменте карты. Промышленный маркер я купил белого цвета, и с помощью фиксирующего прижима на его колпачке работать стало гораздо удобнее.

На этот раз я отказался от идеи наносить абсолютно все наросты-бугры на карту, а решил отмечать только визуально крупные. Таких в первом сегменте оказалось с десяток. От крестиков-ноликов также пришлось отказаться, а применить числовую нумерацию, где первым числом был номер сегмента карты, затем следовал разделитель – точка, а вторым числом был условный порядковый номер объекта при движении по местности по принципу каретки печатной машинки.

Что ж, синее солнце потрудилось здесь на славу – местность снова стала проходимой. Лишь пучки травы были по-прежнему толще обычного и походили на провяленные морские водоросли.

Я быстро закончил с маркировкой наростов в первом сегменте и перешёл на второй, который находился слева от передней части машины. Теперь на карте рядом с закрашенным квадратиком я вписывал ещё и его порядковый номер. Работа продвигалась споро. Небольшие паузы возникали, когда требовалось принять решение: отмечать конкретный бугор или всё же он недостаточно крупный на фоне остальных своих собратьев. В итоге, во втором сегменте набралось тринадцать таких отметок.

Времени оставалось ещё достаточно. Я неспешно вернулся к машине и оглядел фронт проведённой работы. Даже сквозь дымку белый маркер был отлично виден на тёмной поверхности наростов. И я почувствовал себя кладовщиком после успешно проведённой инвентаризации.

Не садясь в машину, я с аппетитом перекусил, привалившись к её левому переднему крылу. Затем я сел в «копейку» и стал ждать. Я уже не мог отказать себе в удовольствии посмотреть первую часть грандиозного «ультрамарин-шоу»!

Земля 24

Что-то неладное творилось с моим здоровьем. На родной планете у меня начинались ломки как у наркомана. Зато на полях чахлой травы, изъеденных каменистыми наростами, я чувствовал себя хорошо. «Доктор, я подсел на Траву!» – мне только и оставалось, что шутить над самим собой.