Пренебрежимая погрешность

– Да такая. Почем я знаю, какая! Никогда я в Египте не был. Говорят так. Точнее, в мое время говорили. А как сейчас гутарят – не знаю.

– Понятненько, – повторил Яфет. – Ты знаком с квантовой физикой?

Сковородников смутился.

– Раньше – разве что только слышал краем уха об этой фрукте. Не помню уж, что именно. А здесь… В предложенной мне литературе попалось несколько популярных статей. Но не в коня корм. Читал, но мало что в голове осталось. Какие-то высшие измерения, квантовое детектирование… в общем, с моей точки зрения сплошной бред. Все эти мудрствования не для трудового народа.

– Ладно, слушай сюда и запоминай, что говорит тебе хола, про которого ты по недомыслию намекаешь, что он темный. Ежели обойтись двумя словами, то под надпространством понимается либо пространство каких-то следующих – не привычных нам трех – измерений, либо особое состояние, в котором вообще нет пространства в нашем понимании. Какую точку зрения принять, зависит от соответствующей научной школы. В первом случае считается, что сверхбыстрое перемещение звездолета обусловлено тем, что в высших пространственных измерениях скорости много выше, чем в обычных условиях. А во втором случае полагают, что звездолет посылает вперед свой квантовомеханический образ, а потом, материализуясь, вновь преобразовывает его в самого себя. Понял?

– Не издевайся над устамшим человеком, пожалуйста. Говоришь, посылает самого себя? Как барон Мюнхгаузен вытаскивал самого себя за волосы из болота? Ну-ну.

– Мюхазен? Нет такого баронства на Ремите. Ты не ошибся?

– Нет, не ошибся. Я имел в виду мифическую личность моего прошлого, выделяющуюся неудержимой фантазией.

Ник Улин доел свою кашу и, попивая травяной чай, то ли невозмутимо слушал разговор напарников, то ли витал мыслями невесть где.

– Ну что ты не понимаешь?

– Не понимаю, как может быть то, что ты говоришь. Не понимаю, как в пустоте – а космический вакуум это есть пустота, не так ли? – можно перемещаться нереактивным способом. Не понимаю, как на самом деле устроено надпространство, и почему это зависит от какой-то человеческой научной школы.

Хола явно был в затруднении. Ник Улин пришел ему на помощь.

– Как «на самом деле» устроен мир – не известно. То ли высшие пространственные измерения, то ли некая особость – какая разница, если сие невозможно непосредственно прочувствовать? Пишутся начальные соотношения, а потом начинаются математические преобразования и продолжаются до тех пор, пока не выводятся конечные формулы, проверяемые экспериментально. У двух научных теорий могут быть логически противоречивые друг другу исходные положения, а рекомендации и выводы одинаковыми.

– Не представляю, для чего это нужно и как такое безобразие можно терпеть.

– Еще и не то стерпишь, ежели иначе нельзя объяснить наблюдаемые факты. Вот простейший пример: аксиоматики геометрий Евклида и Лобачевского несовместны. В одной параллельные линии не пересекаются, во второй – пересекаются. Ну и что? Обе геометрии полезны. Одна хорошо работает на плоскости, другая – на внутренней поверхности сферы, например. При решении конкретной задачи допустимо привлекать математический аппарат как первой, так и второй теории.

– Это, поди, исключение…

– Отнюдь. Давно подмечено: чем важнее закон, тем больше независимых изложений он имеет. Теорема Пифагора, например, имеет с десяток различных доказательств. Второй закон термодинамики – неисчислимое множество формулировок.

Алексей Сковородников в растерянности уткнулся в тарелку. Сказанное Ником Улиным не укладывалось у него в голове.

– Ну, и что молчим? – не унимался хола.

– Я задавал тебе простой вопрос: что я буду чувствовать, когда наша «Элеонора» будет находиться в надпространстве? А ты мне о теориях, об измерениях. Неужели трудно ответить просто и внятно? По-человечески.

– Успокойся, ничего с тобой не произойдет, если не будешь плохо думать. Все цвета как бы выгорят, станут блеклыми. Словно смотришь через белесое стекло. А материальные предметы размоются, расплывутся.

– Это как – размоются?

– Ну, тебе будет казаться, что потеряли четкую границу. Особенно те, что вдалеке от тебя. Это потому, что в надпространстве увеличивается масштаб чисто квантовых эффектов. Обобщенная постоянная Планка становится больше на несколько порядков.

– И что мне до этой планки?

– Планк – это не предмет. Это фамилия.

– Хорошо, учту. Что дальше?

– Окружающие тебя предметы смогут проникать друг в друга. Потому как будет размыта грань между маленькими частичками, невидимыми невооруженным взглядом, и большими, которые мы видим. В микромире ж совсем другие законы. Там каждая частица – волна, обладающая довольно большими размерами, и, одновременно, что-то вроде малюсенького камушка, о котором говорят: корпускула.

– Ну и что дальше?

– Боюсь, я тебя еще больше огорчу. Каждая микрочастица не только волна и корпускула, но также может одновременно находиться в нескольких состояниях. Проявляется это в том, например, что если на ее пути окажется два отверстия, то она будет пролетать как бы сразу через оба. Понимаешь? Но это еще не все! Все микрочастицы взаимодействуют между собой, и видов этих взаимодействий – тьма! Спиновое, зарядное, странное, глюонное, очарованное, хромо… если при появлении квантовой механики множили количество элементарных частиц, то потом увеличивали перечень квантоводинамических взаимодействий. Скорости передачи всех их во много раз выше скорости света в вакууме – максимальной скорости движения материальных тел. Это и понятно: обычные в нашем понимании материальные тела могут существовать только тогда, когда установлена матрица квантовых потенциалов.

Поскольку Сковородников молчал, хола, откинувшись на стуле, повысил голос:

– Не понимаю твоей реакции. Я же говорю известные вещи. Обоснованные теоретически и проверенные экспериментально. С ними давно все свыклись.

– Может, кто и свыкся. Но только не я – удобной оказии не было.

– Так привыкай. Я читал, что когда только-только начали изучать микромир, было модным разрабатывать так называемую единую теорию поля, объединяющую все известные тогда виды фундаментальных сил. При этом полагалось, что квантоводинамические взаимодействия устанавливаются мгновенно, а все микрочастицы находятся в «спутанных» состояниях – на любом расстоянии, сколько бы времени ни прошло с момента их начального взаимодействия, они все равно «чувствуют» друг друга. Этот эффект назвали квантовой когерентностью. И только во времена Илина смогли измерить некоторые скорости ее распространения.

Ник Улин поморщился и встал, собираясь выйти.

– Я что-то не так говорю? В чем я не прав? – забеспокоился хола.

– Ты неточен. Но я не буду мешать тебе учительствовать.

– Я пересказываю азы. То, что положено знать любому холе, будет у него имя или нет.

– Устарели ваши азы. С момента их появления прошла, вероятно, не одна сотня лет. Коренным образом изменились представления о физической картине мира – как говорится, сменилась научная парадигма. И не один, кстати, раз. Изменился даже сам язык изложения законов квантовой динамики.

– Хорошо, я освежу свои знания, – важно пробурчал хола.

– И правильно сделаешь. Изучайте физику, дорогой Яфет. В старые добрые времена шутили, что человек, знающий квантовую механику, отличается от человека, не знающего ее, сильнее, чем последний отличается от обезьяны.

– Знаем мы таких шутников яйцеголовых, – возмутился Сковородников. – Навидались в своей жизни ботаников, у которых руки не из того места растут.

– Пойду я, – сказал Ник Улин.– Вы бы тоже здесь не засиживались. Займитесь самоподготовкой. Сегодня наш герцог опять будет давать обед. Приглашен Макуайр. Тот, кого злые языки величают заместителем в квадрате – и капитана, и научного руководителя экспедиции. В настоящее время уточняется план исследований Шара, и Ван стремится заручиться поддержкой Макуайра в том, чтобы за нашей командой был закреплен важный участок работ. Есть резон в его действиях, не так ли? Так что подумайте, как подыграть герцогу. Ну, пока!

Алексей Сковородников уже не испытывал внутренних переживаний при упоминании запланированных светских мероприятий Вана Лусонского. Более-менее научился не топить в частностях генеральную линию беседы за столом. Генеральную – это ту, которую Ван Лусонский наметил для достижения какой-то своей цели. Под ней могло прятаться и тривиальное желание познакомиться ближе, и привлечение приглашенного на свою сторону при подготовке какого-либо решения, и разузнавание важной информации, которую трудно было выловить в общем потоке внутрикорабельных новостей – всего, что может понадобиться знать и уметь герцогу, не перечислишь.

Тем не менее, в первые минуты начавшейся за трапезой беседы Сковородников почувствовал себя не в своей тарелке. Что-то шло не так, не по правилам.

Неестественным было поведение Макуайра. Ведущий ксенолог Галактического Содружества и заместитель научного руководителя экспедиции неприкрыто стелился перед Ваном Лусонским, ел его восторженным взглядом и подобострастно подхихикивал, поддакивая на любую фразу своего кумира. Казалось, прикажи ему Ван съесть вилку – он тут же с радостью начнет грызть ее.

Ремитский герцог умело вел застольную беседу в намеченном направлении. Мол, его двадцать вторая команда – сплошь уникумы, способные справиться с любой проблемой, которая более никому не по зубам. Навигаторы сумели оценить высочайший профессионализм жемчужины их маленького коллектива – Лидочки. О нечеловеческой глубине мышления Ника Улина, квартарского трибуна, Макуайр уже имел счастье удостовериться лично. Яфет и Алексей также обладают исключительными способностями. Однако до сих пор за командой-22 не закреплена ответственность за выполнение какого-либо пункта исследовательской программы экспедиции.

Макуайр оправдывался, как нашкодившая малолетка. Да-да, как всегда Их Высочество абсолютно правы. Разбрасываться талантами – последнее дело. Будь его воля – людям герцога было бы поручено выполнение ключевых работ экспедиции. Но решения о назначении конкретных исполнителей работ принимаются коллегиально, заместитель научного руководителя экспедиции – всего лишь заместитель, не начальник…

Когда обсуждение возможной роли команды-22 в работах экспедиции зашло в тупик, Ник Улин сказал:

– В первом, разведывательном обследовании Шара было обнаружено, что он слеплен из неких зерен. Я полагаю, что нашей экспедиции придется проникнуть по крайней мере в одно из этих образований. Может, застолбить это проникновение за нами?

– В плане уже расписано, кто отвечает за организацию исследовательских работ по первым двум эллипсоидам… – потеряно сказал Макуайр.