Шмакодявка

– Нет проблем.

– И побыстрее. На такси лучше. Из тех денег, что Ферзь тебе даст и рассчитаешься. Идёт?

– Ещё как идёт. Не идёт, а едет. Ты давай-ка в таком случае раздевайся, проходи и подожди меня здесь. Телевизор пока посмотри, а я мигом, – сказал Воробей, одевая куртку.

Глава 8

Вернулся Воробей примерно через час. Количество денег, которые он принёс, приятно удивило Родьку, но ещё больше обрадовал наркотик.

– Сделай укол, – попросил он Воробья.

– Давай, – согласился Воробей и очень профессионально выполнил просьбу Родьки. Через некоторое время Родька почувствовал, как уходит боль, и умиротворение приятной истомой стало разливаться по телу.

– Можно я прилягу на минуту?

– Ложись на диван, – сказал Воробей.

Родька прилёг и провалился в приятное забытьё.

Открыв глаза, он не узнал своей комнаты, обеспокоено сел и стал оглядываться. Затем вспомнил, что заснул у Воробья. В комнате было темно. Включив свет, увидел разбитый телевизор «Сони» и очень удивился, так как помнил, что смотрел его перед тем, как уснул. Из раздумий вывел звук открывающейся двери.

– Очнулся? – спросил вошедший Воробей.

– Что с тобой? – увидев синяк под правым глазом, спросил Родька.

– Да со мной-то пустяки, – сказал Воробей. – Ты бы на свою мамашу посмотрел. Вот это картина так картина. Она уже пятый день из дома не выходит.

– А что с ней?

– Не помнишь, что ли?

– Нет, – испуганно сказал Родька.

– Не помнишь, как выкидывал её отсюда? Я ещё, дурачок, вмешался. Вот и получил. Но зачем ты телевизор пнул, я так и не понял. У тебя видно совсем крышняк поехал.

– Телевизор? Я? – ещё больше испугавшись, спросил Родька.

– А кто же ещё? Я что ли пнул по своему новому телевизору? – зло спросил Воробей. – Зря ты на винт присел. Слышал я, что от него крышу сносит, но, чтобы так… – недоумённо сказал Воробей и покачал головой.

– Воробей. А давно я у тебя?

– Вторую неделю.

– А с деньгами что?

– С какими деньгами?

– С моими. За Айвазовского.

– А ничего. Если вычесть стоимость телевизора, то на пару доз осталось.

– Ну и ладно. Есть у тебя что-нибудь?

– Есть, конечно, но завтра мои родители приезжают, так что придётся тебе возвращаться домой.

– Да вернусь, конечно. Куда я денусь? Ты лучше подлечи меня и с собой дозу дай. А с матерью я как-нибудь улажу. Договорились?

– А мне-то что. Я – всегда, пожалуйста. Чего только для хорошего человека не сделаешь? – Воробей прошёл на кухню и, несколько минут спустя, вернулся со шприцем в руках. Сделав укол, Воробей пошёл обратно в кухню и вернулся оттуда со шприцем наполненным зельем.

– А сколько сейчас времени? – спросил Родька.

– Шестой час.

– Утра или вечера?

– Вечера.

– А почему так темно?

– Зима на дворе. Забыл что ли?

– А-а, – понятливо протянул Родька.

– Ладно, Род. Подлечился и давай-ка иди домой. Мне ещё порядок навести надо. Утром родаки приезжают.

– Да, конечно, – согласился Родька, оделся и вышел на улицу. Неприятно удивился холодному ветру, но, вспомнив, что уже декабрь, застегнул куртку и направился к своему подъезду. Подняв глаза, увидел свет в окне матери. Засосало под ложечкой. Потоптался на месте, прошёлся вдоль дома и, наконец, решившись, отправился домой. Вызвав лифт, нажал на кнопку номер пять и прислонился к стенке. Подойдя к двери, приложил к ней ухо и прислушался. Ничего не услышав, вставил ключ и открыл дверь. В квартире стояла гробовая тишина, и только тиканье старинных настенных часов нарушало её. Хотел как можно тише закрыть дверь, но английский замок предательским выстрелом нарушил его планы. Включившийся свет ослепил. Он невольно зажмурил глаза и, когда открыл их, не поверил тому, что увидел.

Перед ним стояла совершенно седая мать. Лицо её представляло собой какую-то нелепую маску, раскрашенную в синие, зелёные и желтые цвета. И лишь глаза остались теми же, глазами матери.

– Пришёл? – спросила Арина.

– Да, – ответил Родька.

– Не спеши раздеваться. Если ты сейчас не дашь мне слово, что завтра мы пойдём к врачу, то можешь уходить, – твёрдо сказала Арина. Родион молчал.

– Ну, что же ты молчишь?

– Я знаю мама, что очень виноват перед тобой, – сказал, наконец, Родька. – Я знаю, что никогда не смогу простить себе того, что натворил. Я не знаю, как вымолить у тебя прощения, но я обязательно пойду завтра к врачу, – закончил он и детские слёзы полились из его глаз. Арина подошла к сыну и, обняв, принялась успокаивать, от чего тот заплакал ещё горше.

Мир в семье был восстановлен, и остаток вечера они провели как когда-то раньше, в какие-то стародавние времена. Спать легли как обычно около полуночи. К этому времени у Родьки опять началась ломка, но он думал, что сможет дотерпеть до утра. Надежды не оправдались, и боль усиливалась с каждой минутой, а долгожданный сон так и не приходил. Боль нарастала и усиливалась. «Шприц», – мелькнула спасительная мысль. Вспомнил, что во внутреннем кармане куртки есть ещё одна спасительная доза. «Всего одна. А завтра пойду к врачу. Обязательно», – оправдывал себя Родька, вставая с постели. Нащупав шприц, вошёл в туалет, не закрыв за собою дверь. Боль становилась нестерпимой и Родька, спеша и суетясь, кое-как перетянул себе руку поясом от материнского халата. На внутреннем изгибе руки не было, казалось, ни одного места, где на венах не чернели бы точки запёкшейся крови от сделанных ранее уколов. Обнаружив, наконец, не израненный участок вены, попытался вогнать иглу, но руки тряслись, и у него ничего не получалось.

– Родион! – как гром среди ясного неба раздался голос матери.

Родька вздрогнул от испуга и шприц, выскользнув из рук, упал на кафельный пол. Видя, как спасительная жидкость разливается по полу, Родька пришёл в ярость, которая вместе с нестерпимой болью заполнила всё его сознание:

– Ты! – заорал он. – Старая сука! Ты меня что… убить что ли хочешь? Ты смерти моей хочешь? – опять прокричал он, и слёзы ярости и бессилия потекли из его глаз.

– Я сейчас вызову скорую, – сказала Арина.