Наследие богов. Книга третья. 12 апостолов

Из-за занавески раздался продолжительный вздох, потом слегка скрипнули полати.

– Вот и ладно.

Любич без стука прикрыл дверь и накинул скобу на петлю. В темноте не видно, а дверь не откроешь. Да и самому спокойней, когда жена дома. Оглядевшись по сторонам, он плотнее укутался в овечий тулуп и завернул за угол дома. Солнце едва присело, как сумрак опустился на землю. Луна только набирала силу, а по земле уже тащились длинные колдовские тени от высоких деревьев, да причудливых крыш. Время духов, да всякой нечисти. Отчего-то стало жутко. Любич передёрнул плечами, ещё раз огляделся по сторонам, и стараясь тихо ступать, двинулся к дому Богуяра, который располагался почти в другом конце городища. В самом городе стояла тишина, нарушаемая лишь то и дело брехавшими собаками, да протяжным посвистом домашних сов, обитающих на чердаках. Где-то совсем рядом прошло несколько человек. По их хмельным и громким голосам было понятно, что варяги делали обычный для себя вечерний обход. Любич вжался в стену какого-то сруба и подождал пока те пройдут. Сердце бешено колотилось в груди, а в голове стучал один вопрос – зачем он, княжеский купец, крадётся словно тать в темноте, трясясь словно перепуганный заяц от всякого шума? И зачем он вообще согласился на довольно сомнительные посиделки у Богуяра, да ещё какие-то тайные разговоры, которые до беды могут довести любого, кто хоть как-то косо посмотрит или подумает чего лихого про князя? Эта затея всё больше не нравилась ему, и мысль вернуться назад домой всё больше им завладевала. Почти у самой крепостной стены он ещё раз остановился и прислушался. С того места, где Владимир установил большое капище, уже в пол неба поднимались яркие огненные всполохи. Жрецы развели большой огонь и завели долгие песни. «Не к добру это» – тут же подумал Любич и прибавил шаг. Медовые речи Богуяра не давали покоя. Что-то удумал старый прощелыга. Казна княжеская давно пуста, а его кошель исхудал настолько, что в пору начинать придаваться отчаянию и с пустой сумой выходить по миру. Такой нищеты купеческий Киев ещё не знал. Скорее от нахлынувшего отчаяния, чем от страха, Любич уже не таясь, в полный шаг подходил к избе Богуяра. На всякий случай обернувшись назад, он убедился, что за его спиной никого нет и тут же плюнул в темноту.

– Уйди нечисть. Не ходи за мной.

Произнеся заклинание, Любич кулаком несколько раз приложился к двери, которая тут же и распахнулась. Из тёмного проёма мелькнуло бледное пятно какого-то лица, потом лёгкий взмах руки пригласил его войти внутрь. Ругнувшись про себя и погасив желание ещё раз плюнуть только теперь уже в само это бледное пятно, он переступил порог. Тяжёлая дверь за его спиной затворилась, и таинственная рука слегка подтолкнула его в спину. Любич сделал несколько шагов вперёд в кромешной тьме, но неожиданно из отворившейся перед ним ещё одной двери, ударил свет и раздался знакомый голос:

– Ну, где ты там? Лушка! Веди гостя прямо к столу!

От сердца отлегло, и пелена ночного страха скукожилась до размеров ноготка. Решительно переступив порог, ведущий в хоромину с накрытым столом, Любич остановился и отвесил обязательный поклон.

– Будь здрав хозяин.

Богуяр подхватил под локоть дорогого гостя и потащил его прямо к столу.

– И тебе здравствовать Любич. Проходи и садись на почётное место за столом.

– Что это ты за мной, как за красной девкой ухаживаешь? – Такое внимание насторожило княжеского купца. – Почёт высказываешь, да на место хозяйское садишь? Не уж-то просить у меня чего собрался?

Богуяр несколько смешался, но тут же взял себя в руки.

– Да ты погоди спрашивать. Отведай пока с моего стола, а потом время придёт и потолкуем по братски.

Тучный Любич уселся на лавке и обвёл взглядом всю комнату. Размеры её оставляли желание быть гораздо большими. Только отесанные брёвна придавали ей праздничный вид и несколько расширяли по сторонам. Однако низкий потолок давил сверху и заставлял невольно втягивать голову в плечи. Широкий стол занимал почти всё пространство, оставляя с двух сторон узкие проходы. Но это было не главным. Главным было то, что стояло и лежало на самом столе. От такого количества разных блюд у Любича потекла слюна. Четыре толстенные свечи, явно не местного изготовления, освещали всю комнату. По нынешним меркам это считалось роскошью даже для князя. Слегка подрагивающий свет от свечей освещал на столе тушку молодого поросёнка, залитого каким-то белым соусом на огромном посеребрённом блюде. Вытянувшуюся в струну стерлядь с хреном. Вздувшийся с чуть подгорелой корочкой круглый пирог с зайчатиной. Тёмную тушку утки с гречневой кашей и много различных разносолов. Такое изобилие на столе невольно вызвало у него обильное выделение слюны во рту и лёгкое бурчание в животе.

– Это откуда у тебя такое пиршество? Из-за моря ты вернулся пустой, хотя отвёз туда пеньку и смольё, а в княжескую казну отдал сущие гроши? На что живёшь Богуяр? Не уж-то лихом прибываешь? Смотри, князь не одобрит такое лихоимство.

– Да будет тебе, Любич стращать. – Только тут купец обратил внимание на ещё одного человека, сидевшего в тени стола у другого его края. – Всё по-честному. А то, что Богуяр тебе угодить пожелал, так то от уважения к тебе и к князю.

Любич всмотрелся в знакомое лицо и не сразу признал купца средней руки Елизара. Тот совсем недавно прибился к Киевским торгашам и только потому, что у того были какие-то связи за морем в самой Византии.

– И ты здесь Елизар? – Любич насторожился. – Так это вы вдвоём что-то затеваете против князя? Зачем звали?

Голос его стал строгим, как и подобает чину. Урчание в животе прекратилось, а подозрения усилились. Богуяр медленно опустился на лавку неподалёку от него и спокойным голосом ответил:

– Окстись, Любич. Никто против князя ничего плохого не затевает. Мы наоборот помочь ему хотим, потому и тебя позвали, чтобы вместе это обсудить. – Острый длинный нож рассёк поросёнка на несколько частей, выпустив изнутри приятно пахнущий дымок. – Да ты кушай, кушай. Или тебе угощения мои не по нраву?

– Ну, раз так, то… – Купец подхватил рукой дымящийся кусок поросёнка и отправил его в рот. – Хорош. Ах, как хорош. Сметаны не пожалел.

Пряное мясо таяло во рту, а нервное напряжение потихоньку спадало. Видя, что трапеза началась, остальные подхватили приятное начинание. Отложив объеденную кость прямо на стол, Богуяр хлопнул в ладоши.

– Лушка! – В дверном проёме показалось бледное лицо приживалки. – Давай кувшин!

Лицо мигом исчезло, и тут же на столе появился огромных размеров медный кувшин. Хозяин, взяв его за витую ручку, слегка наклонил, и в глиняные чаши потекла тёмная ароматная струя хмельного напитка.

– Не уж-то вино? – Удивление Любича было не наигранным. – Откуда привёз?

Богуяр с достоинством настоящего купца ответил:

– Вино с Грецколани. Настоящее эллинское. – Он подвинул ближе к Любичу поднос с заморскими фруктами. – А это их виноград и плоды с южных деревьев.

Любич опять с подозрением уставился на купца.

– Ох, и врёшь ты Богуяр. Наверняка твой корабль не пустым пришёл.

– Истину говорю тебе – пустым. – Богуяр улыбнулся недоверчивому Любичу. – Только то, что на столе, для тебя берёг. А больше и нет ничего.

– Так уж и нет?

Богуяр мотнул головой и поднялся из-за стола.

– От тебя ничего не скроешь. Вот только мой товар не в трюмах лежит. Для того мы с Елизаром и пригласили тебя, чтобы товар этот рассмотреть ближе.

Любич совсем запутался, а хмельное вино ударило в голову. Стало весело и свободно, а напряжение, сковывающее его весь вечер, окончательно куда-то подевалось.

– Хватит меня загадками морить. Говорите, что за товар такой, что в трюме не лежит, а внимания к себе требует?

Любич неожиданно рассмеялся своей шутке. Он даже не заметил, что на него в упор смотрят две пары совсем не смеющихся глаз. Богуяр подлил вина в чаши и поднялся из-за стола.

– За князя! Здравия ему и всему его семейству!

Он быстро опрокинул содержимое чаши в рот и вытер мокрые губы рукавом рубахи. Гости молча последовали его примеру. Только после того, как вино было допито, а на столе образовалась груда костей от съеденного, Богуяр сказал:

– Больно на князя смотреть, как он мается. Варяги совсем обнаглели и домой не уходят. Непотребства творят в городе. Владимир с Рогнедой в своём дому, как в остроге сидят и на люди едва показываются. Торговля совсем захирела. Печенеги осмелели и на селения нападают. Грабят, насилуют, убивают. Народ к князю идёт за помощью, а князь сторонится их словно чужак. Видно, что силы нет у него. Капище воздвиг. Жрецы день и ночь в бубны бьют, да песни поют, а силы всё нет. Отвернулись от нас Боги. Теперь только беда одна. Может, что скажешь, Любич? Как дальше-то жить поживать? На своей земле чужаком себя чувствуешь и защиты ни от кого не добьёшься.

Любич молчал, нетрезвыми глазами высверливая дыру в чаше. Он всё слышал и понимал, но ответа на все эти вопросы у него просто не было.

– Проклятье на нас всех легло. – Голос подал Елизар. – После того, как князь братьев своих побил, всё и началось. Князь Минский Глеб не захотел повиноваться. Сжёг Слуцк, людей захватил меж Припятью и Двиной. В стан неприятелей Владимировых перешёл Ростилавович и Володарь. Русь по швам трещит. Может, скажешь, посоветуешь что делать-то? Ты рядом с князем ходишь, больше слышишь и больше знаешь.

Какое-то время в воздухе висела напряжённая тишина. Наконец Любич пошевелился и оторвал взгляд от пустой глиняной чаши.

– Вот оно значит как? Всё-то вы знаете и обо всём толковать можете? А не боитесь, что сейчас варяги заявятся, и за ваши вопросы вас на кол посадят?

Богуяр неожиданно ударил кулаком по столу.

– А пусть садят! Только не могу я смотреть на то, как мир наш чахнет, а вместо князя нами чужаки правят во главе с княжеским воеводой Добрыней!

– Цыц, дурень! – Любич оживился. Видимо при упоминании имени воеводы в его душе начался внутренний протест. Богуяр всё же достал его за живое, припоминая ему, как однажды Добрыня отобрал у Любича коня, которого купец держал в подарок князю. – Вижу, что жизнь не мёд у всех в Киеве. Слышу, как народ варягов поносит, да на Добрыню косится. Вижу, и как князь голову треплет от безысходности. Он варягам денег много должен, а где их взять не знает. Вот они сами и рыщут по домам да по хатам и всё, что плохо лежит, в мешки свои суют. Всё вижу, да только что делать не знаю, да и никто не знает. Князь совсем обессилел и веру потерял. Не помогают ему его Боги и знака никакого не дают.

– А правда, что у него в хороминах некий старик крутится и на веру свою иудейскую его подбивает? – Елизар забросил наживку и ждал, что из этого выйдет. – Сдаётся мне этот старик хазаретянин. Или я что не так понял?

Любич кивнул головой, вклиниваясь в навязанную ему беседу.

– Верно. Иудей тот с самой зимы проходу князю не даёт. То с одной стороны зайдёт, то с другой.

– А что князь?