С пылью в глазах

– Нуу… – протянула лисица и вышла из-за стойки к Хегли. Её раскованные движения бёдрами создавали ощущение наигранности, замораживающий взгляд не отрывался от глаз парня. Она приняла вольную стойку, опёршись на одну ногу и скрестив руки, подпиравшие широкую грудь. – Я завтра поеду к другим магазинам в западных провинциях и могу привести вам букет. Но её не продают… если вы понимаете. Все поля частные, растущие на производство. Но для Вас я готова на всё! Вас заинтересует экстракт или масло?

– Мне бы хотелось получить живые цветы, – ответил Хегли, которому становилось жарко от такого внимания лисицы.

– Хорошо. Я постараюсь. Кстати, меня зовут Шарлотта, – девушка деловито протянула руку импале.

– Хегли. Очень приятно, – парень сделал ответный жест и легонько сжал нежную, ухоженную ладонь рыжей самки, позиционировавшей себя как невероятно привлекательную особу. Впрочем, она ей и являлась.

– Взаимно. Ну что ж, тогда я жду вас через день у нас в магазине. Или вы желаете приобрести что-то ещё?

– Я дождусь лаванды, спасибо.

Шарлотта не стала навязывать покупателю другие цветы, не стала давить на парня, На прощание она вильнула распушённым хвостом, повторила атаку, чуть прищурившись и улыбнувшись. Сложно сказать, искренне она пыталась захватить разум антилопы в манящий туман или ей захотелось пополнить счёт соблазнённым парням, но, так или иначе, Хегли был полон женским вниманием в последнее время и не поддавался чарам.

Вышедший из магазина Фланнаган всё же попал под дождь. Учащённые капли охлаждали окружавшие бетонные и кирпичные строения, мочили асфальт и каждого прохожего. Прекрасная половина общества старалась уберечься от падающей с неба воды, размазывающей лак с шерсти и тушь с ресниц. Некоторые дамы с обострённой интуицией и прогнозом погоды в телефоне успели захватить с собой зонты, большинство мужчин и не пытались укрыться от дождя, в том числе и Хегли. Он гордо шёл по тротуару, не оборачиваясь, не обращая внимание ни на что.

Дома парень стремительно затолкал пару вещей и бумажный пакет с едой в рюкзак, взял деньги, которые откладывал на чёрный день, и отправился прямиком к железнодорожной станции. Парень не знал расписания электричек, но надеялся, что вечерняя отправка не обойдёт его стороной.

На старой станции Хегли просидел три часа в ожидании своей электрички. В связи с ночными событиями билеты на каждую поездку раскупали мигом, всем хотелось уехать подальше от злобного взора Доминиона, давившего всех приезжих с других частей континента и Островов. Больше всех волновался народ Юга: подданные саванн, джунглей и южной части пустыни. Импала пытался собрать сложный паззл, который ему подкинула Ярвинен, но в голову не приходило ни единой трезвой мысли. Только Тень мог помочь парню, но до него нужно было ещё добраться.

Ночная мгла накрыла электричку плотным одеялом. Лишь бледная полоска, разрезавшая горизонт и время на сутки, виднелась из окна; больше ничего, беспросветно. Мутный свет внутри вагона освещал жаждущих вернуться домой зверей.

Напротив Хегли сидел престарелый аргали в красной олимпийке с дырочкой на плече от искры. Он без доли стеснения рассматривал парня почти до самой границы с Зоной Пустынь. Ему было неимоверно скучно, хотелось с кем-нибудь поговорить, но импала молча вглядывался в ночь. Аргали удалось развести парня на разговор, напомнив забывчивому антилопе про кляпы на рога. Мужчина подарил Фланнагану свои старые, раритетные, чуть расшатанные.

На границе двух стран электричку остановил пограничный пост с войсками Центра, требовавшими тщательный осмотр каждого выезжающего. Огромное скопление зверей беспорядочно стояло у вагонов в ожидании своей очереди. Тем, кто хотел пробиться среди первых, всё равно пришлось ждать последнего проверяемого.

Хегли оглядел пункт контроля: множество наспех поставленных бараков, окружённых невысоким забором из нескольких параллельно натянутых мотков колючей проволоки, пара разборных вышек и минимум рота до зубов вооружённых солдат. Служащие армии Центра светили фонарями в поисках малейших нарушений или несогласных с проверкой. Они грубо расталкивали толпу по сторонам, желая добраться до выкрикивающих из толпы зверей. Фланнаган отошёл подальше от столпотворения и присел рядом с электричкой.

Ждать своей очереди ему пришлось чуть больше часа. За это время он успел приметить несколько весьма занимательных личностей, которые возмущались громче всех, пытались докричаться до младших офицеров, но те лишь воротили носы, не желая ни с кем говорить.

Проверявший документы военный относился к своей работе уважительно, тщательно проверял каждый документ, проверял данные в базе, чтобы не выпустить никого из чёрного списка. Он осматривал Хегли несколько раз, что ненароком заставило Хегли занервничать. Но, получив обратно все документы, парень спокойно покинул пост и запрыгнул в ближайший вагон.

Его ждал ещё один подробный досмотр, но чуть позже и со стороны Зоны Пустынь. Ему не хотелось вновь томиться в ожидании проверки, не хотелось скучать от безделья. Ни разу не приезжая на Родину за время проживания в Центральном Союзе, он не знал всех правил, ждал подвоха, но оставшаяся часть пути прошла для него спокойно и без происшествий.

Величественные леса сменились бескрайними степями, полными золотой пшеницей. Сквозь черноту виднелись лёгкие мазки проплывающих полей, тени лесополос отчерчивали их неширокой полосой акаций. Хегли чувствовал приближение к знойной пустыне за сотни километров, предвкушал неизменчивый вид песков, волнистых барханов, раздутых душным ветром, мнил о безоблачном небе и светлых ночах. Родные просторы ненароком всплывали перед его уставшими глазами.

До Оазиса оставалось совсем немного времени и, соответственно, пути. Прямое железнодорожное полотно вышло из степей и полупустынь, вторгнувшись в самую обширную пустыню континента. С песчаной могла сравниться разве что арктическая, но уступала и по размерам, и по назначению – холоду на Севере не нашли масштабного применения, в отличие от тепла в Пустыне.

Затормозившая электричка дала старт очередной толкотне, в которой каждый зверь пытался как можно скорее выйти из душного вагона и оказаться в прохладе утренней пустыни.

Подняв с пола рюкзак и выпрыгнув из электрички, Хегли первым делом огляделся. Резкими поворотами головы он привлёк внимание одного из контролёров, одетого в белоснежный мундир с красной лентой на плече. Да и тот факт, что посторонний зверь выпрыгнул от машиниста, его насторожил. Фланнагана сразу же подхватили под руки и повели на досмотр; электричку задержали на полчаса.

В комнате досмотра импала провёл немало времени, в основном пытаясь доказать свою чистоту перед законом. В оппоненты ему попался опытный аддакс, который пугал задержанного доскональной проверкой, но уверенное выражение парня и обыск его рюкзака принесли ему оправдательный вердикт.

За стенами станции Хегли первым делом испробовал на вкус чувство свободы. Да, парень не хотел возвращаться, не хотел быть серой краской в родной палитре, но единый вид своего города, своего дома наполнили его вдохновением, и пара ночей без полноценного сна уже не казались тяжёлой ношей.

Неширокие дороги в две полосы были готовы скорей под час-пик, а ранним утром, когда ещё не прозвенел ни один будильник, они пустовали, заметались кружившимся на ветру песком. Ещё не погасли уличные фонари, не открылись магазины, таксисты, не получившие работы после прихода электрички, продолжали спать. Небесное светило пустило свои первые лучи, спрятало звёзды и озарило небо. Хегли, прикрыв глаза от света, взглянул на нужную дорогу и уверенно зашагал к дому.

Идти пришлось недолго, благо место рядом, в двух километрах прямого пути. Родительским гнездом был небольшой двухэтажный дом за городом, который купили на деньги, вырученные с продажи квартиры в центральном районе. Этому настоял дед Хегли – Готто-Изоба, который был одним из самых востребованных подрядчиков в Южных Широтах. Своей дочери Чинеду он всегда желал лучшего, наказывал ей быть мудрой и рассудительной, оберегал от невзгод… до переезда в Пустыню. После войны Готто уехал от обжитых простор на помощь дочери – помощь затянулась на долгие годы.

Хегли шёл вдоль дороги в метре от асфальта, осматривал видневшийся город и близлежащие дома. Он прошёл мимо небольшого мотеля, мимо АЭС, где он заметил сотрудника, заливавшего водой пролитый бензин, а сразу за заправкой и стоял дом Фланнагана.

Парень занервничал, с трепетом в сердце поднял руку и постучал по железному покрытию калитки. Со двора никто не выходил, через забор, сделанный из закреплённых листов металлопрофиля, он не стал перелазить, боясь либо погнуть его, либо порезаться.

Щёлкнул замок входной двери, послышались шаги, шорканье ног по бетонной плитке. Звук остановился вблизи, буквально в метре от Хегли. Калитку открыл Готто, не проснувшийся до конца. Он не разглядел своего внука.

– Небеса с тобой, путник, – поприветствовал парня старик по-старомодному, по-южному. Так обычно приветствовали незнакомцев, которым не хотели грубить.

В ответ парень не проронил ни слова. Ему пришло на ум, что прародитель сказал это нарочно.

– Привет, – всё же произнёс Фланнаган. – Давно меня не было, ты уже внука не узнаёшь.

– Хегли? – сказал старик и, спустя мгновения, поняв, что это так, вышел на улицу и крепко обнял своего давно не объявлявшегося потомка. Он крепко сжимал парня под плечами и раскачивался. У него был крепкий хват, надёжный. – Ну наконец ты решил проведать нас. Думали, забыл.

– Нет, – сдавленно ответил Хегли. Его ответное объятие не было настолько сильным, но по душевности не уступало. Парень любил обниматься, ему нравилось прижимать к себе близких зверей, хоть и редко доводилось. В эти секунды он чувствовал себя нужным и неодиноким, тепло чужого сердца сливалось с жаром своего и упаивало антилопу. – Работы много.

– Запомни, – Готто оторвался от внука и взглянул тому в глаза, – ни одна работа на свете не может быть дороже семьи. Ладно, пойдём в дом. Мать от радости на весь город кричать будет. Каждый день про тебя вспоминает, мол, где мой сын, чем занимается, почему не приезжает, а он у нас, оказывается, занятой.

Старик провёл внука во двор. На участке возле дома многое изменилось с момента отъезда Хегли. Дед всё же усовершенствовал небольшую мастерскую, в которой часто уединялся и занимался делом своей жизни. А три года назад то место, что сейчас хранит в себе дополнительный инвентарь и кучу хлама, было занято мешками с цементом, досками и шифером, накрытыми чёрным полиэтиленом.

В целом, двор понемногу совершенствовался, изменялся. Чинеду с каждым годом захватывала всё новые земли, преображая их в клумбы, занятые всё теми же флоксами, рудбекией и тысячелистником разных окрасов. Ещё парень вскапывал лунки под эти цветы, засыпал их плодородной землёй, чтобы пустынный двор хоть немного преобразился. Мама всегда говорила, что хочет вырастить на участке газон, но её желанию не суждено было сбыться из-за адского солнца и дорогих счетов на воду.

Дом не изменился абсолютно. Ромбовидная постройка из модного в Пустыне недожжённого керамического кирпича, с выходом на крышу, где стояли белые шезлонги и раскладной навес над ними. Широкие окна на первом этаже закрыты решёткой, а на втором этаже был выход на маленький балкон. Ступени к дому вели вниз, чтобы в зной было больше тени.

Родные стены приняли Хегли, заставив его подчиниться романтичным пережиткам своего прошлого. Небольшая перестановка мебели в прихожей комнате чуть сбила парня. Он пытался воссоздать у себя в голове иллюстрацию прошлой обстановки, вспомнил, что с каждым новым шкафом или тумбой переходилось тасовать половину вещей в доме.

Жила семья Тэсфайе-Фланнаган небедно и незажиточно – средне, в самый раз для спокойной жизни. Над головой была крыша, ветер не обдувал спину, песок не засыпался в уши, неплохую работу имел каждый член семьи. Разве что приходилось ездить только на общественном транспорте, в котором круглый год было невероятно душно даже с открытыми окнами. Самым, мягко говоря, небогатым был именно Хегли, которому приходилось выживать почти без помощи родителей из-за напряжённой обстановки вокруг двух стран. Ему иногда передавали деньги и продукты через ехавших в Центр друзей или знакомых, но это случалось не чаще раза за три месяца.

– Чинеду, просыпайся! – крикнул старик на весь дом. – Твой блудный сын вернулся!

Не прошло и минуты, как мама Хегли практически бегом спускалась с лестницы. Она, увидев своё единственное дитя, засветилась от счастья, слёзы стекали по её щекам. Чинеду без лишних слов принялась обнимать и целовать сына, прижимала его ещё крепче Готто, что-то приговаривая, говоря самой себе.

– Три года не объявлялся, – заговорила она, вытирая пальцами скатывавшиеся слезинки и осматривая парня с ног до головы. – Изменился-то как!

– Да, – поддержал её дед, – возмужал. Красавец у нас! Только исхудал совсем, будто тебя там голодом морят.

– Ну а как же ему поправиться, если на всём экономить приходится. А я ещё в первый месяц, когда не смогла перевести тебе денег, подумала, что ты тоньше своих рогов будешь.

– Я уже говорил, что устроился на работу, зарабатываю неплохо, хватает и на жизнь, и на учёбу.

– Вот, видишь! – неожиданно сказал Готто, показывая на внука. – Я же тебе говорил, что в Центре платят за образование! Остался бы здесь, камня с обочины не отдал. Да и спокойней за тебя было бы.

К такому разговору старик возвращался снова и снова. Его бездонный патриотизм был опасен для парня моральной атакой, когда глава семьи пытался внушить Хегли, что рядом с домом солнце всегда ярче, а песок чище. Но Готто не всегда говорил о Пустыне, частенько приплетая и Юг, где Фланнаган никогда не был.

– Ну, дочь, накрывай на стол, а я пока поговорю с ним по-мужски.

Худшие опасения парня не подтвердились – дед усадил его на кухне, начал обычный разговор, без каверзных вопросов и уловок. Он частенько прекращал говорить и с большим вниманием рассматривал внука, клацая зубами и двигая челюстью по сторонам. Хегли занервничал, стал отводить глаза, имитировать срочные дела в телефоне.

– Ну а невесту почему не привёз? – резко сказал Готто и постучал ладонью по столу. – Ты же говорил, что есть у тебя кто-то на примете.