– Это первая часть. Соната. На этот раз я решил пойти другим путем. Чувствую, что именно это мне сейчас и нужно.
– Можно? -спросил Аменда и сел за фортепиано.-Восьмая соната.
Уже после пяти минут мелодии Аменда согласился с Людвигом: это совсем другая музыка, необычная. Таких звуков не услышишь в залах Лихновских или Тунов. Необычно,
ново, дерзко.
– Как? Волнует?
– Совсем новая музыка. Такого я не ожидал.
– Вот еще…
Людвиг перерыл кипу бумаг, извлек десяток больших листков. Аменда одел очки. Долго читал.
– Квартет.
– Да. Шесть. Это первый. Сейчас они в работе. Вот…
Людвиг взвесил на руке кипу бумаг.
– Полсотни вещиц, а среди них-десяток нормальных Вариации на Моцарта, Вальдштейна.
Сальери, Диттерсдорфа и прочих. Звуков много, а нормального мало.
– Эта соната действительно что-то новое. Ничего подобного не слышал!
– Вот этим путем и думаю идти дальше.
– Тяжко придется. Время сейчас тревожное.
– Есть еще Немецкие танцы для оркестра, квинтет для фортепиано, гобоя, кларнета, фагота и
валторны, еще соната для фортепиано и валторны и сейчас фортепианный концерт, второй. Но
эта соната и квартет-это действительно другое, совсем другое.
– Это дуэт?
– Так, мелочь из раннего, -Людвиг улыбнулся.-«Мельничиха» Паэзиэлло. Старье. Еще вариации на русскую тему Враницкого. Что поделать, надо приспосабливаться.
– А когда издашь?
– Не знаю. Видишь, какие сейчас времена. Я надолго не загадываю. Вот, прочти.
Аменда прочел заглавный лист.«Аделаида».
– Песня. Слова Маттесона. Хороший поэт, Почти, как Гете.
– Ну, это ты и хватил. Но слова трогают.
Людвиг по памяти процитировал несколько слов.
– «Будет пышно цвести моя могила
Будет алый цветок расти из сердца.
Ярко будет блистать на лепестках
Аделаида».
– Да, немного напышенно, но для дамских сердец самое то, -пошутил Людвиг.– Я думаю написать ему письмо. А еще Гете. Вот разделаюсь с квартетами и возьмусь за симфонию.
И теперь я ощущаю в себе настоящую силу. Ты понимаещь?
Людвиг пристально посмотрел в лицо Аменде. Тяжело дыша, он был похож на воина, который победил в решающей схватке. Аменда впервые видел такой взгляд. Страшно и необычно
было наблюдать сейчас за Людвигом. Совсем не такой, как в гостиных и залах с их вечными реверансами, фальшивыми улыбками, сплетнями и трусостью вельмож. Вот настоящая музыка.!Людвиг подал газету с подчеркнутыми строчками.
– Прочитай, это из Лейпцига.
«Очевидно, г. Бетховен прокладывает себе новый путь: но сколько здесь терний и колючек! Ученость и опять ученость! Всюду ученость! И не тени естественного, ни одной мелодии, это постоянные потуги, никому не интересные, непрерывные поиски причудливых модуляций, наконец, такое ужасное нагромождение трудностей, что волей-неволей теряешь терпение и отказываешся от борьбы».
– Брось, Людвиг. Это всего лишь рецензия.
– Но эту газету читают и в Вене. Все этим Шварценберги и Зичи считают себя знатоками…
– Открой…
– …и читают такие строки, а понять…
– Людвиг! Стучат!
– Что?
– Открой, стучат.
– Странно, я не слышал.
Людвиг пошел открывать. Вернулся с братом Карлом.
Карл и Аменда поклонились друг другу.
– Мой брат Каспар, -представил Людвиг, но тут же добавил:-В Вене он уже Карл. Так проще.
– Я, братец пришел похвастаться, и передать пару перьев от Цмескаля. Меня назначили кассиром в банке. Должность не ахти, но с перспективой.
– Потихоньку все приходит в свою колею. Никто теперь не скажет, что я не забочусь о младших. Иоганна видел?