– Нет, что вы, ваше высочество?! Вы обязательно поправитесь! – король дотронулся рукой до головы принца. У дофина Франции был жар.
– Ко мне приходил ангел и звал меня. Он сказал, чтобы я не боялся, и мне совсем не страшно.
Нахлынувшие чувства: от гордости за своего семилетнего наследника до страха его потерять, готовы были превратиться в рыдания, но король неимоверным усилием воли их сдержал. Лишь непокорные воле короля слезы потекли по его щеке. Король отвернулся и смахнул их рукой.
– Не плачь, папа. Ангел сказал, что там мне будет лучше, чем вам здесь.
Тут уж Людовик не смог сдержать рыданий и выскочил из покоев принца. Не замечая никого вокруг, он почти бегом добрался до королевских покоев дворца Медон, бросился на кровать и дал волю слезам.
Выплакавшись, король почувствовал облегчение и не заметил, как его сморил сон. Три бессонные ночи, проведенные у постели больного сына, дали о себе знать. Людовик проспал до вечера, а вечером проснулся от голоса своей жены:
– Вы даже за сыном не смогли уследить, ваше величество, – в ее голосе сквозили одновременно и слезы, и раздражение, и жалость, – неужели так трудно было находиться рядом с ним?
– Что случилось, Мари?
– Наш сын умер два часа назад.
Король вскочил с кровати и обнял свою жену. Мария-Антуанетта разрыдалась в его объятьях, а Людовик лишь молча гладил ее по спине. Свои слезы он выплакал и не находил слов утешения для матери, только что потерявшей ребенка.
Как они радовались, когда после одиннадцати лет совместной жизни, у них родился наследник! И вот его не стало. Почему Господь обрекает их на такие тяжкие испытания, в чем замысел его? Этот ребенок еще не успел сделать ничего: ни хорошего, ни плохого. Зачем нужно было сначала давать его, а потом отнимать?
– Идемте, ваше величество, – королева высвободилась из его объятий, – нас ждут на панихиде.
В королевстве был объявлен двухнедельный траур, в течение которого запрещались все массовые сборища. Это касалось и Генеральных Штатов. Однако в день похорон к королю подошла делегация, которую возглавлял Жан Сильвен Байи, соратник Жозефа Сийеса по ложе «Девяти сестер».
– Ваше величество, мы понимаем, что сейчас не самое подходящее время, но мы просим принять петицию от третьего сословия.
– Вы разве не понимаете моего состояния, мсье?
– Я понимаю, ваше величество. Но вы просто примите петицию, а рассмотрите ее позже, когда будете в состоянии.
Ну что за бессердечие? У людей осталась хоть капля совести? Этот маленький, тщедушный на вид человечек вызвал у короля приступ отвращения, и его величество долго искал слова, как ярче выразить свое отношение к такому бесцеремонному поведению. Но ничего на ум не приходило. Поэтому король молча отвернулся от просителя и пошел прочь.
Уже третью ночь Людовик плохо спал. Он все еще винил себя за то, что не оказался у постели умирающего сына в самый последний момент, не выслушал его прощальных слов, сам с ним не попрощался. Как можно было уснуть, когда его маленькое сокровище, наследник и продолжатель его дел так в нем нуждался? Королева думает, что он покинул сына потому, что захотел спать. Но ведь это не так! Он просто не мог рыдать в присутствии принца. Надо сегодня же объясниться с ее величеством.
Король привстал на постели и это было сигналом слугам к началу утренних процедур. Людовику поднесли воду для умывания и приступили к его одеванию. После этого его усадили в кресло и принялись припудривать и румянить лицо, закреплять на голове парик… Обычная процедура, но как же долго она сегодня тянется! Королю не терпелось увидеться с Марией-Антуанеттой.
Наконец, он смог покинуть свои покои, но чуть ли не столкнулся с поджидавшим его министром двора де Вийедеем.
– Что вы здесь торчите, Вийедей? – раздраженно воскликнул король.
– Вас с самого утра дожидается делегация от третьего сословия, ваше величество.
– Это просто невыносимо! Неужели ни у кого из них нет детей?!
– Я им скажу, что вы сегодня их не примете, ваше величество.
– Не нужно, де Вийедей. Прогоним их сегодня, они придут завтра. Скажите, я приму их в своем кабинете через полчаса.
Ну разве это люди? Ведь именно способность сопереживать, сочувствовать чужому горю отличает человека от животных. А если этим животным дать власть, во что они могут превратить страну?
Король пришел в кабинет и принялся обдумывать слова, которыми он отчитает этих бесчувственных делегатов.
– Ваше величество, в этой петиции мы выражаем требование третьего сословия изменить регламент Генеральных Штатов. Вместо посословного голосования мы предлагаем поименное, и вместо раздельных заседаний сословий – совместные. – Все это маленький человечек, который накануне докучал королю, произнес шагая от двери к столу короля.
Человечек положил бумагу на стол развернулся и покинул кабинет.
Король не успел ему высказать ничего и растерянно посмотрел на Вийедея. Но тот только развел руками:
– А что тут скажешь, сир? Третье сословие.
– Я не могу здесь больше находиться. Скажете всем, что я уехал в Мабли. Я хочу какое-то время побыть наедине с собой. Сделайте так, де Вийдей, чтобы меня никто не беспокоил.
– Слушаюсь, ваше величество.
***
Сразу после окончания траура депутаты третьего сословия обратились к духовенству и дворянству с предложением впредь не проводить раздельных заседаний, а объединиться в новый орган Национальное собрание.
На следующий день, 17 июня 1789 года, заседание открыл Жозеф Сийес.
– Уважаемое собрание, вчера мы обратились к нашим коллегам, депутатам от, так называемых, высших сословий с предложением присоединиться к нам и образовать Национальное собрание. И что-то я не вижу здесь никого из них. Так стоит ли нам их ждать?
– Нет, нет, не стоит, – раздалось со всех сторон.
– Вот и я так думаю. Поэтому предлагаю нам, депутатам от третьего сословия, и тем, кто к нам примкнет, объявить себя Национальным собранием. Прошу проголосовать за мое предложение.
Подавляющее большинство участников поддержало предложение Сийеса, а на следующий день к ним присоединились депутаты от духовенства в полном составе.
Такой шаг служителей церкви стал неожиданным для всех. Хотя объяснялся он просто. На своем закрытом заседании они обсуждали брошюру аббата Сийеса. Многие отцы церкви прочли ее раньше и видели, насколько точно события последних месяцев развиваются в соответствии с предначертаниями аббата. Так что лучше: грести против течения с риском потерять свою паству или влиться в поток и сохранить свои приходы? Потерять все или только десятину? Решающим аргументом стало то, что аббат Сийес сам принадлежит духовенству и не позволит слишком разорять церковь. Сомнений в том, что Жозеф Сийес является главным идеологом происходящих и предстоящих событий, ни у кого из представителей церкви не было.
***
Король не отдохнул во время своего добровольного траурного затворничества, но он понимал, что скрываться от неприятностей бесполезно. Они будут расти и множиться, расти и множиться, а когда ты выйдешь из уединения, они обрушаться на тебя всей своей тяжестью. Лучше разбираться с неприятностями, пока они еще маленькие и не сцепились в одну кучу.
19 июня Король вернулся в Версаль, и вызвал к себе де Вийедея.
– Рассказывайте, Вийедей, не перевернулся ли мир без меня? – попытался пошутить его величество.
– Ваше величество, – пропустил его шутку мимо ушей министр, – мне только что сообщили: депутаты от третьего сословия объявили себя национальным собранием. И к ним присоединилось духовенство.
– И что это значит, мсье де Вийедей?
– Я не знаю, ваше величество, но, по-моему, ни одним законом такой орган, как национальное собрание, не предусмотрен.
– То есть они нарушили закон?
– Думаю, да, ваше величество.