Фигурные скобки

Над чем работает он сам, Тодор начинает рассказывать, открывая бутылку болгарского красного (гость отказался от водки): он работает над… Но тут Капитонов уже не уверен, что за поприще это – пищевая промышленность, медицина, пиар? Задав по ходу рассказа вопрос, Капитонов понял, что лучше не спрашивать: настоящий бельгиец чересчур обстоятелен. Что-то связано с кисломолочным напитком, традиционно производимым в одном из горных районов Болгарии, где еще в позапрошлом веке было отмечено большое число долгожителей. В свое время этим кисломолочным напитком заинтересовался профессор Мечников, лауреат, между прочим, Нобелевской премии по медицине – большую часть исследований он провел в Париже, в Пастеровском институте, где, кстати, хранится урна с его прахом.

– За встречу, – предлагает Марина.

Когда рассказывает Тодор, она смотрит чуть в сторону, на ту часть стола, на которой салфетки в подставке, и лицо у нее ничего не выражает, кроме напряженного ожидания.

Русский Тодора настолько чист, что готов в нем выдать нерусского. Но возможно, Капитонов льстит себе, желая показаться самому себе проницательным.

Йогурт (с ударением на втором слоге в соответствии с новой нормой русского языка и исторически правильным (что Тодор умудрился, к слову, отметить) произношением), производимый на Западе, совсем не йогурт. Как и производимый в России по западным технологиям. Нельзя забывать, что писал Мечников о молочных микробах и их пользе. Мечникова интересовала проблема естественной смерти. Это когда у организма, пресыщенного жизнью, притупляется страх смерти, и тому в известной степени способствует правильное питание.

Тодор сам говорит:

– За здоровье.

Капитонову странно, что не может понять, серьезен ли Тодор или это он столь изощренно маскирует иронию.

Нравится ли Капитонову Петербург, интересуется настоящий бельгиец.

– Я отсюда уехал не так давно.

– Да. Мне это известно. Но заметны ли изменения, хотелось бы знать.

– Сосульки, – отвечает Марина за Капитонова.

– Что поделать, такая зима! – восклицает Тодор. – А не скучаете? Москва – не Санкт-Петербург.

– Нет времени, а то бы, конечно, погулял по городу.

– Скользко, скользко! Все ноги ломают. Вон Татьяна Игнатьевна сломала шейку бедра!

Капитонов не спрашивает, кто такая Татьяна Игнатьевна. И Марина не говорит. Марина просит его рассказать о конгрессе. Капитонов рассказывает в двух словах, как он сам понимает смысл того, чему участником ему случается быть, но не может ответить на вопрос Тодора о Копперфильде – он не знает, почему давно ничего не слышно о Копперфильде.

– В таком случае я вам сам расскажу.

Рассказывает.

Если верить Тодору, в Соединенных Штатах фокусы патентуются с обязательным условием публикации секрета через семь лет. Годы триумфа прошли, и теперь патенты вывешены в интернете. Тодор читал на английском, изучал, разбирался, он все теперь знает.

– Ну и как же ему удавалось летать? – спрашивает Марина. – Он же правда летал?

Тодор объясняет: с помощью сверхкрепких тончайших волоконных нитей и особым образом вращающихся полуколец. Или просто колец – Капитонову не интересны секреты Копперфильда.

– А вы, значит, умеете отгадывать двузначные числа? Я могу загадать?

– Извольте, – говорит Капитонов.

– Да, загадал.

– Но только двузначное! – вмешивается Марина.

– Заинька, я понимаю.

– Прибавьте двенадцать, – говорит Капитонов.

– Да, – отвечает Тодор.

– Отнимите одиннадцать.

– Да.

Капитонов задумался.

– Или я ошибаюсь, или – десять.

– Да.

– Десять?

– Да. Да.

– Не помню, чтобы кто-нибудь загадывал десять. Наименьшее из двузначных.

– Тодор минималист, – говорит Марина.

– Нет, я не минималист. Можно еще?

– Нельзя, – говорит Марина.

– Почему же нельзя? Конечно, можно, – разрешает Капитонов.

– Нельзя. Хватит.

– Да почему же?

– Второй раз может не получиться.

– Ерунда, получится. Ну а если и не получится, то что?

– Женя, – отвечает Марина, – знаешь, почему я с детства не люблю жонглеров? Мне наплевать, сколько они предметов подбрасывают. Но мне некомфортно ждать, когда кто-нибудь хотя бы раз промахнется.

– Ладно, – говорит Тодор. – Вы фокусник, а я спорщик. Спорим, что если вы мне дадите тысячу рублей, я вам дам пять тысяч рублей.

– Охотно верю. Зачем спорить?

– Вы верите тому, что я дам вам пять тысяч, если вы мне дадите одну?

– Но вы же так сами сказали.

– И вы мне поверили?