Фигурные скобки

– У тебя есть фотография?

У него есть – в мобильном.

– Ой, красавица! Ой, принцесса!.. Я ее вот такой еще помню. С крокодилом надувным. Она меня еще «тетя Малина» называла.

– Так ты и подарила ей крокодила тогда…

– Ну да.

– Она с ним на юге не расставалась.

– За детей, – Марина приподнимает бокал.

Чокнулись.

Отпив, Капитонов говорит:

– Что-то у нас не совсем хорошо получается.

– У нас… не совсем хорошо?

– Да нет, у нас с ней – у нее со мной, с ней у меня…

– Проблемы?

– Ссоримся без конца. Она меня, вероятно, считает деспотом. Что бы я ни спросил, покушаюсь на ее свободу, независимость, суверенитет. Я уже не спрашиваю ни о чем. С другой стороны, почему я должен не спрашивать? Я что – посторонний человек? Да она сама деспот!.. Ее все во мне раздражает, абсолютно все. Нет: бесит. «Меня это бесит!» – вот так она говорит.

– Слушай, что в тебе такого может бесить?

– Да всё! Почему я рожок для обуви не вешаю на крючок. Почему я ем быстро. Почему о присутствующих говорю «он» или «она». Почему чай покупаю в пакетиках. Почему я равнодушен… ко всему, к чему равнодушен… Ей, например, не нравится, что женщина, с которой я решился ее познакомить, не снимает черные очки. Она не говорит мне, что не нравится, но я ведь чувствую, вижу… Как будто у человека не может быть причин не снимать черные очки. Ведь могут же быть причины. Да и какое ей дело?

– Да уж, это не ее дело. А в чем причина?

– Вот и ты. Потому что у нее разные глаза, один – темно-карий, другой – голубой.

– Она это знает?

– Как же она может не знать, если это ее глаза?

– Нет, я про дочь.

– А должна знать обязательно? Я должен объяснять такие вещи? Ты это серьезно, Марина?

– Наверное, не должен… Но ты так рассказываешь…

– Чай покупаю в пакетиках… Уже говорил… Ем быстро… Да… Почему не другой, а такой… Со своими почему не борюсь недостатками…

– Слушай, не верю! Неужели она такой мозгоклюй?

– Это я мозгоклюй! По определению! Это она меня мозгоклюем считает! Знаешь, она меня стесняется. Она считает, что она дочь неудачника.

– Она так сказала?

– Нет, я сам знаю. Я знаю, что она так думает.

– Может, ты сам так думаешь – о себе?

– А с чего бы мне так думать? Я вообще об этом не думаю. Я только не хочу, чтобы она неудачницей была. А все к этому идет.

– Куда идет? Ей восемнадцать лет.

– Девятнадцать через неделю. Нет, Марина, ты ее не знаешь, она запрограммировала неудачницей себя – по жизни быть неудачницей. Университет она, не успела поступить – уже бросает, и здесь я бессилен. Практически бросила уже.

– А что так?

– Мне назло. Она все делает мне назло.

– Значит, ты в ее жизни занимаешь существенное место.

– Да – потому что мешаю ей жить.

– Так не мешай!

– А где я мешаю? Где?

– Откуда я знаю, где? Может, ты ее действительно достал своим занудством? Конечно, достал!.. Вы все такие!.. У нее кто-нибудь есть?

– Хороший вопрос. Кажется, есть. И насколько я понимаю, он женат.

– «Кажется», «насколько я понимаю»…

– Ну ведь она же мне не говорит ничего. Только смеется. Я что – против? Ей жить. Я одного не принимаю – неопределенности. Она знает, что я терпеть не могу неопределенности, что меня неопределенность изматывает, и нарочно так… Мне кажется, что нарочно…

– Я не поняла, вы вместе живете? Или она от тебя в отдельности?

– Скорее вместе, чем отдельно.

– Ну так разъехались бы, разменялись. Что-то мешает?

– Да ничего не мешает… Только как это? Надо заниматься этим кому-то…

– Естественно. А он? Он-то что?

– А что он? Он ничего. Хуже – другое. Насколько я понимаю, он, мягко говоря, недоумок, бестолочь. Рано или поздно такого охламона жена от себя прогонит, и тогда моя дочь будет с ним уже без всяких двусмысленностей…

– Может, ты ревнуешь?

– Я тебя умоляю.