Юность: удалить

– Вот именно! – радостно воскликнул мужик. – Всё должно быть распределено и распределено грамотно. А у нас…

– Мне кажется, что современные технологии и так всему способствуют. Разве может человек сделать лучше то, что делает сегодня робот на производстве?

– Робот… Видишь, – мужик показал Максу свои ладони – грубые, словно вечно грязные, в многочисленных мозолях и рубцах. – Я пока ещё не видел робота лучше, чем собственные руки. Робот, хах.

Максиму то ли не хотелось, то ли попросту нечего было на это ответить, и он лишь промолчал.

– Целая эпоха пролетела. И что от неё осталось? Да нихрена.

– Разве там было хорошо, в Союзе? – спросил Максим.

– Ещё как. Голова не болела о том, а что я буду делать завтра, если меня уволят… Никто тебя не уволит! Зарплата – вовремя, отпуск – вовремя.

– Но продукты, вещи, всякие блага – ничего же не было. Об этом все говорят. Люди в огромных очередях стояли за колбасой – я постоянно слышал эту историю от деда.

– Да, всякое было. А сейчас что? Ты не стоишь в очереди? И даже если не стоишь, что колбаса – особенная? Дрянь она, а не колбаса.

– А кто развалил-то всю эту вашу райскую жизнь?

– Как кто? Власть имущие, конечно.

– Но постойте, они же все были выходцы трудовых семей и так далее. Получается, что коммунизм – это саморазрушающийся организм. Что посеяли – то и пожали. Власть для рабочих – это как граната для обезьяны.

– В смысле? – непонимающе спросил мужик.

– Ну что, как только власть получили рабочие, что из этого вышло? Репрессии и всё такое. А потом и вовсе страну развалили. А кто? Да сами.

– «Страну развалили», – усмехнулся мужик. – Ты откуда знаешь-то? Тебе годков сколько?

– Двадцать.

– Вот, двадцать, – радостно выдал мужчина. – Тебя ещё не было на свете – ни когда всё было, ни когда всё разваливалось.

– Но Вы же сами сказали… Короче, я просто пытаюсь понять, что это за время такое было. Люди иногда говорят противоположные вещи. Правда-то вообще есть?

– Вторую мировую выиграли.

– Выиграли, – согласился Максим. – Усилиями простых солдат, не штабных же.

– Как это – не штабных? А кто все приказы отдавал?

– Миллионы-то погибли.

– Но ведь выиграли, – не унимался мужик. – У меня отец служил. Я ему всем сердцем и душой благодарен за то, что жив, что жизни повидал. Эх, молодняк, то им не так, это им не так. Да хоть небо чистое есть над головой – и то хорошо.

Максиму стало даже как-то не по себе от всего этого странного и противоречивого диалога. «Повидал жизни, – думал парень. – Да что этот мужик со своими грязными мозолистыми руками мог повидать? Он что, постоянно путешествовал, зарабатывал миллионы или хотя бы испытал какую-то душевную гармонию, спокойствие в этой жизни? Нет же, ничего этого не было и нет. Что он повидал? Чему он тогда благодарен? Простой возможности жить? Небу над головой? Когда ты лежишь в могиле, небо тоже над головой. А жизнь – да просто генетическая случайность, вот и всё».

– Ладно, бывай… Поковылял я, ещё на массаж идти, – сказал мужик, выбрасывая окурок в урну и медленно шагая к двери.

Макс ненадолго задумался, посмотрел на голубое небо, в котором проплывало всего одно небольшое белое облако, но вскоре тоже встал и зашёл в здание больницы.

-

Выходные пролетели как всегда – мгновенно. Автобус, в котором ехал Павел, был практически битком набит молодёжью. Судя по всему, все они тоже ехали в университет: кто-то посмотреть списки абитуриентов, кто-то закрыть хвосты, кто-то на практику. В салоне стоял шум и смех. Было жарко, и даже настежь распахнутые окна и люки слабо спасали ситуацию – ветер тоже был горячий. В автобусе пахло потом, антиперсперантами, автомобильным маслом, и хотелось как можно скорее выйти отсюда.

«Дерьмово, что лето уже заканчивается, не хочу в универ», «мы с предками в этом году были на Кипре – так здорово, жила бы там вечно», «а Лёха-то завалил Аньку, слышал?» – доносилось с разных сторон. Павел сел у окна и уже пожалел об этом: солнце пекло изо всех сил, по лбу стекали капли пота, а одежда, казалось, промокла насквозь. В окне мелькали до боли знакомые улицы, проспекты, площади и скверы. Хотелось, наверное, забыть всё это навсегда, но жара мешала рационально думать, плавила мысли и вынуждала то и дело доставать из сумки бутылку воды.

В сознании всплывали фрагменты выходных и всего того, что им предшествовало. Мать, конечно же, злилась и обижалась все эти два дня. Ну, ничего нового. Пятница оказалась вовсе очень туманной – по большому счёту из-за жуткого похмелья, которое испытал Павел. В четверг пить никто и не собирался, но очередная – бессмысленная и беспощадная – ссора с матерью вынудила парня выскочить из дома и пойти в неизвестном направлении, пока раздавшийся звонок друга не сформировал координаты дальнейшего перемещения. А с матерью – ну что, как обычно: слово за слово, «твоё увлечение музыкой не принесёт тебе денег, займись чем-нибудь посерьёзнее» и так далее, а компромисса найти так и не удалось, как всегда. Через час Павел оказался на какой-то чужой вечеринке в соседнем районе, где было настолько скучно, что ребята своей небольшой компанией решили продолжать веселье в местном клубе. Поначалу и там, как казалось, было не очень интересно, но алкоголь сделал своё дело, и ещё через полчаса всё стало на свои места. Мысли, тем не менее, не отпускали Павла, и, уже изрядно перебрав, он всё-таки решился уйти. На улице стояло раннее утро, а людей вокруг было не очень много. Павел побрёл в сторону остановки, сам не зная, на какой автобус можно надеяться в такую рань.

Внезапно из-за соседнего угла послышались звуки какой-то возни и непонятные хлопки. «Эй, слышь, хватит!» – услышал Павел и остановился. Сердце предательски ускорило свой ритм, но любопытство от чрезмерного количества алкоголя в крови распирало, поэтому парень зашёл за угол и увидел какую-то потасовку. Совершенно не ясно, что заставило юношу в следующий момент туда пойти, но он, однако, пошёл. Ноги сами вели его навстречу возможным приключениям, которых разум – если бы он был трезв – наверняка не хотел. Пять или шесть человек дрались, кто-то уже лежал на земле. Вокруг собирались люди, девушки кричали, но Павлу ничего не было ясно: кто прав, кто виноват…

– Паша. Ростовцев! Привет, – раздался девичий голос.

Павел перестал вспоминать, обернулся и увидел свою одноклассницу Лену.

– О, привет. Будешь садиться? Я уступлю.

– Нет уж, сиди на солнце сам, – усмехнулась Лена. – Ты в универ? Посмотреть на списки?

– Ага.

– Я тоже. Я слышала, ты на филфак?

– Да.

– Значит, вместе будем учиться.

– Если я поступлю, конечно, – улыбнулся Паша.

– Ой, да куда ты денешься! Пошли, нам выходить.

Ребята вышли на остановке, перешли дорогу и перед ними открылся вид на главный университет города. В душе у Павла вспыхнули противоречивые чувства: с одной стороны, он очень ждал поступления и ему казалось, что это будет начало нового, интересного и яркого жизненного этапа; с другой стороны, им овладел страх – перед новыми людьми, знакомствами и более сложными, чем это было в школе, обязанностями. Ответственность перед самим собой, перед родителями и новыми преподавателями пугала и воодушевляла одновременно.

– Встал посреди дороги! – брякнул какой-то проходящий мимо парень, ударив Павла плечом.

– Извини, – последовал машинальный ответ. «Вот тебе и начало нового пути», – подумал про себя Ростовцев.

-

Антон смотрел на содержимое багажника и слегка недоумевал. Здесь стояли те самые коробки, которые на прошлой неделе он видел в офисе, и забиты они были совершенно разными предметами: детскими книгами, календарями, универсальными отвёртками, овощерезками и бог знает чем ещё.

– Подожди, – сказал Антон. – Это всё нужно продавать?

– Не совсем, – уверенно ответил ему Денис, работавший в этой фирме, судя по всему, уже очень давно. – Отвезём, предложим клиентам – выбор за ними. Мы, по большому счёту, просто курьеры, торговые агенты.

– Ясно, – вздохнул Антон, наблюдая, как Денис небрежно заталкивает плотнее уголки коробок, пытаясь освободить крышку багажника, чтобы суметь захлопнуть её.

– Садись в машину. Толян, поехали, быстро-быстро, время! – руководил парень, тыкая пальцем в часы на руке.