Юность: удалить

За час до этого, пока ещё не было дождя, Павел вышел из своей квартиры в подъезд и прошёл шесть этажей вверх. Девятый этаж отделяла от крыши небольшая железная техническая лестница и горизонтальная дверка, на которой висел большой амбарный замок, уже очень давно сломанный и лишь создающий видимость закрытия. Приложив небольшое усилие, парень распахнул дверку и выбрался на грязную крышу, отряхивая руки.

Девятиэтажный дом, в котором жил Павел, был одним из самых высоких на их старой улице – мрачной, разбитой и словно притаившейся за сырыми арками, но расположенной аккурат за центром города, – поэтому с крыши не было видно ничего, кроме чёрного неба, редких макушек тополей и бесконечной вереницы сияющих дорог и огней. Лето заканчивалось, в воздух прокрадывался едва уловимый вечерний холод, а в чистой вышине над головой, прищурившись, можно было разглядеть некоторые звёзды. Ростовцев прошёлся по крыше, пиная ногой небольшие кусочки смолы, и сел на привычное, наиболее широкое место на парапете, в самом углу здания.

«Ну что, парень, вот и всё, – начал размышлять юноша. – Школа закончилась, и детство, по-видимому, тоже. Через пару дней стартует университет, новая жизнь и всё такое.

Чувствую ли я какие-то перемены в мире, в жизни, в себе? Непонятно. Совершенно. Вроде бы всё осталось тем же: и я, и жизнь, и эта крыша, и эти мысли в голове. А что будет ещё через пять лет? То же самое? Я снова приду сюда, буду сидеть и думать о том, что ничего, собственно, и не изменилось? Что получается: в переменах виноват не возраст, не школа, не ВУЗ. Я сам? И что мне нужно делать, чтобы я ощутил эти перемены? Чтобы они радовали меня, чтобы я знал, что жизнь идёт вперёд…»

Город утопает в океане темноты, а заново асфальтированные недавно ровные дороги эффектно переливаются светящимися красками магазинных вывесок и светом проезжающих автомобилей. Вот такая холодная и бессмысленная красота в танце с тишиной – единственное, что Павел всегда готов воспринимать. На мрачной крыше всегда как-то непривычно уютно и тепло – так, как обычно бывает только дома. Никто не мешает, никто не учит и не наставляет, ничем не делится и ничего не спрашивает. Мысли Павла постепенно замедлялись и вскоре остановились вовсе. Сколько он так просидел в темноте – неизвестно, но в какой-то момент парень словно услышал шорох за одним из козырьков вентиляционной шахты и поспешно встал, решив, что пора бы уже спускаться домой. Доехав на этот раз на лифте до своего этажа, Павел открыл входную дверь и зашёл в квартиру.

– Что-то быстро ты сегодня, – удивилась мать.

– Коляну зачем-то нужно было домой, вот и разошлись, – ответил парень, снимая обувь и проходя в свою комнату.

– Через десять минут ужинать, руки помой, – добавила Ирина Александровна и снова ушла на кухню.

Павел рухнул на свой диван и закрыл глаза. «Сесть бы в автобус, любой, и ехать бы, и ехать, и ехать отсюда… – думал Ростовцев. – Сбежать? Нет, просто ехать. Зачем? Не знаю».

С кухни доносились звуки работающего телевизора и шипения масла на сковороде. Мать гремела посудой и периодически включала воду в кране. Дома тоже было уютно, по-семейному, но стойкое ощущение того, что всё должно быть «не так», не давало Павлу покоя. Он не знал, чего именно ему не хватает, не мог объяснить этих тревожных и одновременно тоскливых мыслей, но некое однообразие, в котором он, кажется, жил уже лет пять подряд или даже всю жизнь, лишало ощущения какого-то жизненного удовлетворения. И за всё это, за все эти мысли парню было даже немного стыдно. Он жалел родителей – что бы они ни делали, что бы ни говорили. Они старались, старались как могли. Да, не всегда всё получается гладко, но у кого не так? Наверное, так живут все: люди за стеной, в соседнем доме, на соседней улице, в соседнем городе или другой стране. Везде и все.

– Паша, иди есть, – крикнула из кухни мать.

-

Четверг пролетел так же стремительно, как и среда. Антон медленно повернул ключ в замке, открыл дверь и, стараясь идти как можно тише, зашёл в квартиру. Включив свет в коридоре, он снял одежду, разулся и осторожно зашёл в комнату матери, не включая свет.

– Антоша, это ты? – послышался тихий голос.

– Да, мам, это я.

– Заходи, я не сплю.

Антон подошёл ближе, поправил одеяло, которым была укрыта мать, и сел с ней рядом.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил парень.

– Да ничего, всё хорошо.

– Давление меряла?

– Да. Хорошее.

– Точно?

– Да, не волнуйся.

– Как твои ноги, руки? Как чувствительность?

– Я в порядке.

– Я там принёс лекарство, которое доктор рекомендовал. Второе завтра возьму.

– Не переживай, я себя хорошо чувствую.

– Нет, ну раз нужно два, купим оба. Я читал о них, хорошие препараты, как раз при невропатии, чтобы улучшалась чувствительность и мышцы окрепли.

– Купим-купим. Как работа-то? Расскажи.

– Да всё нормально, ничего особенного.

– Офис хороший?

– Да, офис, место, коллектив – всё хорошо. Прямо в центре – ну как я тебе и говорил.

– Я рада, – улыбнулась женщина и взяла сына за руку. – Я всегда хотела, чтобы у тебя всё было хорошо, всегда. И я верила в тебя. Мы с отцом старались…

– Так, ну прекрати, – твёрдо сказал Антон и, видя, как намокают глаза матери, положил на её руку свою ладонь. – Всё хорошо же. Ну что ты? У нас всё есть, я работаю, скоро и все лекарства будут. Всё хорошо, мам. Ну что за слёзы, прекращай. Я пошёл поставлю воду для макарон и чайник, ужинать будем. Хорошо?

– Да, иди, – ответила женщина и снова грустно улыбнулась.

Антон пришёл на кухню и налил воды в кувшин фильтра. Жидкость медленно набиралась, стекая из одной половины сосуда в другой. Парень всё смотрел и смотрел на эти капли, пока в его голову не начали закрадываться какие-то дурные и глупые мысли, которые он, тем не менее, тут же отогнал от себя, сначала сходив в ванную, помыв там руки и умывшись, а потом вернувшись на кухню и поставив на огонь кастрюлю с водой. Тихо шипела газовая колонка, а через открытое окно с улицы доносились какие-то приглушённые звуки, шум ветра и голоса местных жителей, давно облюбовавших все придомовые лавочки. Антон сидел за кухонным столом, слегка настукивая по нему ложкой, и непроизвольно вспоминал события прошлой недели.

Странный был день, тот четверг. Сначала не задалось с увольнением и расчётными выплатами на старой работе, пришлось даже немного поругаться с руководством. Хотя, что можно поделать со всеми этими непонятными коммерческими конторами – концов в них не сыщешь. Антон плюнул на всё это и просто ушёл, пожелав начальству удачи. Потом встретил свою знакомую, которая год назад или около того могла бы стать для него не простой знакомой, а, вполне вероятно, кем-то большим – кто знает. Однако этого не случилось. Посидели в кафе, поболтали ни о чём, разошлись. «Яркий пример того, как возможное будущее сразу становится прошлым, не успев побыть настоящим», – подумалось в тот момент Антону. Девушка всё время печально улыбалась, крутила в руках кружку с чаем и, казалось, не могла найти подходящих, важных для беседы слов. Да и были ли они, эти важные слова? Нет, Антону от этого не становилось неловко – просто он, наверное, понимал её и даже не пытался делать вид, что всё это действительно нужно хотя бы ему. Ему это тоже не было нужно. Уже. Многое случилось за этот год, а в ту же реку никто из них двоих, видимо, зайти уже не мог и не хотел. Не получилось тогда, вряд ли получится и теперь; гарантии стали совсем минимальными, о чём свидетельствуют хотя бы вот эти длинные паузы в диалоге. Шорохов просто сидел и смотрел в её большие зелёные глаза, надеясь увидеть там хоть что-то, за что можно зацепиться сердцу или душе. Спустя полчаса разошлись.

Потом Антон долго бродил по городу, разглядывал до боли знакомые здания в центре и гнал от себя всевозможные мысли, которые, тем не менее, так и норовили проникнуть в голову. Парень медленно шагал по очередной аллее сквера и смотрел на людей. «Какие же огромные вселенные, наверное, у них в головах, – думал Антон. – Гигантские, необъятные. Но до многих из них никому нет дела, и часто – даже самим обладателям этих вселенных. Мы живём в примитивных иллюзиях о том, что всё сложно, непонятно, зыбко, и колыхать свой собственный внутренний мир очень опасно. Люди смотрят на нас лишь через призму своих собственных интересов – часто никчёмных, и никто не знает нас лучше, чем мы сами. А мы убегаем, каждый день убегаем от самих себя – на работу, в кафе, в пабы, в кальянные, в телевизор, в холодильник, в интернет, на диван. Куда угодно, лишь бы не сталкиваться лицом к лицу с настоящим собой. Но на самом дне своей рефлексии мы видим истинную суть вещей, и некоторые явления предстают перед нами с совершенно иной стороны. Не нужно бояться нырять в себя – там всегда есть удивительный мир. Мир, который нужен именно нам, а не всему этому зверинцу вокруг. Настоящий мир».

Раннее же утро прошлого четверга, надо сказать, вообще окрасилось неприятным событием. Антон всегда рано вставал и иногда даже бегал по утрам – ему нравилось ощущение тонуса, которое придавала небольшая утренняя разминка. Выйдя из дома примерно в пять часов, Шорохов миновал пару крупных магазинов и вышел на одну из центральных улиц южного района, через несколько кварталов от которой находился старый стадион, отлично подходящий для занятий бегом. Людей на улице было мало, если не считать небольшой дымящей толпы молодёжи возле одного из местных клубов подвального типа. Яркая одежда, макияж, густые бороды, очки в толстой оправе, громкие маты и смех в голос, дым от испарителей и звон бутылок. «Чудное у кого-то начало дня», – усмехнулся про себя Антон.

– Сигареты нет? – крикнул кто-то справа из толпы.

– Нет, – ответил, не поворачиваясь, Антон и свернул за угол дома, услышав со стороны внутреннего двора какой-то шум. Раздались женские крики. Парень рванул в проулок и тут же увидел, как несколько рослых парней сбили кого-то на землю.

– Эй, слышь, хватит! Отойдите от него! – крикнул, будто не слыша сам себя, Антон. Парни на секунду остановились и повернули головы, оценивая свою возможную новую жертву. Времени размышлять не было, и Антон, будто бы посмотрев куда-то в сторону, в темноту, снова закричал: «Эй, полиция! Полиция! Сюда, вот они, здесь!». Толпа почти мгновенно разбежалась врассыпную – видимо, совсем не желая проверять, был ли там кто-то из полицейских на самом деле или же нет.

– Парень, эй! Звони в скорую! Да, ты! Ладно, иди, сам позвоню! – бросил Антон прохожему и, доставая телефон, подбежал к лежащему на земле парню, вокруг которого уже собралось несколько девушек.

4

В пабе пахло жареными гренками, пивом и, несмотря на запрет курения в общественных местах, сигаретами. Макс тоскливо допивал свой бокал пива и гонял по столу рублёвую монетку, сам даже не знающий, когда и откуда она там появилась. Внезапно за столом неподалёку он увидел, как ему показалось, знакомое лицо. Где же он видел этого парня? Откуда, откуда он мог его знать? Максим хаотично перебирал в голове события и лица, и в какой-то момент встал с лавки и пошёл к другому столику.

– Привет, – сказал Макс одному из трёх сидевших за столом парней.

– Привет, – непонимающе ответил ему тот.

– Ты меня не помнишь?

– Нет…

– Неделю назад, у клуба, у «Койота». На меня там типы набросились, ты с кем-то подбежал, вы стали кричать, разнимать нас, потом скорую вызвали.