Город не от мира сего. Цикл «Хроники Обсервера». Часть I

– Скорее говори!

– Я ищу Ярлык. Поможешь?

– Ты знал, кого искал и знаешь, кого нашёл. Зачем ты просишь о том, что я не могу выполнить? Как мне помочь, если я лишён плотского облика.

– У тебя будет то, что нужно, – сказал он, закрыв глаза и прислонив ладонь к отдушине в камне. – Я предлагаю тебе свой сосуд.

– Хорошо! Я помогу тебе, смертный иного семени. Назови своё имя, и я войду в тебя.

– Нимруд, – сказал он, помедлив. – Можешь звать меня так.

Андрей почувствовал, будто ему в лёгкие залили расплавленную медь и судорожно вцепился в скалу, чтобы не сорваться в пропасть. Что-то вошло ему в грудь, бесцеремонно и нетерпеливо, расталкивая внутренности и выжигая душу. Он проснулся от собственного вскрика, отбросил мокрое от пота одеяло, свалился с кровати и стал хвататься за пол. Головокружение остановилось. Он поплёлся в уборную, подставил голову под кран и долго стоял под ним, успокаиваясь. А потом горько усмехнулся и поздравил себя: приступы реалистичных кошмаров, когда-то преследовавшие его во сне и наяву, снова вернулись.

Он взял вещи, погасил свет и захлопнул квартиру.

?. Подолонь

Птица, охотящаяся на болотах, начинает тонуть, если не двигается. Ей приходится поминутно вытаскивать лапку из ила и ставить её в другое место, шагать дальше и дальше, независимо от того, поймала она что-нибудь или нет. Так же и с нами, и с нашей любовью. Нам приходится двигаться дальше, остановиться мы не можем, потому что утонем.

Милорад Павич. Хазарский словарь.

Под мерный свист рельсохода[68 - Рельсоход – скоростной монорельсовый поезд] за окном мелькали унылые пейзажи Соберики. Деревья, деревья, деревья. Мост. Озеро. И снова деревья. Дарию несло из далёких забайкальских далей, где богатства страны изымались из земли и исчезали в направлении Кхмерского царства, чтобы превратиться в машины, одежду, мебель и всё остальное. Дария направлялась в Новостол, и в уездном городе Подолонь ей предстояла пересадка.

Вокзал Подолони оказался слишком оживлённым для сравнительно небольшого города. Впрочем, это впечатление было обманчивым. Подолонь действительно застраивалась как город с населением порядка двухсот тысяч человек, на это же количество жителей была рассчитана и вся инфраструктура. Но глубинка постепенно пустела, отдалённые сёла и деревни обезлюдевали, а вся прорва народа, бросавшего свои ветшающие жилища на краю ойкумены, в поисках работы и благ цивилизации перебиралась в города покрупнее.

Когда-то эти бесчисленные, ныне вымершие городки с неимоверным трудом отбирали себе землю у дикой хвойной чащи. Но газ, нефть, промыслы редкоземельных руд давно иссякли и тайга вернула себе почти всё потерянное, кроме зияющих ран угольных карьеров и парши сведенного леса у лесопилок. Вдоль границы чадили обогатительные предприятия, доедающие недра. Запустение ожидало и Подолонь, но через неё собирались пустить ветку скоростной всеевразильской магистрали. Она даже дошла сюда. И здесь претенциозный проект затих в последних судорогах: у Евразилии кончились деньги, а кхмеры охладели к идее вкладываться в проект. Пока инерция процессов, запущенных в последнем рывке развития страны, всё ещё чувствовалась здесь. Но еще через пару лет международной блокады переселенцы, а, по сути, беженцы, будут уже прямиком двигаться в Новостол, минуя Подолонь.

Чем больше росли гигантские муравейники агломераций, тем меньше правительство контролировало то, что происходит за чертой их пригородов. Фактически, евразильский флаг был на этих территориях условностью. Там правили бал гигантские чужеземные сырьевые артели, со своими частными армиями и порядками. Попасть на работу туда было практически нереально, вылететь оттуда за малейший косяк – легко. Дария знала это слишком хорошо. Больше, чем ей хотелось бы про это знать. На должности доброписчей[69 - Доброписчая – то же, что пресс-секретарь.] в веступраве одной из таких артелей ей удалось продержаться почти год, потом она не выдержала и ушла. Правда чтобы уйти, ей пришлось натаскивать свою сменщицу, хуже владевшую кхмерским. Но теперь кошмар закончился. Больше не придётся придумывать бравые проникновенные объяснения для работников, почему они живут всё хуже, если артель так успешна, а хозяева не людоеды. Не нужно будет куковать на задворках цивилизации, сидеть над словарями, делать неискренние репортажи из рабочих лагерей, расположенных где-нибудь на лесопилке или у рудника в сотне вёрст от ближайшего жилья. Не придётся всеми способами выжимать из героев своих сюжетов скупое счастье, гордость от работы в артели и другие эмоции, призванные поддерживать на трудовом рынке непрерывную конкуренцию за право заменить везунчиков, имеющих заработок. Можно забыть выученные кхмерские слова и покинуть пустошь, расползающуюся по Соберике после «комплексного промышленного использования природных ресурсов». Не надо больше бояться уголовников, давно разбежавшихся с каторг и всё больше норовящих установить в уцелевших посёлках свою власть. А главное, не нужно будет молиться на добрую волю местных народов не евразильского корня, которые постепенно вытесняли с этих земель и переселенцев с запада, и само государство, возвращаясь постепенно к промыслам своих далёких предков.

С неё довольно.

Сбережений хватит на какое-то время. В Новостоле что-то обязательно подвернётся. Можно было бы махнуть и в Древлестол, но на западе страны с уровнем жизни было ещё хуже: сырья на продажу там не было, самые пригодные для сельского хозяйства земли были отторгнуты после войны Укровией или отошли отделившейся Черкасии, которая тоже ещё не восстановилась после опустошительных конфликтов с Горным каганатом. А климат в северных, нордманских волостях, второй колыбели государственности, делал их не слишком привлекательными для переезда. Территория западнее Древлестола была интересна только туристам.

Дария сошла на станции, потолкалась на перроне, изучила расписание. Проголодавшись, нашла привокзальную корчму. Не самое подходящее место для размышлений о грядущем. Тут лучше держать ухо востро. Глаза устройств наблюдения и пара ленивых охранников взирали на окружающее так равнодушно, что не оставалось сомнений: на их помощь, в случае чего, можно не рассчитывать.

Дария сделала глоток травяного чая. Жидкость была почти безвкусной, похожей на обычную воду, только на поверхности подрагивали мелкие фрагменты каких-то растений. Повинуясь внутреннему импульсу, она вбросила в чашку две ложки сахара и быстро размешала. Плевать на диету.

Звуки, высыпающиеся из приёмника всевещания, резко стали громче. Замелькали кадры предвыборного видеосвитка.

«Разделение на колонии и метрополии давно исчезло, – произнёс хорошо узнаваемый голос. – Тогда почему мы по-прежнему отдаём ресурсы и налоги, ничего не получая взамен? Это мы содержим армию, платим пособия и кормим страну. Но нахлебникам пора самим зарабатывать. Хватит! Кормить! Древлестолье!»

Бодро вступила музыкальная перебивка, которую удачно дополнил уже другой, особо убедительный голос: «Михаэль Худоконский. Партия «Свобода Для Народов Евразилии». За снятие блокады и возвращение в СБСР». На экране, одновременно, справа налево проявилась надпись новокеноаницей: «Голосуй за СвоДНЕ[70 - СвоДНЕ – аббревиатура названия партии «Свобода Для Народов Евразилии».] – справедливое будущее для Соберики».

Мужики за стойкой заспорили с корчмарём:

– Говорю тебе: отделимся – нормально заживём. У нас всё своё. И сырьё, и вода. Леса полно. Байкал наш!

– А хлеб из хвои печь будешь?

– Затихни! Хватит их кормить. Туда всё как в прорву. А нам назад – шиш. Одни ракеты понаставили. От пусть их и жруть.

Спор прервался на миг, пока они выпивали, и разгорелся снова.

– Не, брат. Мало того что он сидел. Так ещё и учился в Дагонпорту. Одно слово: засланец!

– И я сидел, так я, по-твоему, засланец?!

– Да я сам каторжанин. Но такого ещё не было, чтобы на самый верх такого…

– Да было, было. Когда ревнители равенства власть брали.

– Ну ты вспомнил!

Дария перестала следить за линией их разговора. Её вниманием завладели молодые люди из Горного каганата. В поисках заработка они заполонили все населенные пункты вдоль границы. Их взгляды не сулили ничего хорошего. Несмотря на то, что многие выходцы оттуда неплохо здесь зарабатывали, женский вопрос стоял для них довольно остро. К тому же, различить среди них преданных Арходрогора было решительно невозможно.

Она отодвинула в сторону чашку, накинула на плечи рюкзак и покинула корчму. До поезда было ещё несколько часов, и она чувствовала, что физически не может больше находиться на вокзале, среди всех этих толп народа, где одна половина смотрит на неё как на свежую вожделенную плоть, а другая размышляет, легко ли будет завладеть её вещами. Нет, ну в реальности, конечно, так думают далеко не все. Просто спустя час этой толчеи, суеты, пота и шума начинает казаться, что все. А попасть в суточную сводку преступлений в качестве жертвы Дарии не хотелось, совсем. И пусть Подолонь не самое идиллическое место для прогулок, но просто побродить по улицам и поглазеть по сторонам гораздо приятнее, чем сидеть на вокзале.

В Подолони не было, как такового, центра. Город застраивался недавно и одномоментно, отчего все кварталы и улицы в нём выглядели как бы равнозначными. Давным-давно здесь была одноимённая железнодорожная станция и поселение на холме, у которого город позаимствовал имя. В этой части города до сих пор сохранились деревянные домики и заборы, осталась почти нетронутой и заброшенная древняя узкоколейка, огибавшая этот холм. Дария решила прогуляться там.

С помощью встроенного в её звонер числоведа она отправила запрос в поток снующего на орбите роя многофункциональных микроэлементов и программа геолокации построила на основании присланных данных подходящий для неё маршрут. Дария отправилась в путь, преодолев с помощью подземного перехода парковочную площадь рядом с вокзалом. На выходе, не особо выбирая, приобрела у местных лоточников пару безделушек с видами Подолони и открытку сестре. По дороге сделала несколько светографических снимков. В объектив попали сиреневые облака между многоэтажек, разношёрстные, в буквальном смысле, коты, греющиеся на крылечках и в траве. Кое-где сохранились облезлые, полвека не открывавшиеся, старинные резные двери и наличники на окнах.

Палисадники старой Подолони пестрели ранними осенними цветами. Розовые и фиолетовые волны лепестков шевелил ветерок. Насекомые, радуясь тёплому началу осени, носились среди кустов. Во дворах, выглядевших побогаче, цветов было больше. В тех что победнее на серых грядках сохла картофельная ботва или бурели помидоры. Победа целесообразности над красотой. Для многих семей своё хозяйство осталось единственным источником пропитания.

Дария прогнала грусть, словно назойливую муху и, ступая по шпалам, направилась в современную часть Подолони. Что за странное имя для города?

Она открыла путеводитель в числоведе. Снова оповещение о критическом уровне нелояльных поисковых запросов, превышение которого чревато блокировкой доступа во всевед на несколько месяцев, и прочими карами. Игнорировать. Больше пугают, это же просто средство пополнения казны за счёт штрафов. Если ты, конечно, не в списках нелояльных и не участник Сопротивления. Им действительно есть, чего бояться. Но она-то, к счастью, ни с кем из этих людей незнакома. И страбезы это прекрасно знают.

Было несколько основных версий происхождения топонима Подолонь. Первый связан со старославянским термином дол, обозначающим низменность, но пологое плато, на котором расположился город в предгорье, слабо вязалось с этим объяснением. Другая версия производила название из такого же древнего слова долонь – то есть ладонь, и показалась Дарии более подходящей. Действительно, город удобно расположился на ровной возвышенности между излётами двух хребтов, выдающихся из основного массива Алтайских гор. Виден весь как на ладони, особенно с этого холма. Туда, в это бутылочное горлышко меж гор, и должна была юркнуть стрела трансъевразильской магистрали. Но, как говорится, не судьба.

Вариант происхождения названия от слова подле – рядом – тоже подходил, с учётом того что город лежал подле гор. Но больше всего Дария впечатлилась довольно спекулятивной версией, что Подолонь получила имя от понятия подолать – одолеть, преодолеть. Следовательно, Подолонь – преодолевшая или преодолевающая.

Дарии определённо нравилась такая этимология слова. Преодолевая переулок за переулком она размышляла, что или кого преодолели люди, давшие имя этому городу. Она подумала что речь, вероятно, идёт о быстрой горной реке, огибавшей плато с севера, и которую нужно было одолеть, чтобы добраться до селения. А три с лишком века назад, когда, как гласил путеводитель, отрядом черкасов Подолонь была основана, переправа была не таким уж и простым делом.

Дария добралась до торговой площади, щупальца которой растекались по ближайшим улицам. Скульптурная группа высохшего замусоренного фонтана была обращена лицами к кинотеатру на противоположной стороне перекрёстка. Центральной фигурой композиции был бородатый черкас в папахе и шароварах, державший в одной руке кривую саблю, а в другой – пищаль, направленную на прохожих. Из дула пищали по задумке должна была литься струя воды. Сзади его прикрывал черкас с голым торсом, кативший пушку. Жерло орудия также должно было извергать воду, но в данный момент оно было забито бумажным мусором и окурками. Немного не вписывался в композицию чуть отставший от первых фигур конь, с шеи которого свисал раненый черкас, протянувший руку в жесте то ли прощания, то ли просьбы помочь. Композиция, символизировавшая, видимо, сложности освоения края, была выполнена довольно топорно, но не она привлекла внимание Дарии. На краю фонтана восседал мужчина средних лет, заросший щетиной, созревающей в рыжую бороду, по виду похожий на типичного странствующего покоянина. Рядом лежала гитара и потрёпанный пустой рюкзак. Вокруг столпились зеваки. Мужчина что-то вещал и, очевидно, его слова действительно интересовали собравшихся молодых мам с колясками, подростков, бомжей, подвыпивших гуляк и пожилых домохозяек. Иногда кто-то уходил, на его место вставал другой, привлечённый голосом. Из группы зевак раздавались вопросы, на которые странный оратор охотно отвечал. Дария убедилась, что времени до отправления ещё вдоволь, и решилась подойти. Тем более, что человек взял гитару и энергично, с душой, принялся за исполнение песни.

…Мир бурлит пока, уже обреченный

Свято веря в своё право на жизнь

Умножая могилы, товары, услуги

Задыхаясь в собственных нечистотах…

Напротив неё в толпу зевак влился парень в униформе новостничего. «Вестник Евразилии» – разобрала она золотистые буквы нашивки. Коротко стриженный, глаза пасмурно-небесного цвета, губы сжаты, брови озабоченно сомкнуты. Серьёзный. Он здесь по работе? Не похоже. Дария задумалась, насколько корректно будет подойти к незнакомцу и сходу расспросить про перспективы работы в Новостоле. Певец, тем временем, продолжал:

…Пуповину связи с Отцом вселенной

Порвали в угоду своим страстям