Без правил

Быстро пересесть не удалось: Иван не учёл, что попал на юг в самый разгар отпусков, когда замученные непогодой жители более холодных районов огромными массами устремляются к Чёрному и Азовскому морям. С большим трудом, отстояв очередь, Добров сумел приобрести билет до Сочи лишь на поздний вечер. Учитывая, что в бывший Екатеринодар он попал ранним утром, Ивану светила нерадостная перспектива провести целый день в вокзальной духоте; тащиться на экскурсию по раскалённому от жары городу ему вовсе не хотелось. Осмотрев все привокзальные ларьки, Добров, наконец, уселся в зале ожидания, терпеливо дожидаясь, когда наступит вечер.

Перекусив обязательным атрибутом любого железнодорожного кафе – копчёной куриной ножкой и запив походный завтрак двумя стаканами газировки, Иван решил немного вздремнуть. Вытянув ноги в проход и устроившись поудобней в пластмассовом кресле, он совсем было задремал, но надоедливые голоса двух парней, сидящих по соседству, чуть в стороне напротив, не давали как следует заснуть. Добров некоторое время пытался их не слушать, но потом бросил бесполезное занятие: в конце концов не всё ли равно спать или слушать бессмысленную болтовню?

– Говорю тебе, Костян, что Бобёр платит по две штуки за бой! – говорил один из надоедливых парней – здоровяк с буграми бицепсов, явный любитель бодибилдинга.

– -Зелени? – нарочито лениво спросил его приятель – широкоплечий парень, несмотря на жару, одетый в полувоенную куртку с нашивкой РНЕ на рукаве.

– А то! Ясно что не деревянных, – возбуждённо ответил качок.

– Звучит заманчиво… Две штуки если проводишь бой, а если выиграешь? – растягивая слова, проговорил широкоплечий, как бы невзначай бросив взгляд на заинтересовавшегося разговором Доброва.

– При победе, понятно, идёт другой расклад. Точно не скажу, но какой-то процент от ставок. А ставки на Боях без Правил сам знаешь какие. Закачаешься!

– Закачаешься… Так можешь закачаться, что вынесут ногами вперёд, – недоверчиво сказал парень с эмблемой РНЕ, и, не заметив в Иване ничего подозрительного, – мало ли всякого народа на вокзале ошивается, – отвёл взгляд и переспросил своего приятеля. – Не будет проблем?

– Не дрейфь, Костян, проблем не будет, – ударил себя в грудь кулаком накаченный любитель Боёв без Правил. – У меня верняк сведения: из «Кавказа» ещё никого не выносили, там за порядком следят. Вот в других клубах, в том же «Прибое» или «Кубани» такое бывало и не раз. А у Горца никогда. Проверено. Там элитный клуб.

– И как ты говоришь до него добраться? – вновь с показной неохотой, через которую, впрочем, проглядывал интерес, спросил широкоплечий.

Друг Костяна начал объяснять приятелю, как лучше доехать от вокзала «Краснодар-1» до ночного клуба «Кавказ». Иван же эти объяснения дослушивать не стал и, поднявшись с кресла, перебрался на другое место. Надоедливых, болтающих о всякой ерунде соседей на новом месте не было; все ожидающие поездов пассажиры внимательно смотрели закреплённый почти под самым потолком телевизор. Добров тоже принялся за просмотр никогда не виденного прежде боевика.

Удивляясь столь раннему кинопоказу, транслируемому вероятно по одному из местных телеканалов, Иван стал с интересом смотреть фильм, в котором главный герой, владеющий навыками рукопашного боя, по ходу действия лихо расправлялся со своими врагами. Получалось это у него на удивление удачно, и Добров, который сам был не прочь при случае помахать кулаками, с удивлением узнал много нового. Оказывается, можно вот так запросто разделаться с дюжиной другой противников, при этом даже не сбить дыхания. Причём, эти двадцать с лишком врагов были вооружены металлическими дубинками, а бедный главный герой лишь голыми руками. Удивляясь, как герою фильма удаётся раз за разом выживать в невероятных передрягах, в которые он по воле создателей фильма буквально ежеминутно попадал, Иван невольно увлёкся незамысловатым сюжетом. Отчасти это произошло, наверное, ещё и потому, что драки на экране внезапно сменились постельными сценами. По какому-то хитроумному замыслу режиссёра и сценариста герой – крушитель черепов, внезапно превратился в героя-любовника, покоряющего раз за разом женские сердца.

Постельные сцены на экране окончательно вытеснили драки, и Иван неожиданно вспомнил далёкие восьмидесятые года, когда впервые увидел Алину. Это было, кажется, классе в девятом, тогда у них заболел физрук, и уроки физкультуры проводил преподаватель по начальной военной подготовке. Для экономии времени их класс занимался на «физ-ре» вместе с параллельным «Б», в котором училась Алина. Тогда Алина показалась Доброву самой красивой девушкой на свете. Со стройной гибкой фигурой, она, словно скользя по льду, легко двигалась по спортзалу. Как узнал позднее Добров, Алина с детства занималась художественной гимнастикой, хотя грация у неё всегда была в крови.

С того памятного урока Иван не раз заглядывался на понравившуюся девушку. Добров знал, что фамилия у неё немного смешная – Галкина, и что отец Алины сотрудник аппарата городского комитета КПСС. Алина же, казалось, не замечала Ивана, и лишь в конце десятого класса, на выпускном вечере они наконец познакомились.

Их роман был ярок и скоротечен; они проводили целые дни вместе, гуляли и готовились к поступлению в университет, мечтая вместе учиться в НГУ. Но видно любовью они занимались всё же больше, чем подготовкой к вступительным экзаменам. Подготовившись недостаточно, сказывались бессонные ночи, проведённые вместе, Иван и Алина при поступлении в университет с треском провались. Но если Алине помог горкомовский папа, и она всё же стала учиться в престижном ВУЗе, то у Доброва не оказалось столь могущественного покровителя, и его призвали в армию. Иван помнил, как прощался с Алиной, как она плакала, не желая, чтобы её парень шёл служить, говорила, что будет его ждать, и всегда любить.

Любовь закончилась гораздо быстрее чем вечность, задолго до того, как Добров вернулся в родной город, отслужив верой и правдой два года в десантных войсках. Всё закончилось где-то через год после их расставания. Сначала письма от Алины приходили часто, по два-три в месяц, потом всё реже и реже, пока наконец Алина и вовсе перестала писать. Иван никогда не отличавшийся особой тягой к написанию писем, тем не менее всегда исправно отвечал на послания любимой. Но чем больше он служил, в нелёгкой службе превращаясь из юноши в мужчину, тем реже он вспоминал Алину: взрослая жизнь брала своё, меняя характер Ивана, заменяя юношеские, романтические чувства повседневной бытовой реальностью.

Когда через год службы, как раз перед самым отпуском Добров получил от своей девушки последнее письмо с просьбой её простить, – у Алины появился новый парень, – он не очень расстроился. К тому времени Иван уже понял, что в жизни всё и всегда меняется: люди и обстоятельства, и что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Прочитав прощальное письмо Алины, Добров несколько раз его перечитал, чтобы понять, что ничего не перепутал, потом, собрав в тумбочке остальные письма девушки, выйдя из казармы их сжёг. Начиналась новая жизнь и строить её следовало, сжигая мосты прошлого.

Спустя два месяца Иван приехал в отпуск. На него высокого, стройного десантника заглядывались многие девушки, но образ Алины ещё не полностью выветрился из головы Ивана и, лишь повидавшись с бывшей любимой, он понял, что действительно всё: перед ним был другой человек, а его Алина осталась где-то в далёких школьных годах.

Свидание с Алиной не стало для Ивана мучительным, наоборот, он словно освободился от чего-то, тяготившего душу. С бывшей любовью они остались друзьями, а после того, как Добров вернулся из армии, иногда даже встречались, но чем дальше, тем реже. Потом Иван узнал, что Алина вышла замуж, и уехала из Нижнего. Замуж она вышла вовсе не за того студента, из-за которого распалась их любовь с Иваном, а за какого-то то ли доктора, то ли кандидата наук, который был намного её старше.

За последние несколько лет Добров лишь однажды виделся с Алиной, когда она приезжала погостить к родителям в Нижний. Её горкомовский папа к тому времени растерял всё былое могущество, став обычным пенсионером, а мама тяжело болела. Алина как могла ухаживала за умирающей матерью и, лишь похоронив её, вернулась в Краснодар, где к тому времени жила с мужем.

Перед самым отъездом она неожиданно позвонила Ивану, и он очень обрадованный, встретился с Алиной.

За прошедшие годы Алина мало изменилась, лишь повзрослела, став настоящей женщиной. Иван узнал, что детей у Алины нет, что в браке она счастлива и всё у неё есть. Добров был рад за свою былую любовь, но, глядя в грустные глаза Алины, не очень-то верил в её счастливый брак.

Тогда у Ивана и появился записанный в блокноте телефонный номер Алины. Алина, сменившая смешную фамилию Галкина на вполне солидную Переслегина, дала почему-то не домашний, а рабочий номер телефона. Впрочем, тогда это Ивана не волновало, он всё равно не собирался ехать в Краснодар.

А теперь вот пришлось. Вспомнив про записанный когда-то номер, растроганный воспоминаниями юности, Иван неожиданно для себя решил позвонить. Времени до отправления поезда было навалом, почему бы его не скоротать за разговором с давнишней знакомой? Вовсе не уверенный, что за прошедшие годы Алина не сменила место работы, Добров всё же направился к кассе, в которой продавались таксофонные карточки.

К большому удивлению Ивана трубку после нескольких длинных гудков сняла сама Алина.

– Алло, – сказала она вполне буднично нисколько не изменившимся за прошедшие годы голосом.

Иван от неожиданности забывший о чём хотел сказать, бестолково брякнул.

– Мне бы Переслегину Алину…

– Я вас слушаю, – голос у Алины был уставший, недовольный.

– Алина, это я – Иван.

– Какой Иван?

– Иван Добров.

На том конце провода последовала длительная пауза, словно Алина пыталась отыскать в записной книжке кто же такой этот Иван Добров. Иван уже пожалел, что так нежданно позвонил, когда наконец телефонная трубка ожила радостный возгласом.

– Добрыня! – в голосе Алины слышалось столько радости, что Иван мигом отбросил все сомнения. – Какими судьбами?!

– Так уж получилось, оказался проездом в Краснодаре.

– Так ты в Краснодаре?

– Ага, поехал в Сочи, да вот застрял на вокзале: жду поезда.

– Когда отправление?

– Поздно вечером, почти ночью.

– Слушай, Добрыня, – Алина почти всегда звала Доброва по его прозвищу, лишь иногда называя Иванушкой, – нам срочно надо встретиться, пока ты не укатил на свой курорт.

– Да у вас тут один сплошной курорт, жара как в бане, – Иван вытер пот, выступивший то ли от жары, то ли от нелёгкого решения позвонить, и спросил, – где встречаемся?

– Давай в кафе возле нашего института. Подъезжай к концу работы, часам к пяти. Адрес я тебе сейчас продиктую.

Добров записал в блокнот тщательно продиктованный Алиной адрес, и, повесив трубку на рычаг таксофона, отправился назад, досматривать боевик.

ГЛАВА 3

Утро началось для Семёна Аркадьевича как нельзя лучше. Точнее, приподнятое настроение у него появилось ещё вчера поздним вечером, когда позвонил человек Гордеева и сообщил о том, что есть повод для разговора. Что это за повод Семён Аркадьевич конечно же знал, мало того, – Родионов сам инициировал эту встречу с Гордеевым. И, судя по всему, Гордеев клюнул на предложение директора НИИ.

«Ещё бы он не клюнул, – подумал Семён Аркадьевич, вставая с мягкого кресла и подходя к большому окну, за которым с высоты пятого этажа открывался великолепный вид на южный город. – Такой препарат на дороге не валяется. К слову сказать, на Западе за него отвалили бы такие деньжищи – дух захватывает, как представишь. Я же всего лишь крохи прошу; мне много не надо».

Думая так, Родионов немного лукавил: денег он просил у Горца вовсе немало – хватит и на безбедную старость, и на обеспеченные зрелые годы. Но и препарат того стоил, пока что в мире ему действительно не было аналогов. Институт, которым руководил Родионов давно занимался данной проблемой, но лишь в последнее время группа Переслегина сделала настоящий прорыв: необходимый синтез был получен. Конечно в этом была основная заслуга Переслегина, – всё же он немалая величина, учёный с мировым именем, – но и без его непосредственного руководителя, без Родионова, не получился бы тот препарат. В последние время Семён Аркадьевич много сил отдавал на ускорение работ над этим биопротезином; рыскал по министерству в поисках необходимых средств, выбивал дорогостоящее оборудование, лично посещал проводимые опыты. В общем, руководил работой проекта реально, а не как это часто бывает в подобных случаях, лишь номинально.

Учёный из Родионова был никакой, с этим он уже давно смирился, сконцентрировав свои силы на прохождение карьерной лестницы. В свои пятьдесят с хвостиком Семён Аркадьевич многого добился – стал директором известного по всей стране научно-исследовательского института, его имя возглавляло списки разработчиков нескольких серьёзных работ по синтезу лекарственных препаратов. В министерстве с ним считались, и Родионов имел все шансы, после того как Леванидзе – первый зам главного уйдёт на заслуженный отдых, что именно ему предложат освободившуюся вакансию. И вовсе не беда была что с чистой наукой у Семёна Аркадьевича не получилось: не всем же промывать пробирки и травить подопытных мышей, кто-то должен заниматься и организацией этого процесса. А уж лучшего организатора, чем Родионов трудно было найти.

С давнего детства Родионов мечтал стать учёным; маленькому Сёмке всегда казалось, что именно учёные правят миром, поскольку это они придумали электричество, взорвали атом и изобрели телевидение. Лишь став взрослым, сидя на институтской скамье Родионов понял, что не всё так просто и подчас гениальные изобретения используются вопреки желанию их авторов. Но это уже не могло остановить стремление упорного студента стать светилом мировой величины. И Семён Аркадьевич таки стал таким светилом: на Западе всё чаще упоминали название института, которым он руководил, и в связи с этим фамилию самого Родионова. В научной прессе, в том числе забугорной, всё чаще появлялись статьи, подписанные Родионовым. Правда, после следовало перечисление ещё целого ряда товарищей, работавших над перспективными проектами, но кто же замечает такие мелочи? Видят только первых, а Семён Аркадьевич всегда стремился быть первым.

Из задумчивости Родионова вывел телефонный звонок: сигналил местный селектор на большом из натурального дерева столе директора НИИ.