В этот момент в Даше произошло какое-то странное раздвоение. Она все еще находилась в вагоне рядом с Максом и одновременно уже билась в цепких руках рыжебородого гиганта. Каждое его прикосновение заставляло ее вздрагивать. Неприятное чувство и запах вызывали желание немедленно сменить платье и вдохнуть глоток свежего воздуха. Он сдавил Дашу, словно стальным обручем, потом набросил свой плащ и легко поднял на руки, как малого ребенка…
Теперь ее снова медленно покачивало, но вокруг была только тяжелая свинцовая гладь моря. Ветер иногда срывал верхушки волн, и тогда в лицо летели брызги холодной воды. Парус захлопал, но скоро повернул и наполнился свежим ветром. Гребцы убрали весла. Они шли на Север, в страну скал и больших фиордов. Лодка весело рассекала воду и оставляла за высокой кормой пенистый след. Теперь над ними было синее безоблачное небо, которое повторяло всеми оттенками море за бортом. Они держали курс по солнцу, звездам и луне.
У Даши все еще кружилась голова от слабости и бесконечной качки. Рыжебородый воин, которого все другие дружинники называли уважительно "ярл" и Оле Эйнар (Ole Einar), наклонился над Дашей и осторожно коснулся ее лица, волос и положил руку на ее грудь. Его тяжелые ладони оказались шершавыми, словно кора дерева, но их движение уже не казалось грубым. У нее замерло дыхание, но страха и неприязни к нему она почему-то не испытывала. Она ждала этого… Взгляд его светлых глаз был по-прежнему холодным и неподвижным. Так обычно смотрит дикий зверь на пойманную добычу. Этот взгляд подавлял ее волю и заставлял бессознательно повиноваться. У ярла каменное сердце человека, которому предоставили власть над жизнями других. Он, не торопясь, вытащил свой длинный нож с красивой резной ручкой. Чувствуя свою полную беспомощность, Даша зажмурила глаза и приготовилась достойно умереть. Ярл неожиданно громко и резко захохотал, словно залаял. Одним ловким взмахом ножа он разрезал ремни, связывавшие ей грудь и руки. Теперь уже смеялись все сидевшие в лодке…
Поезд снова вздрогнул и начал набирать ход. Только один Макс всего этого не видел и не слышал. Кажется, он в это время безмятежно спал и, даже тихо посапывал. Может быть, только делал вид, он же известный фантазер и выдумщик… Даша всегда чувствовала его рядом и, наверное, именно поэтому с ней опять ничего не случилось.
Диктор объявил, что поезд прибыл на конечную станцию "Проспект Ветеранов" и попросил пассажиров не забывать свои вещи. Даша услышала это с трудом, будто находилась совсем в другом времени. Наверное, это было ее трудным возвращением, и веки все еще оставались тяжелыми…
Первое, что она увидела – это смеющееся и бесконечно дорогое ей лицо Макса. Он наклонился над ней и сказал: "Просыпайся, милая. Мы уже приехали, мы дома".
Внезапно Даше захотелось прижаться к его острому плечу и дать волю накопившемся чувствам. Глаза ее наполнились слезами. Макс смотрел на нее с искренним изумлением, будто она впервые открылась ему…
О ее удивительном и опасном путешествии он еще ничего не знал…
Период дожития
У него зазвонил домашний телефон. Кто же это мог быть? Телефон теперь молчал неделями. Трубка "поздоровалась" приятным женским голосом.
– Печёнкин, Сергей Иванович?
– Да, это я…
– С вами говорят из Приморского военного комиссариата. Почему вы к нам не приходите за справкой для оформления страховой части пенсии?
– Знаете, все как-то не получалось дойти. Все хлопоты не отпускали: больница, поликлиника, похороны…
В трубке сочувственно вздохнули.
– Ладно, справку вашу мы перешлем сразу в пенсионный фонд, в 9-ю комнату. Поторопитесь, пенсию вам будут начислять только с момента подачи заявления…
Печёнкин грустно вздохнул. Проходит жизнь. Пожалуй, в последний раз он будет собирать все эти справки. Больше некуда, доехали. Теперь, если понадобится, справки будут собирать уже без него.
Он посмотрел в окно. Снег шел крупными хлопьями, получалось какое-то странное броуновское движение. Снежинки задорно кружились в воздушном потоке, поднимались вверх, шли в сторону но, падая вниз, таяли в мартовских лужах.
– Вот и у людей так же. Все куда-то торопимся, суетимся, а жизнь, оказывается, прошла, – подумал Печёнкин.
Через два дня необходимый пакет документов был собран. В назначенный день Печёнкин встал пораньше и прибыл в районный пенсионный фонд еще за час до его открытия. Так его научила долгая жизнь. Самое важное в жизни достается после продолжительного ожидания в очереди. Оставалось только найти нужную дверь в этой странной высотке. Суетливо обежав дом дважды, Печёнкин нужной двери так и не нашел. Неужели он по своей теперешней рассеянности ошибся адресом? Нет, адрес оказался верным…
– Прямо наваждение какое-то, – пронеслось в его разгоряченной от волнения голове.
Оставалось только прибегнуть к старому и проверенному временем способу. Печёнкин на мгновение зажмурил глаза и произнес знакомые ему с детства волшебные слова: "Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!"
Помогло! Когда он открыл глаза, заветная дверь с красной табличной была прямо перед ним. Правда, у нее он оказался уже вторым, но все это теперь не имело особого значения. Очередь к пенсионному фонду за его спиной быстро росла. Настроение у Печёнкина поднялось, и он весело шутил, рассказывая очередной анекдот стоявшим рядом пенсионерам. Ему сегодня нравилось быть центром общего внимания. До открытия оставалось не более пятнадцати минут, когда Печёнкин вспомнил, что забыл взять с собой один из документов. Пришлось бежать домой. Когда он вернулся к заветной двери, ему пришлось пробираться через плотную толпу посетителей.
– Гражданин, здесь общая очередь!
– Простите, но я же уже занимал ее. Вот, пришлось за документами бегать, – пролепетал он задыхаясь.
В этот момент вид у Печёнкина, взмокшего от беготни, был жалок и вызывал общее сочувствие. Ему стало нехорошо, он присел и не даже заметил, как у него в руках оказался стакан с водой.
– Что же вы так себя не жалеете? Ладно, проходите следующим…
Наконец его проводят за заветную дверь, и он присаживается на свободный стул. За столом у компьютера сидит молодой человек и внимательно изучает документы Печён-кина. Он вальяжен и нетороплив. У него короткая стрижка и приятная легкая небритость на щеках, спортивную фигуру обтягивает модная рубашка с открытым воротником. Его зовут Максимом Сергеевичем, он студент 5 курса Петербургского университета государственного управления. Определенно, работать после университета он здесь не будет. Не тот уровень. Это только его учебная практика. Выяснение пенсионных вопросов дается ему трудно. Максим Сергеевич поминутно ищет глазами своего куратора и в этот момент похож на большого лобастого теленка.
– Тамара Васильевн-а-а-а, а чего мне здесь еще сделать? Не пойму я, что-то…
Тамара Васильевна, приятная дама бальзаковского возраста, успевает управляться со своей работой и разбирает проблемы пытливого студента. Делает все это она с улыбкой, внимательно и не без видимого удовольствия.
Максим Сергеевич постепенно въезжает в заданную тему и теперь ему уже самому становится интересно. На его мониторе выстраиваются необходимые данные. О Печёнки-не здесь все известно, вся его трудовая жизнь выстраивается в электронном виде.
– Что же вы, Сергей Иванович, не следите за вашими пенсионными отчислениями? Частные фирмы нередко грешат такой забывчивостью. Очень мало получается. Наше дело оформить пакет документов, а об окончательном решении вас известят письменно. В любом случае за вами остается право обращаться в суд…
Печёнкин всегда хорошо помнил, когда и зачем ему следовало ходить на работу, а все остальное, по его мнению, должно было делаться само, по определению…
– Подскажите мне, что такое период дожития? Странный какой-то у вас термин…
Максим Сергеевич снисходительно улыбнулся…
– Это все условно, Сергей Иванович. Живите долго и счастливо. Так определяется период, на который при вычислении пенсии делится сумма, накопленная на страховом пенсионном счете. Все очень просто.
Было это действительно просто, но из уст юного чиновника звучало уничтожающе грубо и оскорбительно. В этом есть что-то от понятия старого, отработанного и совершенно ненужного.
– Значит, ты уже теперь не живешь, а доживаешь. Тобою тяготятся и считают оставшиеся у тебя дни.
Печёнкин вышел на свежий воздух. Сегодня торопиться было уже некуда. У дверей Сбербанка он увидел знакомый красочный плакат, призывавший граждан участвовать в очередной пенсионной программе. Пенсионеры на этом плакате выглядели элегантными седовласыми аристократами и сверкали белозубыми улыбками на фоне океанского побережья. Таких пенсионеров Печёнкин вокруг себя не видел. Его друзья-пенсионеры не путешествовали по миру, а по большей части, продолжали работать. Они донашивали свои старые вещи и часто выглядели старше своих лет. Иногда надевали по праздникам свои пиджаки с орденами и медалями. Нет, на этом плакате все было из какой-то другой, незнакомой ему жизни.
– Как же, понесут они туда деньги… Опять же все разворуют, – вздохнул он. Не о нас там думают.
Ему вдруг вспомнилась забавная песенка из старого детского кинофильма про Буратино:
Несите ваши денежки, иначе быть беде.
И в полночь ваши денежки заройте в землю там.
И в полночь ваши денежки заройте в землю где?
Не горы, не овраги и не лес,
Не океан без дна и берегов,
А поле, поле, поле, поле чудес,
Поле чудес, в стране дураков.
Последние строчки, про поле чудес и страну дураков, почему-то привязались к нему накрепко…
Вечером того же дня у Печёнкина опять прихватило сердце. Он хлебнул капель корвалола, вызвал скорую и открыл дверь в квартиру. Потом снова лег и стал ждать.
Печёнкин старался держаться в сознании и не закрывать глаза, но все куда-то проваливалось. Внезапно, он увидел себя молодым лейтенантом, снова услышал ракетный гром. Вокруг была цветущая красными тюльпанами степь. Все куда-то плыло и двигалось: трава, песок с барханами и дрожащая линия горизонта. Небо над ним было высокое, синее-синее. В лицо дует горячий ветер, поет свою песню песок. Они идут вместе с Айгуль, корреспонденткой из молодежной алма-атинской газеты. У нее длинные черные косы, почти до земли…
– Айгуль, а что означает твое имя по-казахски?
– Ты же знаешь, я – лунный цветок…