Шанс. Выполнение замысла. Сергей Савелов. Книга 3

«Зато, вероятно, тетя Света обрадуется», – мелькает мысль. «А как же Гулька и Маринка? Как быть с ними?» – озадачиваюсь. Чем-то мой поступок похож на предательство или непорядочность. «Но все равно, надо с кем-то из них прекращать отношения!» – появляется здравая, рациональная мысль. «Конечно, придется поступаться личным, ради дела, но ведь не хочется!» – признаюсь себе.

Оглядываю собеседников. Оба сочувственно смотрят на меня.

– Я согласен, – повторяю решительно, – только не знаю, как мне перевестись в Ленинградскую школу, родителей спрошу, но думаю, они откажутся.

– Со школой поможем. Если родители откажутся, то тебе лучше поселиться у Петра Петровича, если он не против. С ним будет спокойнее тебе и нам. Хватит мыкаться по знакомым, – предлагает «хозяин» Ленинграда.

– Не против, – сообщает Ксенофонтов.

Решаю пока не сообщать им о тете до решения родителей и не отказываться сразу от предложения поселиться у Петра Петровича.

Неожиданно Романов поворачивается к Ксенофонтову и предлагает:

– Петр Петрович! Сейчас хочу спросить Сергея о личном.

Ксенофонтов понимающе кивает и отстает.

– Расскажи обо мне, – просит.

– С момента выхода на пенсию вы ничем не выдающимся не отметитесь. Будете входить в какие-то ветеранские и партийные организации. Про мемуары ничего не знаю. От интервью будете уклоняться, – рассказываю, но не понимаю вопроса и замолкаю.

Смотрю вопросительно на собеседника.

– Давай смелее! – подбадривает и поясняет: – Сколько мне осталось?

– Две тысячи восьмой год, – сообщаю.

Романов шумно вздохнул. Некоторое время шли молча.

– Что про меня говорят в будущем? – наконец интересуется.

– Наверное, то, что и сейчас. Кто-то считает вас крепким хозяйственником, и отмечают большую роль в строительстве и индустриализации Ленинграда. На вашем доме поместят мемориальную доску. Некоторые считали вас «сталинистом» и упрекали за жесткий стиль управления. Считали трудноуправляемым. Вероятно, этого опасаются сейчас ваши коллеги, поэтому предпочли Горбачева, как более гибкого политика. Интеллигенция отзывалась отрицательно. Упрекали в излишнем притеснении евреев и преследовании свободолюбия творческих личностей, – вспоминаю немногочисленные сведения, которые удалось вспомнить.

– Сволочи…, – разобрал бормотание. – Расскажи-ка мне про моих «коллег», – уцепился за слово и повернулся ко мне.

Не имея перед глазами списка Членов и кандидатов в Члены Политбюро, затрудняюсь с ответом и начинаю с наиболее известных:

– Леонид Ильич серьезно болен. Его подсадили на успокоительные таблетки, которые позволяют хорошо спать, но не способствуют умственной деятельности и бодрости. Считалось, что в последние годы он управлением страной не занимался. Сам не знаю – помню из мемуаров и воспоминаний близких ему людей. Согласился он на кратковременный ввод войск в Афганистан под давлением ближайших соратников – Устинова, Андропова и Громыко.

Устинов, пользуясь своим влиянием в Политбюро, по-прежнему изо всех сил готовится к прошедшей войне. Наклепали танков и боевых машин больше чем во всем НАТО и продолжаем выпускать, а в электронике уже отстаем на много лет. Строим новые самолеты и корабли с эксклюзивными летными и ходовыми характеристиками, но с допотопной начинкой. Моряки признавались, что залп корабельной артиллерии одного борта выводит из строя половину корабельной аппаратуры. Самолеты превосходны по летным характеристикам, но из-за отсталости в электронике летают слепыми и глухими. Были подозрения, что Устинова отравят на учениях войск стран Варшавского договора, так как сразу за ним умрут несколько Министров обороны других стран.

У Громыко кроме некоторых достижений в политике разрядки и снижении международной напряженности везде провал. Революции на Кубе, в Афганистане и многих других странах проворонили. Дипломатический корпус слаб. Так же вместе с КГБ и СВР проворонят свержение шаха в Иране. Долго поддерживали и хвалили политику Пол Пота явно маоистского толка, а там при строительстве социализма погибнет более трех миллионов человек. Из-за несогласованной и непродуманной политики мы потеряли всех вероятных союзников на берегах Аденского залива – стратегической нефтеносной артерии наших вероятных противников. Имей там хоть одну базу, мы бы могли держать за горло все НАТО. Сами знаете, кого у нас направляют послами – чиновников, партийных руководителей, проваливших работу или проштрафившихся. Кто учится в МИМО и других престижных ВУЗах страны? Сынки высокопоставленных руководителей из-за перспективы работы за рубежом, а не по призванию.

Суслов закостенел в своем мировоззрении. Грудью стоит на неизменности партийных догм, забыв, что марксизм – наука, требующая изучения и развития. С какими пролетариями всех стран нам следует объединяться, если на Западе рабочего класса уже почти не осталось?

Останавливаюсь, так как замечаю, что Романов в негодовании смотрит на меня и готов наброситься с кулаками.

– Мальчишка! Что ты понимаешь? Как ты можешь судить о том, в чем не разбираешься? Нахватался по верхам сплетен и судишь всех со своего шестка! Ты сам ярый антисоветчик! – закричал на меня.

В растерянности отшатываюсь и оглядываюсь на приотставшего Ксенофонтова. Тот, не слыша нашего разговора, удивлен реакцией Романова. Надо выправлять положение.

– Григорий Васильевич! Маразм кремлевских старцев приведет к краху страны, дискредитации социалистических идей и развалу партии, – пытаюсь достучаться до разума собеседника. – Сейчас в Швеции, Дании и Норвегии социализма больше, чем у нас. И народ живет там лучше. Через пару десятков лет Китай под руководством КПК превратится в великую промышленную державу, обогнав нас и настигнув по промышленному потенциалу и финансовой мощи США.

Романов недоверчиво смотрит на меня.

– Китай? – в замешательстве переспрашивает.

Устало киваю. Утомился молоть языком.

– Андропова ты не охаял, – скептически напоминает он.

– Юрий Владимирович тоже приверженец «сильной руки» в управлении государством. Хотелось бы надеяться, что он также приверженец принципов социализма, идей укрепления и развития СССР. Понимает, что экономика страны требует реформирования, а государство нуждается в наведении порядка. Партийная и советская элита разложилась и не заинтересована в изменениях. При нем были возбуждены множество уголовных дел. Одно хлопковое дело в Узбекистане выявило многомиллиардные приписки. Крупные уголовные дела против рыбной мафии в Минрыбхозе, курортной мафии в Краснодарском крае, торговой мафии в Московском торге были возбуждены по его инициативе и были свернуты после смерти. При нем потеряли должности многие первые секретари областей и в ЦК. Он привел во власть новых людей. В числе них оказались будущие могильщики СССР – Горбачев, Шеварднадзе, Яковлев, Рыжков и другие. Рыжков потом признавался, что еще при Андропове была задумана программа коренных экономических преобразований в стране, в последствие названная «перестройкой».

Настойчивое стремление решить вопрос с Афганистаном военным путем, думаю было вызвано фобией, полученной им в ходе восстании в Венгрии. Тогда он был послом в этой стране, все происходило на его глазах и подавление антикоммунистического восстания проходило под его руководством. В тот раз получилось решить вопрос с беспорядками быстро и с наименьшими потерями вводом войск Варшавского договора. С Афганистаном произошла ошибка.

Протежирование Горбачеву, Калугину – кадровая ошибка.

КГБ считалось сильнейшей спецслужбой в мире, но почему просмотрели события, предшествующие Апрельской революции в Афганистане? Исламскую революцию в Иране? В Ираке? Упустили многие события в других странах Ближнего Востока, Азии, Африки и Латинской Америки?

Слишком много ошибок, не находите? – завершаю.

Романов останавливается, оглядывается, как будто не понимает, где находится и поворачивает в обратную сторону. Поравнявшись с Ксенофонтовым, кивает ему, разрешая присоединиться к нам. Некоторое время идем молча.

– Петр Петрович! Займись, пожалуйста, устройством Сергея в ленинградскую школу. Если понадобится поддержка сверху сообщи. Времени практически не осталось, – попросил он. – Ты сам, в какую школу хочешь? – интересуется у меня.

Пожимаю плечами. Не думал об этом.

– Наверное, поблизости от места жительства, – предполагаю я. – Кроме этого хочу заниматься боксом, – сообщаю о своей мечте. – Но об этом, более предметно можно говорить только после решения родителей о переезде.

– Родители могут переезжать не один месяц, а в школу надо идти уже через десять дней, – логично напомнил Петр Петрович. – А бокс тебе зачем? Это от тренировок у тебя мозоли на суставах? Такие мозоли видел у занимающихся восточной борьбой. Ты какой борьбой занимаешься? – интересуется.

«Заметил, черт глазастый! Зачем при всех-то спрашивать?» – смущаюсь и пытаюсь непроизвольно спрятать руки. Романов заинтересованно покосился на мои кисти.

– Занимаюсь, как могу в моих условиях, но всегда мечтал тренироваться у профессионального тренера, – признаюсь.

– За мозги свои не боишься, что на боксе их повредят? – ехидно поинтересовался Григорий Васильевич, напомнив на мои опасения медикаментозного вмешательства в работу мозга.

– Не боюсь. Не собираюсь становиться профессиональным боксером. В уличной драке скорее можно получить травму головы. На секции хочу научиться защищаться и уклоняться, – разъясняю, чтобы не вздумали дилетанты запрещать мне заниматься моим хобби.

– Ну-ну, – скептически хмыкнул Романов. – Петр Петрович поинтересуется, чему тебя там могут научить, – многозначительно взглянул на Ксенофонтова.

Тот понимающе кивнул. «Это, что? Мне теперь постоянно находиться под колпаком у «Мюллера»?» – мысленно завопил. Не дождетесь! Не собираюсь жить под постоянным контролем посторонних людей и отчитываться куда хожу, чем занимаюсь, с кем дружу и сплю.… Пусть даже этот контроль организован из лучших побуждений. Похоже, у меня вырисовывается еще одна проблема, о которой не подозревал. Надеюсь, что у Ксенофонтова не хватит времени заниматься только мной, ведь у него есть основная работа, но «стукачками» окружить может.

Некоторое время меня не достают вопросами. Взрослые идут на пару шагов впереди и тихо переговариваются. Стараюсь не прислушиваться, а думать о своем. Вспоминаю об обещании Эдику, ремонте в квартире тети Светы и скором возвращении домой – к Маринке и Гульке!!!

При подходе к полянке Романов вдруг оборачивается ко мне и вспоминает:

– Ты песню о блокаде так и не спел! Сейчас, после ушицы, как? Споешь? Слушателей не постесняешься?