– Давай, сам распоряжайся, – кивает на банку.
Наливаю стакан и с удовольствием отпиваю. Пить все же хочется. Хозяин со скрытой усмешкой внимательно наблюдает за моими действиями и наполняет стопку водкой. Поднимает стопку на уровень глаз и произносит:
– За знакомство!
Повторил его движение и, кивнув, выпил сок. Сразу приступаем к ужину. Утолив первый голод, Ксенофонтов поинтересовался, глядя на мои руки:
– Ты написал письмо Григорию Васильевичу?
Положив вилку на край тарелки, смотрю на него и думаю: «С какой целью он интересуется? В какой степени информирован? Доверяет ли ему Романов?» Наливаю себе еще сока, выигрывая время для ответа.
– Вы меня пригласили на встречу. Зачем? – спрашиваю, не отвечая на его вопрос.
Некоторое время меряемся взглядами. Петр Петрович начинает в раздражении играть желваками. Поняв, что переглядывание ни к чему хорошему не приведет, первым отвожу взгляд и склоняюсь над тарелками.
Наконец он принимает какое-то решение и сообщает
– Он с тобой хочет встретиться и просил меня организовать вашу встречу.
– Я тоже этого хочу, – признаюсь. – Могу я вам задавать вопросы? – интересуюсь, глядя исподлобья и отметив его реакцию на мой первый вопрос.
– Конечно, – удивляется, – что тебя интересует?
– Это вы приезжали в наш город? – спрашиваю, внимательно глядя на собеседника.
Ксенофонтов чуть заметно смутился, вильнув взглядом и дернув краем рта.
– Должны же мы были понять, с кем имеем дело? Кто настолько оказался информирован о преступнике и откуда? – оправдывается. – Было мнение тебя поощрить за помощь, однако вижу, что ты не хочешь быть откровенным, – упрекает и смотрит испытующе.
Разговор начал меня утомлять. «Не пора ли откланиваться?» – возникает мысль.
– Петр Петрович. Вы доверенное лицо Григория Васильевича, раз знаете о письме, маньяке и ездили по его поручению на мою родину? Работаете вместе в Обкоме? – пытаюсь понять роль Ксенофонтова.
– Доверенное лицо? – переспрашивает, – пожалуй, – соглашается и кивает с улыбкой. – Мы хорошие знакомые еще с войны, а работаю я на заводе, – информирует.
– Вы меня упрекаете в скрытности, а сами…? – обличаю. – Мне сообщили, что вы из органов.
– Однако! – удивляется. – Кто сообщил? – спрашивает вкрадчиво, наклоняясь вперед.
– У меня много знакомых, – отвечаю уклончиво.
– Догадываюсь. От твоего блатного окружения? – пытается угадать и ждет подтверждения от меня.
– В моем окружении такие же люди, как и везде. Даже может более простые и честные, чем здесь, – отвечаю грубовато.
Меня почему-то задело такое пренебрежение к моим друзьям и знакомым.
– Жил бы я среди цветов, то пах цветами, но жить в грязи и не испачкаться…? – философствую. – Поощрение мне не нужно. Организуйте нашу встречу с Григорием Васильевичем, а после встречи с ним я уеду, и буду жить, как жил спокойно у себя в городе. Там грязнее, но чище, чем здесь, – сообщаю раздраженно.
– Извини, если тебя обидел, – отвечает спокойно, будто, не заметив моего раздражения. – Я не предусмотрел того, что в маленьком городе трудно что-то утаить. Все про всех там знают, – оправдывается. – Вот и я узнал, что ты с ребятами собираешь и торгуешь иконами. Тут до статьи недалеко, – угрожает.
– Ребята, да, занимались, – признаю, – но после того, как наша милиция стала таскать на допросы подростков из поселка по краже, то эта деятельность прекращена, насколько знаю, – сообщаю спокойно. – А я вообще к этому делу не имею отношения, да и некогда этим заниматься, – решительно отметаю подозрения.
– Откуда же все эти вещи на тебе? Импортные, недешевые, – пытается уличить. – Наверное, долю имеешь с икон?
– Вы знаете наверняка, что я пишу песни, – испытующе смотрю на оперативника.
Дожидаюсь кивка и признаюсь:
– Несколько песен я продал профессиональным исполнителям.
– Неофициально, – цепляется.
– Неофициально, – соглашаюсь. – Я бы рад зарегистрировать песни официально, но никто на это не идет. В ВААП не пробиться мне, как никому не известному автору. Никто не решается брать на себя ответственность, несмотря на хорошие песни, которые нравятся людям, – разъясняю положение дел.
– Ушлый ты парень! – отметил непонятно – хвалит или осуждает.
Вижу, что я Ксенофонтова удивил. Тот встал, подошел к окну и закурил в форточку. Глядя задумчиво в окно, заговорил:
– Григорий Васильевич человек занятой. Не сразу сможет выбрать время для встречи, потому возможно тебе придется задержаться в Ленинграде на какое-то время.
Поворачивается ко мне и спрашивает:
– Тебе сколько времени нужно на встречу?
– Не от меня будет зависеть. От десяти минут до нескольких часов, – уменьшаю срок.
– Ты где остановился? – возвращается к началу разговора. – Мне нужно будет знать, чтобы оповестить тебя заранее, – поясняет причину интереса.
– У меня несколько знакомых в Ленинграде. Я не могу точно знать, у кого буду ночевать. К тому же не у всех есть домашние телефоны, – лукавлю. – Лучше буду звонить вам в определенное время, – предлагаю свой вариант для связи.
– Мы подумаем, – ответил неопределенно. – Почему не хочешь поощрения от властей Ленинграда? Глядя на это власти твоего города, возможно, улучшат жилищные условия твоей семьи или сделают это по ходатайству из Ленинграда, – интересуется.
Понимаю, что внеочередное выделение квартиры родителям – инициатива наших властей. Узнали про интерес ленинградцев ко мне и подсуетились. Видимо Ксенофонтов ничего негативного, в том числе о подозрениях о моем участии в иконном бизнесе нашим властям не сообщил. Руководители моего города испугались, что где-то в другом городе узнают о «герое», который живет в ужасающих условиях, а заодно выплывет, что так живет большинство жителей города! А в Ленинграде своя пресса, которой наплевать на проблемы нашего руководства!..
– Не надо мне сомнительной славы, – отмахнулся. – Квартиру нам уже выделили вне очереди. Родители уже пакуют вещи, – улыбаюсь. – Видимо, ваш интерес ко мне напугал наши городские власти, – предположил. – Слава и популярность от меня никуда не уйдет. Мои песни нравятся людям. Надеюсь на помощь в их регистрации местных властей, – сообщил о своих ожиданиях.
– Не знаю, получиться ли у тебя…, – тянет, глядя на меня с интересом. – Я не в курсе этой музыкальной кухни, – признается. – Значит, ты хочешь об этом поговорить с Романовым? – предполагает.
– И об этом тоже, – соглашаюсь.
– Откуда узнал про маньяка, не скажешь? – поинтересовался.
– Скажу Григорию Васильевичу, – признаюсь. – Если он сочтет нужным, то сообщит вам, – добавляю.
– Настолько все серьезно? – сверлит меня взглядом.
В ответ только пожимаю плечами – не мне решать.