Когда время становится круглым

– Какие века?! – кричит она сварливым голосом. – Если никого и нигде, то века отменяются!

– Чтоб умерла не насытившись… – Обжора подавлена. – Нет, так не бывает.

– А твой брат? – обернулась к ней Сплетница. – Он тоже вечно ныл, ныл, ныл, а потом под машину попал.

– Он не так, как я, хотел. Всегда – не так. А я – всегда. И если никто не угощает, то я, пожалуй, пойду.

Обжора отбежала в сторону и завертела головой, раздумывая, куда направиться.

Спецназ подступил к Предателю вплотную и толкнул его.

– Доложи, что именно ты видел?

– Я всё сказал.

– Ты видел взрывчатку или террористов?

– Я видел всё и всех! – с вызовом вскинул голову Предатель.

– Ты не можешь так с нами, – зарычала Лежебока, и шерсть на её загривке заметно приподнялась. – С нами и с людьми, около которых мы кормимся!

– Около которых кормимся? – вскочил на ноги Предатель. – Вы о тех, которые прогнали нас со станции и обрекли на вымирание? Да идите вы!

Предатель срывается с места, стремительно проносится по мосту и сворачивает влево. Вдоль реки, по восточному склону высящегося справа холма, он бежит к лесу.

– Догнать! – приказывает Спецназ и первым бросается в погоню. Сплетница, Турист, а также Обжора и Лежебока следуют его примеру.

Списки тех, кто должен умереть

Фашист, типичная дворняга, во внешности которого было что-то и от восточно-европейской овчарки, и даже, кто-то ему говорил, от лабрадора, ну, может, не вполне чистокровного, считал себя образцовым псом и этим очень гордился. Взять, хотя бы, нервную систему. Железная. Стальные, без всякого преувеличения, нервы. Он, столько всего переживший, а это и трагическая судьба единоутробных братьев, и ранняя смерть родителей, оставался оптимистом, верящим в свою звезду.

Ну, о вере в звезду – это так, красивое выражение, не свойственное, в общем-то, Фашисту. Он сам как-то подсчитал, что процентов на восемьдесят он циник, причём – стопроцентный. И только на сколько-то из оставшихся двадцати, не на все даже, – романтик. И романтик не в смысле «ахов» и «охов», а по части веры, опять же, в свою счастливую звезду и высокое предназначение.

Про звезду и предназначение, правда, не очень понятно было. Но об этом надо будет как-нибудь на досуге, желательно – на сытый желудок, поразмышлять поосновательней и формулировочки отшлифовать.

Когда Фашист пробегал лесную поляну с большим пнём посередине, навстречу ему выскочил заметно вспотевший Предатель.

– Стой! Что случилось? – спросил Предателя Фашист.

Предатель остановился и попробовал перевести дыхание.

– Они узнали.

– И?..

– Порвут, похоже, – выдохнул Предатель и тревожно оглянулся. Он близок к панике. Даже всегдашнее выражение отвращения на его морде заметно подразмылось.

Фашист самодовольно улыбнулся.

– Не порвут. Давай – вон туда.

Фашист и Предатель выбежали на середину поляны и остановились около пня.

– Обозлились чего-то, – с деланным недоумением на морде и словно бы оправдываясь произнёс спустя секунду Предатель, немного успокоившись.

– Спина к спине, – приказал Фашист. – Главное – страх не показать.

И вот уже выбежавшие на поляну Спецназ, Турист, Сплетница, Обжора и Лежебока окружают Фашиста и Предателя, прижавшихся хвостами к основанию пня.

– Фашист, этот подлец… – начал Спецназ.

Однако Фашист выслушивать его не намерен.

– Правильно, они все должны умереть.

– Кто – все? Списки уже составлены? – задёргалась Сплетница.

Фашист усмехнулся, окинул собак высокомерным взором, затем запрыгнул на пень.

– Составлены. Списки давно уже составлены, – с пафосом заявил он. – Я неоднократно говорил и повторяю: все эти таксы, бультерьеры, мастины и чаю-нечаю должны умереть. Выжить имеет право сильнейший, тот, кого природа приемлет.

– То есть, у кого аппетит? – уточнила Обжора.

– Думаю, тот, кто обществу полезен, – поправил её Спецназ.

– Да, кто обо всём и всегда. Я, значит, – предложила свою версию Сплетница.

– Им делают по десять прививок! – округляет глаза Фашист. – Да если мне десять прививок – я стану бессмертным. Даже ещё больше, чем люди. Люди бессмертны максимум до ста лет, а я был бы бессмертен до… Ну, до ста десяти, по меньшей мере. Да я неделю не ел, размышляя о судьбах собачьей популяции, и ничего. Кстати, я проглотил бы чего-нибудь.

Фашист, заметно погрустнев, осмотрел слушателей, затем спрыгнул с пенька.

Обжора придвинулась к Фашисту.

– Будет взрыв, и нажрёмся. Если, как и я, уцелеешь.

Её слова услышал Спецназ.

– Никто не уцелеет! – с раздражением проговорил он.

– Можем уйти, а потом вернуться. У меня имеется несколько прекрасных маршрутов, – объявил Турист.

Предатель усмехнулся.

– Далеко не уйдёте. Да, взрыв очень скоро.

– Смотря как идти, – загорячился Турист. – До противоположной стороны экватора, я слышал, всего двадцать тысяч кэмэ.

Лежебока закатила глаза.