Невероятная история мистера Пэрриша

– Эй, ты! Пёс! Мне кажется, ты нам кое-что должен? – оскалился Генри.

– Что ты теперь будешь делать, а, парень? – спросил меня Том. Он стал другим, на его лице появился шрам, и сам он стал более зловредным, чем был.

– Гони сюда наши денежки! – заявил Джон. Они схватили меня и потащили в переулок, где сильно ударили мне в живот и повалили на землю.

– Вот ты, значит, какой друг. Думал тебе сойдёт с рук твоё ужасное отношение к нам? Мы думали, ты наш друг! А ты, недоносок, решил просто бросить нас. Собачий сын! Отребье! Мы тебе сейчас покажем, что такое улица! – грозно проговорил Джон и пнул ногой мне в грудь.

– Постой-постой, – остановил его Том, – может у него что-нибудь есть? А? Малой? Деньги у тебя в карманах имеются?

– У меня ничего нет, – просто ответил я. Страха не было, но я был сильно взволнован, что сказывалось на моих руках, которые судорожно тряслись.

– Не боись! Чего как заяц трясёшься? Мы тебе ещё пока ничего не сделали, – сказал Том, увидев мои трясущиеся руки. Я ничего не ответил на его фразу.

– Сейчас ты встанешь, отряхнёшься и пойдешь домой. Возьмешь деньжат, сколько есть у твоего папаши и принесёшь нам. Уяснил? – спросил меня Генри и щелкнул пальцами мне по носу.

– Никуда я не пойду. И вас я не боюсь, – смело сказал я, но это не подействовало, а только усугубило сложившуюся ситуацию. Тут же Джоном был совершен молниеносный удар кулаком мне по лицу.

– А теперь что ты скажешь? Дохляк! – спросил Джон. Тут мне стало немного страшно, но я не сдавался.

– Скажу, что вы зря стараетесь. Я уже дал вам всё, что мог дать, а вы требуете ещё. Но ни мне, ни моему отцу больше нечего вам предложить.

– Раз так, ты сам виноват в том, что случится. Посмотрим как ты теперь запоёшь, смельчак, – сказал Том, и они все начали колотить меня сначала руками, а потом ногами. В это же время у меня произошел приступ, в котором одновременно мне привиделись какие-то демонстрации, толпы людей, идущих по улице и что-то выкрикивающих, корабль в тумане, уплывающий вдаль, и снова отец, тянущий ко мне свою руку. Затем я потерял сознание и очнулся только, когда пекарь Дюшер обрабатывал мне раны и ушибы. Я сразу же попытался встать, но сильная боль пронзила всё моё тело, и я застонал.

– Тише-тише, дружок, лежи. Я вызвал доктора, он уже в пути.

– Где я? Что случилось? – спрашивал я, пытаясь вспомнить последние события.

– Тебя сильно побили эти злые мальчишки с улицы. Мой пёс Бриг обнаружил тебя в подворотне сразу за моим домом и привел меня к тебе. Твой отец тоже едет сюда.

– Мой отец? О нет! Сэм! Торт! Я должен… – я попытался встать, но боль не так-то просто было стерпеть.

– Нет-нет, ты сейчас должен лежать и ждать доктора. А про торт забудь, я приготовлю новый завтра.

– Но племянница мистера Дорнвиля справляет день рождения сегодня…

– О нет, её день рождения завтра. Разве он тебе не сказал. Мы решили приготовить торт заранее.

– Господи. Завтра. Ладно.

– Славно.

В тот день доктору пришлось похлопотать над моим избитым телом, но он справился, и уже через пару недель я мог выходить во двор, чтобы поиграть с псом мистера Дюшера, который любезно согласился одолжить мне его на время отъезда пекаря в Париж.

Отец был доволен тем, что я наконец нашёл себе друга, однако он помнил то, как поступили со мной те бродяги, которых уже разыскивала полиция. Отец написал заявление, и скорее всего, этих троих теперь еще долго не увидим на нашей улице.

Скоро мне исполнялось восемь лет, и одним летним днём отец подошел ко мне и сказал, что он кое-что обнаружил. След, который приведет его к маме. Когда он это говорил, то голос его дрожал, а на глазах наворачивались слёзы. Затем он сказал, что ему нужно будет проверить эти зацепки и придется уехать на некоторое время.

– Сэм приглядит за тобой, Аарон. Всё будет хорошо. Когда мы вернёмся, то наша жизнь совершенно изменится к лучшему. Вот увидишь, мой любимый мальчик.

Уже через неделю отец собрал вещи и вечером поднялся ко мне в комнату, сел на кровать. Он снял очки, в которых обычно читал и рассматривал карты, и сказал:

– Аарон, сегодня я уплываю. Корабль отходит через три часа. Я хочу попрощаться с тобой и сказать, как сильно тебя люблю, – и снова его глаза увлажнились. В это время на улице стоял какой-то шум. Это было что-то вроде забастовки рабочих. «В такой час! Нашли время» – подумал я тогда.

– Мне будет не хватать тебя, отец. Я буду по тебе скучать. Когда ты найдёшь маму, то скажи ей, что я тоже очень скучал по ней и что люблю её всем сердцем, – от моих слов отец еще некоторое время молчал и вытирал слезы рукой.

– Да. Да. Я обязательно найду её, малец. Только ты вот что… – он снял со своей шеи серебряную подвеску прямоугольной формы, в центре которой зиял какой-то сине-зелёный минерал. – Возьми это и надень себе на шею. Это амулет твоей матери. Она отдала мне его, когда уплывала, чтобы я не забывал о ней. Теперь и ты возьми его, чтобы не забывать о нас. Береги амулет, и пусть он сеет в тебе надежду на лучшее. Верь, что всё будет хорошо, ведь судьба благосклонна к тем, кто использует свои знания и силы во благо, к тем, кто чист сердцем и душой. Помни и об этом. А теперь я ухожу, – он поцеловал меня в лоб и крепко обнял.

– Прощай отец, я буду ждать тебя. Будь осторожен, – попрощался я.

Затем он спустился вниз, и я услышал, как захлопнулась дверь.

Я побежал к лестнице, чтобы убедиться, что отец действительно ушёл. Я не хотел, чтобы он покидал меня. Внизу Сэм сел в кресло и, укрывшись одеялом, заснул. Тогда я подбежал к окну своей комнаты и увидел отца, который садился в экипаж. Также я видел толпу рабочих, идущих по улице в ту же сторону, куда уехал папа.

Это был последний день, когда я видел отца: 4 Июня 1884 года.

II

Шли дни, недели, уже скоро должен был быть мой день рождения, но отец не возвращался. Чтобы отвлечься, я занимался своими делами: играл в игрушки и рассматривал карты отца в его кабинете. Мой новый друг Бриг был хорошим псом, мы часто выходили во двор, чтобы порезвиться и поиграть в мяч. Я кидал, а он мне его приносил. Раньше я не встречал таких умных псов. Он выполнял основные команды, что-то вроде «лежать», «сидеть» или «голос». Но моей любимой командой было «искать!». Он гонялся за всеми предметами, что я бросал ему: мячи, палки, подзорная труба, подушка, картофелина и футляр для очков.

Когда Сэм видел, чем мы занимаемся, он ругался на нас и наказывал домашним арестом. Часто это оборачивалось курьезными случаями, когда Бриг носился по всему дому и творил сущий беспорядок. Тогда Сэм запирал его под лестницей, где он жалобно скулил, а я сидел рядом с ним и говорил ему, что мистер Дорнвиль хороший и что он просто злится за беспорядок в нашем доме.

Уличные демонстрации и забастовки не прекращались. Наступал новый экономический кризис. Люди были недовольны, и толпы рабочих бесновали по округе, даже иногда били окна в зданиях фабрик и заводов. На улице было небезопасно, поэтому Сэм никогда не отпускал меня в лавку или куда-либо еще. А из-за своей боли в ноге сам не мог дойти и до ближайшей булочной, не говоря уже о том, чтобы вывести меня в библиотеку или музей. В последние дни у него было плохое настроение, и однажды вечером он пришёл с очень грустным лицом. Раньше я никогда не видел его таким.

Бледный, как полотно, мистер Дорнвиль сел возле камина и пригласил меня к себе вниз на разговор. Я спустился из своей комнаты и увидел его таким, каким я описал его выше. В руках у него было письмо. Он держал его открытым и словно вчитывался в него так сильно, что долгое время молчал, пока я стоял перед ним и ждал его речи.

– Бедный мой мальчик, – повторял он, подняв красные от слёз глаза, и уставился в пустоту.

– Что случилось?

– Мне горько сообщать тебе эту ужасающую новость, но сегодня в порт пришло судно, капитан которого месяц назад нашёл в море обломки корабля «Виктория».

Он не закончил фразу, словно в горле у него застрял ком.

– Что же в этом ужасного, мистер Дорнвиль?

– В том, что именно на этом корабле уплыл твой отец два месяца назад. Мне жаль мой мальчик, но твоего отца уже нет в живых.

После этих слов все внутри меня замерло, сердце заколотилось с такой силой, что чуть не выпрыгнуло из груди. Так я стоял с минуту, пока из глаз не потекли струи слёз. Я был поражен новостью о смерти отца, не признавал её и говорил Сэму: «Нет! Нет! Этого не может быть! Он еще жив! Сэм! Скажи, что он жив!». Я оттолкнул его, затем впал в истерику и громко кричал. Сэм обнял меня и сам заплакал от горя. Этот вечер был самым тяжёлым для меня.

Почти полночи я не спал и думал об отце. Сэм позвал меня позавтракать, но я ответил ему, что не голоден. Он понимал моё состояние и не стал возражать. Затем последовал полдень, и он позвал меня на обед. И тогда я отказался. Меня не мучил голод, но мучила пустота в сердце, которая терзала меня и не давала мне покоя.

Наступил вечер, и я решил спуститься вниз, чтобы узнать, чем занят Сэм. Оказалось, что он весь день просидел в кресле, читая книгу, чтобы отвлечься.

– Ты в порядке? – спросил он меня, когда увидел.

– Да.

– Если ты голоден, то на кухне я приготовил для тебя омлет.