Обречённые души: Книга II. Паутина Интриг

– Сколько-сколько? – прищурившись от удивления, переспросил Лурт.

– Девяносто, – чёрство растянул Шереан.

– Совсем совесть утратили, крохоборы! – ошеломлённо выпалил смотритель. От возмущения он нахохлился и поспешил утолить внезапно возникшую жажду медовухой. – Всякий раз у вас цены растут! Будто бы Дэкрий не знает их рыночной стоимости! – бунтовал Лурт, неохотно доставая кошелёк.

– Что поделать, всё дорожает, – невинно развёл руками Шереан, пребывая в глубоком безразличии. – Ты точно их будешь покупать или мне их обратно везти? – утомлённый скукой и апатией, угрожающе произнёс Шереан.

– А! – насупившись, безнадёжно махнул рукой Лурт. Он угрюмо отсчитал монеты, и, скрипя сердцем, распрощался с запрошенной суммой. Затем смотритель жестом подозвал к себе стражу и двух надзирателей.

– Тащите их в яму, пускай посмотрят на своё новое жилище, а потом выдайте им инструменты – нечего отлынивать от работы, пускай помогают остальным, – распорядился Нэлвард. Подчинённые без лишних слов принялись исполнять приказ.

– Когда ожидать следующую поставку? – съедаемый любопытством, спросил смотритель.

– Однозначно, уже не в этом году, – утолил интерес Шереан, торопливо закрывая повозки.

– Тогда постарайтесь прислать девочек… эм… помоложе, если вы понимаете, о чём я? – с разгоревшимся энтузиазмом попросил смотритель.

– Вполне, но обещать ничего не стану, не вы один просите подобный товар, – объяснил поставщик.

– Будь уверен, я не поскуплюсь за него! – твёрдо заявил Лурт.

– Я учту, – коротко ответил Шереан, вскочив на повозку и взяв в руки поводья. По его спешке и сердитым глазам, можно было с точностью судить о том, что общество смотрителя соляных рудников ему явно не по душе.

– Цену, хотя бы назови?! – уже сплетающимся от медовухи языком, громко потребовал Лурт.

– Дэкрий назовёт, – мрачно буркнул Шереан, – Но, пошли!

– Тьфу! Вот же говнюк! – покачнувшись, озлобленно рявкнул смотритель, бросив вслед поставщику рабов опустевший бурдюк.

Оковы и звонкие цепи служили ежедневным украшением рабов, просоленные потом и испачканные засохшей кровью лохмотья – их нарядом. Объедки господ – были для невольников праздничным угощением, шрамы и ссадины – наградой за тяжкий изнурительный труд, сравнимый с затяжным банкетом у безжалостной владычицы смерти. Жизни этих людей не стоили ровным счётом ничего, даже щенки борзых собак ценились куда выше. Откровенно говоря, для рабов каждый прожитый день был небольшой передышкой в нескончаемом круговороте пыток и истязаний. Вторую половину подобного дня новоиспечённые невольники, привезённые Шереаном из Сильвербриджа, вкушали его омерзительные прелести и бесчеловечные ласки, привыкая к своей новой семье.

Ночью, грязные, измученные непосильным трудом и изморенные голодом, рабы начали знакомство с их «уютным» жилищем – тесным песчаным гротом, который впоследствии для некоторых мог стать и их склепом (мёртвых либо глубоко закапывали в песок, либо со скал выбрасывали в капризную морскую пучину).

В стенах грота царил полумрак. Факелы коптили каменный потолок и стены своим горячим дыханием, источая едкий горький дым. В этом жутком месте держали и детей, и стариков, и женщин. Их тела прикрывали выпачканные потом и засохшей кровью лохмотья и набедренные повязки, нередко продырявленные временем. Спали рабы на песке, чуть ли ни друг на друге. По нужде ходили в выгребную яму, вырытую в дальнем углу. Ночи напролёт не утихал кашель больных стариков и их болезненный протяжный стон, точно сама смерть несмолкаемо ворчит через недуги этих бедолаг. Впалые в орбиты глаза невольников на исхудалом лице в душном полумраке поблёскивали отчаянием, подобно алмазам, прочно застрявших в горной породе. Худоба рабов была настолько ужасной, что кожа, казалось, как чулок была натянута поверх костей. Под глазами чернели фиолетовые круги, от чего лица несчастных людей напоминали жуткие маски привидений. Пустота и безнадёжность правили душами невольников, обречённых на гибель в колодках, отражаясь всей своей полнотой в их безропотных взглядах.

За день Сибэль пришлось отведать и кнута и палок. Из-за изнурительного труда руки отваливались, от кирки на ладонях лопнули кровяные мозоли, а пальцы едва сжимались. Жажда скребла высохшее горло, рычащий измождённым голодом желудок, смирился и умолк. Сон и усталость усердно пытались опустить веки, но спина, облизнутая кровожадным кнутом ни один раз, горела и саднила, не давая покоя. Однако в отличие от других новеньких, враждебно озиравшихся по сторонам, Сибэль сохраняла железное спокойствие. Прижавшись спиной к стене, унимавшей своим холодом боль, и закинув запястья рук на согнутые колени, девушка, наконец, задремала. Однако протяжный вой предательской решётки, нарушил её блаженный минутный покой, будто звоном колокола долетев до чуткого слуха Сибэль. В убежище рабов вошёл стражник с корзиной чёрствого хлеба и небрежно вытряхнул в толпу сильно отличавшиеся друг от друга куски, словно ребёнок, подкармливавший голубей. Невольники набросились на скромный ужин, как муравьи на сахар. Второй стражник подставил бадью с водой и бросил в неё деревянный черпак.

– Жрите, подневольные псы! – глумливо усмехнулся он. Наблюдать за рабами, за их соперничеством, была для него одной из любимейших забав.

– Я раньше тебя тут не видел… новенькая? – спросил смуглый темноглазый мужчина заросший чёрными волосами, вызывающе встав перед Сибэль и, причмокивая, жуя хлеб. Медленно приподняв голову, девушка промолчала, скользнув холодным взглядом по неожиданному собеседнику.

– Хочешь? – подразнил куском хлеба навязчивый раб.

– Отдай старику…, ему нужнее, – бесчувственно ответила Сибэль, не поднимая глаз.

– Он всё равно ни сегодня-завтра подохнет, а тебе не мешало бы поесть… перед трудной ночкой-то, – цинично улыбаясь, насмешливо произнёс мужчина.

– Да, сегодня для твоей прелестной задницы будет работёнка, – поддержал домогательства рыжеволосый приятель.

– Вам друг друга мало? – сухо бросила Сибэль.

– У, да ты вострая на язык! Интересно, как ты им ещё владеешь? – бесцеремонно ухмыльнулся чернявый, сняв набедренную повязку. – Ну, и чего ты смотришь? Ждёшь особого приглашения?! – раздражённо приказал он, несильно пнув девушку по голени. Рыжеволосый приятель бросил обглоданный чёрствый затвердевший кусок хлеба Сибэль в лицо. Она стерпела, едва пересиливая разразившуюся в душе ярость.

– Нагибайся, мне давно не хватало женского тепла! – похотливо сказал он, крепко сжав Сибэль запястье.

– Убери руки, ублюдок! – угрожающе процедила она.

– Ух, какая горячая, с характером, это возбуждает! – приблизился чернявый насильник.

– Отстаньте от неё! – прохрипел старик. Мучительно борясь с лихорадкой слева от Сибэль, он нашёл в силы привстать.

– Отвали, старый! – толкнув старика, приказным тоном сказал рыжий. Постанывая от боли, он рухнул на песок, болезненно держась за поясницу, пронзённую жуткой болью.

– Не вмешивайся, если здоровье дорого! – угрожающе огрызнулся рыжий, демонстративно замахнувшись кулаком.

– Не зли меня, девчонка, приступай уже! – гневно прорычал чернявый, пытаясь схватить девушку за волосы, чтобы притянуть к себе. Едва заскорузлая ладонь потянулась к Сибэль, как её терпение резко улетучилось. Она, перехватив руку насильника, вывернула ему кисть, а после схватила его за мошонку и что было сил, сдавила её, наслаждаясь воплем невыносимой боли, вырвавшимся из глотки мужчины. На его глазах выступили слёзы, лицо покраснело, а самого чернявого, казалось, страдания скручивают в спираль, точно алюминиевую проволоку.

– Дёрнешься, и твой озабоченный дружок останется без яиц! – грозно предупредила Сибэль рыжего, застывшего в растерянности. Её усталое лицо внезапно расписали краски жестокой ярости. – Отдай хлеб старику, извинись перед ним и проваливай! –

– Проклятье, делай, что она говорит! – обессилено простонал, будто скулящий щенок, чернявый. Его друг сделал так, как ему приказали. Стражник, хохоча во всё горло, заинтересованно наблюдал за этой картиной, подобно наивному ребёнку в цирке, веселящегося от одного вида несмешных клоунов.

– Ты заплатишь мне за это унижение, сука! – процедил сквозь зубы рыжий, изливая ненависть, вызванную смирением.

– Уже дрожу от страха, – с издевательским презрением ответила Сибэль. Опираясь спиной о стену, она медленно поднялась на ноги, не смея утрачивать власть над оскорбившим её достоинство насильником. – А ты, – обратилась она к чернявому, скрюченному и измождённому болью, – ещё раз снимешь перед моим лицом свою набедренную повязку, я сломаю тебе шею – ультимативно пообещала Сибэль. Через её слова сочилась пугающая угроза.

– Да-да, я услышал тебя, только, прошу, отпусти, – сдавленным шёпотом попросил мужчина, не стесняясь слёз. И как только девушка разжала свою ладонь, некогда смелый и уверенный насильник, облегчённо дыша, немощно упал на песок и стал беззащитен, как новорождённое дитя. К нему тотчас приблизилась гурьба рабынь, судя по всему когда-то ставшие жертвами его извращённых желаний, и начали глумиться над ним, точно гиены над добычей. Одна из этих женщин как-то уважительно посмотрела на Сибэль, будто спрашивая у неё разрешения для долгожданной мести. И её кивок в знак согласия, словно разрушил невидимую стену, отделявшую грань здравого рассудка от пропасти кровожадного безумия – женщины, подобно изголодавшимся ненасытным шакалам, напали на насильника, безжалостно осыпая его градом ударов, закалённых долгожданной ненавистью. Рабыни били свою жертву, не щадя собственных ни рук, ни ног. На суматоху сбежались разозлённые стражники, щедро раздавая удары дубинками всем на своём пути. Когда они, используя грубую силу, оттащили разъярённых женщин от насильника и поставили их на колени, не забыв их одарить тяжестью своего орудия порядка, чернявый, получивший по заслугам, не двигаясь, лежал на песке. Один из стражников с омерзением и неохотой, коснулся носом сапога рёбер пострадавшего.

– Видать, покойник, – неуверенно буркнул он, пожав плечами.

– А что, если живой? – возразил другой стражник.

– Да какая теперь разница, сержант с нас всё равно шкуру спустит! – пряча за щитом недовольства своё беспокойство, сказал третий охранник.

– Заткнись! Лучше неси сучкам лопату, пусть копают мертвецу могилу! – сердито сдвинув брови, приказал первый стражник. Когда он говорил, то не сводил жалящего злобного взгляда с рабынь, что свершили преступление и теперь находились в полной власти у стражников, облачив свой разум в беспрекословное смирение.

– А с зачинщицей этого бардака, что делать будем? – поинтересовался, второй стражник.

– Ничего не будем, – угрюмо пробасил собеседник.

– То есть как? – удивился его товарищ.

– А вот так… у смотрителя на неё свои планы имеются, – огрызнулся первый стражник.

– А тебе это откуда знать?

– Видел, как он сегодня на неё вес день таращился, а я здесь не первый год уже, так что знаю её дальнейшую судьбу на рудниках первые, эдак, недель пять-шесть, – мрачно усмехнулся стражник, потирая подбородок.

– Старый сукин сын, у него жена с детьми, а он с рабынями развлекается, тьфу, мерзость какая! – возмутился его товарищ, вспыхнув неподдельным гневом.