Странные люди

Семерикин медленно оседал на стул – не приснилось!

С аудиоверсией рассказа можно познакомиться по адресу:

http://linear.ucoz.ru/MuzaPoVyzovu.mp3[2 - http://linear.ucoz.ru/MuzaPoVyzovu.mp3]

Венечка, только не это!

В доме Вениамина Витольдовича Некрасова семейная буря набирала обороты, громыхали далекие громы, посверкивали молнии, брови хмурились и руки заламывались в мольбах и обвинениях.

– Венечка, только не это! – умоляла мужа Софья Сергеевна, женщина далеко не средних лет, но моложавая и весьма приятная на вид. – Я не могу больше терпеть этих мучений, каждый день проходя мимо соседей и видя их взгляды! Ты видел, как они на нас с тобой смотрят?

– И как? – неловко улыбаясь, спросил Венечка, сделав робкую попытку скрыться в кабинете.

– Лучше бы ты пил! – горестно воскликнула жена и уронила седеющую голову на локоток руки лежащей на столе.

В другой руке она теребила кисейный платочек, изредка весьма демонстративно прикладывая его к заплаканным глазам.

– Ну почему, почему, Венечка, у других мужья, как мужья? Ведь слова кривого про них не скажешь, все при деле, уважаемые люди, опора семьи, гордость детей. Ну почему бы тебе не взяться за ум и не устроиться в магазин грузчиком?

– Мне? Русскому писателю? Грузчиком в магазин? Никогда! – Вениамин встал в позу обиженного Наполеона, вперив взгляд в старенькие обои.

– Вот-вот, – оживилась Софья Сергеевна, – вот-вот, именно что! Ты знаешь, что чувствовал наш внучек Андрюшенька, когда при всем классе его назвали внуком русского писателя? А как на него смотрела его девушка?

– Девушка? Софья, ты в своем уме? Наш внук в третьем классе! Какая девушка? – взорвался Вениамин Витольдович, потрясая руками над головой в позе возмущенного Зевса.

– А почему ты не спросил, почему они так на него смотрели, а? – в свою очередь возмутилась Софья Сергеевна. – Между прочим, ты безнадежно отстал от жизни, писатель русский! Девушек заводят еще в садике и остаются им верными до самого пятого класса, к твоему сведению, – язвительно уведомила она мужа, часто моргающего от удивления.

– Мне стыдно, мне ужасно стыдно перед соседями, перед школьной учительницей, да перед собственными детьми стыдно, что не смогла удержать тебя от этой пагубной страсти! Венечка, миленький, ну, давай сходим к врачу, – она вцепилась ему в плечо и теребила, пытаясь привлечь внимание нахмурившегося и закрывшегося от нее мужа. – Это бесплатно, я объявление видела, их теперь на каждом столбе развешивают, потому что нельзя оставлять такое на самотек! Ты не виноват, это просто болезнь, временное помутнение, это пройдет, нужно только обратиться к специалисту, – она гладила его по голове и говорила, говорила вкрадчиво, ласково, словно с малым ребенком.

– Нет, – вскинулся Вениамин, отстраняясь от жены и делая шаг в сторону. – Это не болезнь! Я в любой момент могу бросить, если захочу! Но пока я не хочу бросать, – уточнил он в ответ на язвительную усмешку жены. – Что в этом позорного? Ведь я не пишу на улице, в общественных местах. Не собираюсь шумными компаниями и не кричу заполночь о судьбах русской литературы. Я пишу дома, пишу в стол, даже не пытаясь отправлять это в издательство. Почему я должен этого стыдиться? Почему меня от этого нужно лечить?

– Венечка, миленький, но согласись, если человек болеет, то не имеет значения, где он болеет – дома, на работе или на улице. Ты согласен? – вопрос был риторическим, и Софья Сергеевна продолжила, не дожидаясь ответа. – Давай я тебя с Михаилом Сергеевичем познакомлю, соседом нашим по лестничной клетке. Чудеснейший человек, должна тебе сказать. Жену любит, значит, бьет иногда. С получки выпивает, но всегда в компании, с друзьями. А как он играет в домино, Венечка, тебе понравится! Все полезнее, чем корпеть над бумажками!

– Может, мне тебя тоже ударить? – пыхтя от возмущения, еле выговорил Вениамин Витольдович, выталкивая слова, как тяжелые камни. – Может, мне тоже напиться и подраться на улице?

– А и ударь, Венечка, и напейся, стань ты, наконец, нормальным мужиком, чтобы мне было о чем с соседками поговорить, а не пробегать мимо них серой мышкой, боясь брошенных вслед слов: «Видали? Писателева жена побежала! Бедняжка! Вот ведь как не повезло ей в жизни, а так-то из себя женщина видная, да за писателя выскочила! Любовь зла!»

– А если я умру? Прямо сейчас умру, – трагическим голосом с надрывом вскричал Вениамин, представив собственный хладный труп и столпившихся вкруг него родственников и соседей, а также классную училку, внука и девушку его. – Вам станет легче жить? Вы перестанете меня стыдиться? Так пусть же я умру!

Он взмахнул рукой и рванулся к открытому окну квартиры, расположенной на девятом этаже, явно собираясь исполнить обещанное, но споткнулся и, ударившись головой о табуреточку, потерял сознание. Мир погрузился во тьму.

– Венечка, миленький, что с тобой? – словно сквозь вату услышал он озабоченный голос жены. – Приснилось что-то, а?

Вениамин Витольдович прислушался к словам.

Приснилось? Так это все приснилось? Господи, радость-то какая? А он уж подумал, что все, жизнь закончилась! И не беда, что повесть, которую он обещал редактору сдать еще в прошлом месяце, написана едва ли наполовину. Не беда, что нет совершенно никаких мыслей, что именно писать дальше! Главное, что это был сон, а на самом деле…

– Венечка, хватить меня пугать! – возмутилась жена, неверно истолковав дурацкую ухмылку на лице счастливого русского писателя. – Мне твои сочинительства уже вот где сидят, – она рубанула ребром ладони по нежной шейке. – Все, хватит!

Вениамин Витольдович замер в ужасе.

– Вынеси мусор и иди пиши свою повесть, писатель русский! Что я скажу учительнице Андрюшеньки? Она давно хочет пригласить тебя на классный час, чтобы ты рассказал детям о своей повести. Ведь не у каждого ученика нашей школы есть дед – русский писатель! Представляешь, как Андрюшенька будет гордиться тобой?

– А девушка Андрюшеньки тоже там будет? – осторожно спросил Венечка, не веря еще до конца в чудо.

– Венечка, Бог с тобой, какая девушка? Андрюшенька в третьем классе! – Софья Сергеевна постучала Вениамина Витольдовича по высокому писательскому лбу согнутым пальчиком, и он почувствовал себя при этом самым счастливым человеком на свете.

Он может и хочет писать и это не болезнь!

Палёнка

Кто без изъяна, кинь в меня кирпичом! В любом человеке недостаток есть, а в ином тех недостатков еще и с избытком. Я сам к изъянам нормально отношусь: рожу не кривлю и через губу с человеком не разговариваю, кем бы он ни был и в каком бы состоянии не находился.

Есть у нас в цеху слесарь – дядя Витя. Вообще-то, Виктор Степанович, но его чаще дядей Витей кличут, племяннички, етить их в коромысло. Мастер – золотые руки, ежели трезвый, конечно, а выпить дядя Витя любит, хотя достоинства человеческого при этом не теряет – хобби у него такое, говорит.

Жена за ним смотрит зорко, соколом на зарплату кидается, любую заначку почище таможни враз найдет – нет у дяди Вити средств, чтобы пить, а пьян и жизнью доволен совершенно. Способов выпить на халяву находит прорву и ни разу не повторился. Народ про его способности знает, бережется, но не было еще случая, чтобы дядя Витя сплоховал и без почетного приза остался.

Об одном таком случае и рассказать хочу, потому как вспомню его, так на слезу умиления пробивает. Ай, да дядя Витя, ай, да… ну, дальше вы сами лучше моего знаете.

Обычно по пятницам мужики под вечер после смены в столярке собираются. Заранее скидываются и припас закупают, чтобы почтить памятью прошедшую неделю бутылочкой-другой крепкого напитка. Начальство на это дело глаза закрывает и мимо проходит – не бузят и ладно. Пойди, поищи на такую зарплату работников, чтобы они к станку встали или на морозе трубы варили! Нынче все норовят в теплом кабинете да в белой рубашечке бумажки перекладывать, руками работать – желающих нет. Потому пятничное рандеву в столярке проходит регулярно и без сбоев.

Участники за столом импровизированным рассаживаются, но все запасы на стол не выставляют, берегутся на всякий случай – вдруг кто на халяву выпить захочет, а тут всего ничего, самим мало. Потому на столе стоит початая бутылка водки, простецкая закусь на газетках аккуратно порублена, да стаканы строго по числу участников праздника жизни.

Народ, стало быть, в предвкушении замер, стаканы налиты, во рту слюна сглатывается и огурчик в руке очереди ждет. И тут входит в столярку дядя Витя, словно бы по делу, торопливо проходит мимо стола и молчком спиной к замершим от неожиданности сотоварищам начинает в ящике с инструментом ковыряться.

– Дядь Витя, – не выдерживает самый нетерпеливый Петро с малярки, – тебе чего надо? Может подсказать?

– Ничего-ничего, Петя, сам найду, а вы отдыхайте в свое удовольствие, у меня еще дел не переделать, не ко времени мне водку пить, – отнекивается дядя Витя, проявляя полнейшее равнодушие к налитым стаканам и водочным ароматам.

– Ну-у-у-у, – подвел общее резюме Петя, мужик под два метра ростом, сам себя шире, – поехали! – и поднял стакан, готовясь влить содержимое в луженую глотку.

– Лишь бы не палёнка, – подал голос дядя Витя, словно рассуждая сам собой и ни к кому конкретно не обращаясь.

Стаканы, как приколоченные, замерли в воздухе, затем плавно опустились на стол.

– В смысле? – откашлявшись, спросил Петро.

– Говорю, ежели палёнка, то бывает худо, а с нормальной водки и голова утром не болит. Только где ж ее нормальную-то купить? Я вот на прошлой неделе выпил и три дня сам не свой был, чуть не помер, едрид её ангидрид! Да вы пейте, робяты, пейте! Хуже нет теплой водки и… палёнки, – добавил он вдогонку, уставив взгляд в потолок столярки, словно вспоминая произошедшее с ним несчастье.

Мужики молча переглянулись и замялись в нерешительности. Нет, выпить хотелось отчаянно, организм уже получил образ грядущего удовольствия и требовал продолжения банкета, а вот разум, еще не окончательно пропитый, требовал проявлять бдительность и осторожность.

Дядя Витя, найдя единственно нужную ему стамеску, решительно пошел на выход, напрочь отметая предположения некоторых особо жадных товарищей о его желании обманом втереться в коллектив. Но коллектив теперь не был готов с ним расстаться, так как по молчаливому мнению мужиков дядя Витя был в данный конкретный момент единственным экспертом по палёнке.

– Дядя Витя, а давай с нами по маленькой! – хитро улыбаясь, предложил крановщик Степан Егорович, протягивая эксперту собственный, до самой полосочки наполненный, стакан водки.

– А вдруг палёнка? – усомнился дядя Витя, отставив стакан на расстояние вытянутой руки и разглядывая водку на просвет. – У меня ж ее вкус во где сидит, – он рубанул ладонью по горлу, – как вспомню, так инеем и мурашками покрываюсь, – продолжал он нагонять жути перед сомневающимися зрителями. – Разве что стаканчик? – рассуждал он, поднеся водку к носу и принюхиваясь к запаху. – Черт ее знает, может и не палёнка! Не, нормальная водка, пейте, мужики, на здоровье, мне чужого не надо! – он решительно поставил стакан на стол и зашагал к выходу.

– Дядя Витя… Витя… Виктор Степанович… – загомонили мужики, совершенно не уверенные в теоретических выводах самозваного эксперта.