Артинский ярус. Осень. Постапокалипсис

«… любуюсь заревом горящего Кремля.

Вспомнил, как меня там принимали в пионеры.

Я еще пернул и взрослые заговорили про манеры…»

– Бля, флешку в «опельке» своем позабыл выдернуть. Схожу, заберу, коль уж вспомнил, – открыл дверку Александр.

Когда он вернулся, в салоне могуче пахло свежей водкой. Сергей держал в руке ополовиненную бутылку и откусывал кончик сигары, реквизированной в табачной лавке.

– Ты чего? Подождать ж хотели.

– Смотри, где стоим…

Перед машиной торчал зад ярко-красного «миникупера» с наклейкой на стекле «Осторожно, в машине ребенок». И ребенок был в машине, в детском кресльице на заднем сидении.

– Пока ты флешку выуживал, я вышел и глянул. Сидит ребенок… По щекам слезы. По мертвым щекам. Следы от слез. Засохли. И больше никого в машине. Годика еще явно нет. И больше не будет, – сказал Сергей и начал раскуривать сигару.

– Давай и я хлебану… Чего ж из горла-то? Я в кафетерии чашечков кофейных прихватил….

Из Екатеринбурга выезжали молча, лавируя между застывших битых и небитых авто. На площадке перед входом на Широкореченское кладбище лежала груда пластиковых венков. Рядом, на автобусной остановке, десяток трупов. Похоже, кто-то, пока еще живой, но уже окончательно с ума спятивший, хотел укрыть покойников венками. Не успел и не донес. Получилось так, как будто расстреляли похоронную процессию. Этакое «кровавое воскресенье». Но крови не было. Гробов тоже. И воскресения не было.

На выезде из Екатеринбурга вдоль Московского тракта на обочинах сплошь стояли фуры. Аккуратно и организованно – судя по всему, перед тем, как все началось, кто-то догадался перекрыть дальнобою въезд в город. Все остались там, где стояли.

Решили остановиться у Мемориала жертвам коммунистических репрессий, хотя даже там площадка была занята большегрузным транспортом. Устроились насчет «поужинать», как совестливо говорят приличные люди, у подножия Масок Эрнста Неизвестного. Лики Скорби установили здесь три года назад и, похоже, «накаркали» будущее.

Долго растирали руки влажными гигиеническим салфетками. Разлили водку по кофейным чашечкам, разорвали вакуумные пакеты с нарезками сыра-колбасы, вскрыли банку с маринованными огурчиками, распечатали пакеты с крекерами-галетами. Выпили не чокаясь, закусили.

– Где стол был яств, там гроб стоит…. – пробормотал, прожевывая, Сергей. – И наши яства стоят на надгробии и на гробе… Не было печали, да черти накачали. Или ветром надуло? Вот откуда это все прилетело? Кошмарно, но сейчас мы с тобой вдвоем справляем тризну по погибшему городу. Вдвоем – по всему мегаполису. А ехали мы с тобой посмотреть и убедиться… Когда ко мне из города приехала молодежь, тихая, даже седая, в шоке и ужасе, я им все равно не верил. Люди не верят в смерть доброго и родного человека, пока к гробу не подойдут, не попрощаются, горсть земли в могилу не бросят. Психика у людей плавная и растяжимая, как река. А сейчас огромный город и без упокоения. Город этот еще сопротивляется, в гости зазывает, лампочки включает, вентиляторами шуршит, даже двери передо мной открывает, кофе-агрегаты включает, а людей в нем нет. Умерли все. Я даже мысленно перечислить не могу имена тех, кого, похоже, больше и не увижу, кого, быть может, и не стало. Я не могу их покойниками обозначить. Хотя некоторых в свое время, для себя лично, из своей собственной жизни вычеркнул и давненько мертвецами считал при полном их благополучном телесном здравии. Бог судья!

– Когда все это началось, я думал, что сплю в сплошном липком и затяжном кошмарном тумане. Даже боялся, что зашизофренил понемногу и слегка, – подхватил Александр. – Хотелось проснуться, но лучше б спал и не просыпался. Сейчас если и засыпаю, то проваливаюсь, словно в черную яму, на десяток минут, а потом снова мысли крутятся. Если есть Бог – то как он все это допустил? И почему нас в живых оставил? Или просто решил очистить весь этот мир от паразитов, посчитав тупиковой веткой эволюции, но со свойственной Богам небрежностью забыл именно нас смахнуть поганой метлой? Вот даже не хочется дядюшку Бога в виде классической «жопы с метлой» представлять. Хотя по делам только этого он и заслуживает. А если не Бог, а человек? Какой-нибудь извращенец яйцеголовый, насквозь провоенный пакостник, который создал хрен знает какую поганую бациллу, да распустил ее по миру, чтоб всех и оптом, хором и разом раком поставить, оставив только тех, кто в бункер успел спрятаться. Потому что знал! Но мы-то нихера не знали, вот я лично – точно нихера не знал, потому что всегда любил жизнь и радовался ей. Не знал, а жив остался, без гребанного бункера и сраного МЧС. Короче, давай! За тех, кто уже не с нами! Пусть придет покой их праху!

Александр разлил водку, разлил до краев, до самого верху чашек. Даже с грудкой. Стряхнули немного водки на памятник. Выпили.

– Знаешь, чего сейчас не хватает для покоя… А для покоя не хватает большого, огромного и всеобщего белого савана. Пусть приходит зима и все укроет снегом. Пусть для них Покой наступит! – сказал Сергей, смахивая пальцами капли руссконародного напитка с усов.

Разлили по чашкам водку, поставили чашки у подножия Ликов Скорби и накрыли их печенюхами-крекерами. А потом двинулись в Арти, домой, к живым.

Пояснения:

*9 – сейсмическая станция. Имеется ввиду обсерватория «Арти», где работают четыре геофизические станции – магнитная (с 1836 года), сейсмическая (с 1970 года) и ионосферная (с 1944 года), станция GPS (с 1999 года). Она имеет три технических здания, семь магнитных павильонов. Магнитная обсерватория в поселке Арти стала преемницей обсерватории «Высокая Дубрава». Перенос местоположения обсерваторий сопровождался специальными наблюдениями и исследованиями вариаций геомагнитного поля, которые позволили корректно осуществить преемственность исследований. Таких исследований по переносу наблюдений магнитного поля мировая практика обсерваторских работ не имеет.Сейсмическая станцияимела в работе до 2003 года аналоговое российское оборудование, с 1988 года по международному соглашению здесь работает американская станция IRIS/IDA. Станция входит в состав международной системы сейсмического мониторинга по контролю за испытаниями ядерного оружия. В настоящее время проводится работа по организации сейсмических наблюдений с помощью аппаратуры, разработанной в Институте геофизики с использованием имеющихся сейсмометров. Обсерватория «Арти» занимает около 100 гектаров площади, имеет автономное снабжение водой и теплом, свои гараж, склады, гостиницу, жилые дома.

Глава 8

Дорога в Ад

Свердловская область, Артинский район, райцентр Арти – село Пристань

Октябрь 2020 г.

У каждого свой крест. И чем крест легче, тем человек подлее. В этом вся суть возможности выбора.

Представитель муниципальной власти от участия в Большом Погребении наотрез отказался – случились какие-то срочные дела. Но потребовал, чтобы весь процесс документально оформили под протокол с указанием свидетелей и при точном и полном списке похороненных.

– Постарайтесь без ошибок в именах и фамилиях, а также год рождения обязательно укажите. А печать потом поставим, – добавил Алесей Дмитриевич. – Несложно, в общем-то. Вы уж сами постарайтесь справиться. Но чтоб протокол был правильно оформлен. На днях ждем возвращения из Таиланда главы районной администрации, а уж он-то потребует полный отчет обо всем, что на территории муниципалитета случилось.

Сергей сходил в машину и вытащил из багажника мешок с бумагами погибших – собрали все, что на документы походило: права, паспорта, страховые полисы, даже визитки. Вернулся в кабинет чиновника, бухнул мешок на пол и мрачно сообщил:

– Все, что могу. Сами разберетесь. И чтоб без огрехов и помарок! Орфография – вот что сейчас главное! Все остальное – в Таиланде.

Херовым танцорам, как известно, завсегда яйца мешают. И чем круче херовый танцор – тем круче и пышнее мешающие ему яйца. Или экзотичнее. Тайские, к примеру. Забугорье – это нынче стильно.

Заниматься похоронами Сергея утром нагрузил Виктор Михайлович, после того, как выслушал рассказ о поездке в Екатеринбург. Сергей, завершая перед собравшимся в заводоуправлении народом повествование, предложил собрать команду шоферов, чтобы выбрать из скопища фур на трассе те тягачи, у которых груз поважнее-пожирнее, да и перегнать эту технику на территорию предприятия. Чтоб в стенах и под присмотром. Директор завода сообщил, что этой темой уже занимаются, но как раз никто не занят делом насущным – погибших на трассе водителей и пассажиров в последний путь проводить.

Оказалось, что уже и место для общей могилы выбрано – карьерчик на вершине горы неподалеку от поля, где традиционно проводится Турнир косарей (*10). И еще вчера туда отправилась парочка колесных экскаваторов, которые уже вырыли траншею. Вчера же сборная команда из трех десятков отважных мужиков начала грузить мешки с трупами в фургон. Мужики, конечно же, водки выпили изрядно, и основную часть работы уже завершили. Но выдохлись. Морально. А сейчас нужен импульс и стимул.

– И надо, чтоб кто-то бросился на амбразуру, доказал парням, что дело необходимо до конца довести. Найди нужные слова, взбодри и убеди. Я сейчас тебя послушал, и понял, что у тебя обязательно получится. Ну, а также переговори со священниками, привези их, попробуй сделать так, чтоб все было правильно. Доведи все до логического конца. Мы в тебя верим, – ободрил директор. – И потому на тебе общая могила. Бздеть, в общем, на кладбище будешь.

– Даже поблагодарить за доверие хочется, – ухмыльнулся Сергей. – Звучит грозно и гордо: «На тебе могила, и бзедь, кроме тебя – некому». Незаменимый. Совсем как Сирийский Цирюльник.

– Держи выше. Да не ждать же когда из Таиланда помощь прибудет.

– А Таиланд при чем?

– Скоро узнаешь, – пообещал директор. И оказался прав – оказывается, есть в этом выжившем скорбном мире конторы, которые только на Таиланд и уповают.

С мужиками, которые уже сутки только и занимались тем, что перетаскивали запашистые и подтекающие сукровицей скользкие черные пластиковые мешки с трупами от морга, в который покойники не поместились, в железный фургон, найти общий язык удалось. Сергей просто вкратце рассказал, каким он увидел вчерашний Екатеринбург.

– Вот такая беда, мужики. Не знаю, откуда эта беда к нам пришла, но знаю точно одно – никто тех людей, кто сейчас в Екатеринбурге лежит, не похоронит. Никогда. А мы умерших на нашей земле людей, пусть нам и незнакомых-неведомых, похоронить можем и должны. Пусть не совсем правильно, не по канонам православным и мусульманским, да и человеческим, но уж как сможем. Поможем земле принять их тела, а Богу – их души. Был такой поэт Данте, он про Ад любил писать. И в первом круге Ада у него оседали даже не грешники, а те, которые за всю свою жизнь ни одного настоящего толкового поступка не совершили. Жили-скрипели, не грешили, законы исправно выполняли, но без толку жизнь проживали, воняя, кряхтя и попердывая. Потому и угодили в Ад. Вот такой пессимист был этот итальянский эксперт по загробной жизни. Одно слово – католик. Экзорцист какой-нибудь, вуярист и даже эксгибиционист. Говорят, что дорога в Ад унавожена благими намерениями. Быть может. Но сдается мне, что среди этого навоза самое вонючее дерьмо – равнодушие. Равнодушие ведет в Ад, равнодушие делает человека безучастным ко всему. А вы сейчас поступок совершаете. Пусть не подвиг, но поступок – людей в последний путь отправляете. Грязное, казалось бы дело – набить 80 кубометров трупами. Но нихрена! Достойное и благородное дело, именно сейчас необходимое, к сожалению, как никогда. Иначе докатимся до скотства: – «на кладбище нищий дрищет». Живые и мертвые – но люди! Прежде всего – люди. И будем оставаться людьми. Кстати, пару ящиков водки я вам еще привез, закуски только нет, но сейчас не до закуски. Погрузку закончите, вылезете из этих химгандонов, всполоснете руки-морды – и в центр, в райповское кафе, вас до отвала накормят макаронами по-флотски. Там сейчас всех кормят денно и нощно, и водки наливают. Помяните покинувших этот мир. Но в меру.

Мужики согласно покивали головами – да, дескать, все понимаем. Притаптывая окурки, встали и двинулись на погрузку.

– Круто сказано! А ты раньше некрологи сочинять не пробовал? – спросил его Саныч, директор ритуального агентства «Ангел», приглашенный в качестве погребального консультанта.

– Рука не поднималась.

– А напрасно. Умершим на последнюю дорожку очень важно правильно сказанное слово, куда как важнее, чем живым. Потому что живые еще могут успеть сказать свое, а покойники уже молчат. За них живые должны говорить. Не врать, а четко обозначить пройденный жизненный путь. Я по должности своей много чего на могилах наслушался, напыщенные слова стелются, елей и патока растекаются, а вдумаешься – жил человек грешно и помер смешно.

– Помню, меня как-то прорвало на похоронах отца, сказал правду, когда собравшиеся откровенный междусобойный митинг устроили, пафос рассыпали да попутно себя выпячивали. Многие обиделись. Но потом разошлись, чтоб свое доживать. Народу же как нравится? Чтоб жизнь прожить да поле обосрать. И чтоб обосрать сытно, пышно, дорого-богато. Оставив загаженное поле.

Заехали к Санычу в агентство «Ангел», где плотник Витька по прозвищу «Прости-прощай» как раз завершал сооружение могучего размашистого креста. Сергей попросил к кресту еще сделать табличку с надписью: « 1027 человек. Встретились в Пути со Смертью». Через час все было готово.

Двинулись в сторону карьера, где оборудовали общую могилу. По пути завернули за православным священником батюшкой Антонием и старостой единоверческой старообрядческой церкви Константинычем – оказалось, что старообрядческий батюшка пару недель назад выехал крестить и венчать прихожан Шалинского района и до сих пор не вернулся. У старообрядцев сильны традиции наставничества, потому Никодим Константиныч мог принять участие в отпевании, хотя, конечно, рукоположен не был и никаких прав особых не имел. Отец Антоний прихватил с собой трех бабулек-певчих, чтобы обряд был правильней и качественней. На место общего погребения приехали как раз в тот момент, когда тягач спячивал фургон в траншею, должную стать огромной могилой.

– Вы уж поймите, что нет возможности хоронить людей в земле освященной, как нет и возможности разделить усопших по религиозной принадлежности, – пояснил Сергей священникам. – Никто из нас не знает, от чего случилась погибель, мы видим лишь факт – вот эта фура, полная покойников. Не знаем, что за болезнь, что за напасть, неизвестно, чем это в будущем нам аукнется, но знаем то, что похоронить людей нужно. И не нам их делить на православных и правоверных, потому как младенцы, рожденные в христианских или мусульманских семьях, не спрашивали у родителей насчет их религии. Принимали ту, в которую верили старшие, отцы и деды. Проводим их в последний путь так, как можем. А Бог пусть рассудит…

Духовные отцы согласно кивнули. Тягач, затолкав фургон в траншею, отцепил свой мрачный груз. Прострелили колеса и фура осела. Священнослужители начали службу. Дымок из кадила заструился, запахло ладаном. «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас», – затянули старушки из притча. Экскаваторы-бульдозеры, опустив лопаты, начали сталкивать на фуру вынутый ранее из траншеи грунт, преимущественно крупный желтый песчаник. Через полчаса фура, ставшая последним прибежищем для тысячи человек, была засыпана щебнем. Экскаваторы собрали на месте захоронения вполне аккуратный холм.

Саныч и Сергей поддерживали крепкий сосновый крест, пока Витька «Прости-прощай» укреплял его на могиле, обкладывая основание здоровенными двухпудовыми плитами. Затем он произнес вердикт «Выстоит!» и истово перекрестился. Плотник взял шуруповерт и осторожно прикрепил к кресту толком еще не высохшую табличку.