Прыжок в прошлое

Когда понял, стал непреклонен и убедил ее сопровождать меня.

Думаю, каждый бы разволновался, предложи ему первый раз в жизни автомобильную прогулку!

Глава четвертая

Утром я проснулся в начале седьмого. За ночь переменился ветер, и стало npoхладнее. Я сходил на реку, умылся, но купаться не решился. Возвращаясь, заглянул в коровник и хлев. Не знаю, когда встала хозяйка, но видимо давно: все было вычищено, животные накормлены.

В горнице меня ждали завтрак и готовая в путь Марфа Оковна. Женщина, даже если ей под триста лет, все равно остается женщиной.

Эту банальную истину можно было произнести, глядя на престарелую красавицу.

Думаю, еще лет сто назад в ее наряде не стыдно было бы съездить и на губернскую ярмарку. Нищий сельский магазинчик с сонной продавщицей вряд ли мог рассчитывать на такое великолепие. Наверное, даже в привыкшей ко всему Москве такой наряд вызвал бы общее внимание.

Что же говорить о колхозной публике! Я чувствовал, как женщине не терпится ехать, и мне очень не хотелось испытывать ее терпение, но еще больше не хотелось торчать два часа на мусорной площадке, ожидая открытия магазина, с красавицей-крестьянкой в красных сапожках, сарафане «времен Очакова и покоренья Крыма», с роскошной кашемировой шалью на плечах, под ажиотажным вниманием сельских тружеников.

Пока я завтракал, мне удалось, насколько возможно тактично, намекнуть на несколько неуместный для буднего дня наряд хозяйки. Как аргумент я использовал мотивы зависти, которые неминуемо испытают местные модницы, что приведет к излишнему вниманию, коего стоило бы избежать.

Женщина неохотно согласилась с моими резонами, но в отместку втянула меня в обсуждение и осмотр своих нарядов. С большим трудом нам удалось подобрать не очень экзотичное платье.

Это волнующее, но не интересное для меня занятие заняло столько времени, что вопрос ожидания открытия магазина отпал сам собой. На всякий случай, я еще потянул резину, затеяв помыть машину, так что выехали мы только в половине девятого.

Посадка в автомобиль тут же превратилась в священное действо.

Женщине было жутко любопытно попасть в салон, и в то же время она откровенно трусила. Мягкое сидение, ремень безопасности, которым я ее, конечно же, пристегнул, таинственные приборы и рычаги, ввергли ее в мистический транс.

В машине Марфе Оковне было от чего прийти в восторг и ужас.

Наконец она уселась, двигатель зафырчал, и мы тронулись. Я разогнал машину, чтобы дать пассажирке ощутить скорость. Она вцепилась в поручень и остановившимся взглядом следила за убегающей под колеса дорогой. Видя, что женщине страшно, я поехал медленнее и тихонько вкатил на горку. Здесь мы сделали привал. Я выпустил женщину из салона, чтобы она с высоты могла обозреть изменившиеся окрестности, а сам включил приемник – послушать новости.

Я даже не предполагал, что в наше время, в сильно электрифицированной стране, есть люди не видевшие не только телевизора, но и радиоприемника.

Оказалось, есть. Марфа Оковна получила очередной культурный шок. У меня даже создалось впечатление, что мы с ней вполне сквитались за ее черного ворона.

Мой приемник был покруче, он говорил и пел на разные голоса и даже шипел, не то что какой-то тривиальный лесной гость. Слушая человеческую речь из коробочки, хозяйка потеряла всякий интерес к родным просторам и потребовала объяснений. Я популярно объяснил, как работает приемник, естественно не сказав при этом ни слова о тайнах радиоволн и электричества.

Марфа Оковна как-то трансформировала новые знания со своими понятиями и успокоилась. Я показал ей, как крутить ручку настройки, и она, не дав мне дослушать известия, принялась скакать с волны на волну.

Дорога ее перестала интересовать, так что я прибавил скорость, и вскоре мы въехали на знакомую колхозную площадь. По утреннему часу она была значительно оживленнее, чем в первое мое посещение.

Человек до двадцати аборигенов сновали по ней в разных направлениях. Наше прибытие большого интереса не вызвало, благодаря скромности машины и заурядности пассажиров. Я помог Марфе Оковкне выбраться на волю, и мы торжественно вступили в торговую точку. Та же заторможенная продавщица сидела на прежнем месте все с тем же вязаньем. Покупателей, кроме нас, не было, как не было и хлеба. Я привязался к продавщице и после долгого пристрастного допроса, выпытал, что хлеб привозят не раньше одиннадцати часов. Было чуть больше девяти, и мне предстояло придумать, как убить два часа ожидания. Пока я объяснялся с продавщицей, моя спутница, как завороженная, смотрела на полупустые магазинные полки.

– Вам что-нибудь нужно? – поинтересовался я.

Она лишь на секунду оторвала взгляд от дивной картины изобилия и коротко кивнула. Оказалось, что на прилавках лежат совершенно необходимые в хозяйстве вещи: лопаты, тяпки, косы и еще многое, без чего невозможно прожить. Начался утомительный процесс закупки, по-моему, даже апатичную продавщицу выведший из анабиоза.

Марфа Оковна придирчиво рассматривала каждую новую вещь, колупала ногтями, нюхала и только что не пробовала на вкус. Когда, наконец, все было рассмотрено и товары отобраны, случился очередной казус: оказалось что деньги у долгожительницы старые, советского образца.

Продавщица, измученная привередливостью моей спутницы, попыталась возмутиться и сказать свое грубое, правдивое слово. Однако мне удалось вовремя усмирить страсти. Я расплатился новенькими купюрами и помог Марфе Оковне перетащить покупки в машину. Казус с деньгами ее очень смутил, и мне пришлось объяснять, что за последние годы произошло в стране.

Времени до привоза хлеба оставалось много, в машине сидеть было жарко и скучно. Я узнал у болтающегося перед магазином мальчишки, что, кроме «сельмага», в местной инфраструктуре существует еще и «универмаг» – это позволило продлить и разнообразить культурную программу. Я почти силой извлек продолжающую любоваться полками магазина Марфу Оковну, загрузил ее в машину и повез в следующую торговую точку.

Универмаг оказался обычной «стекляшкой» образца семидесятых годов. Это новое слово в зодчестве произвело на спутницу большое впечатление. Причем, и снаружи, и внутри.

Как это не покажется странным, но магазин был не только открыт, но и полон товаров. Судя по разнообразию мод и стилей, товар копился в нем со дня открытия. Кроме того, меня поразили странные цены. Чехарда с инфляциями, девальвациями, деноминациями, уценками и утрусками, отсутствием у сельского населения денежной массы, а соответственно и спроса, позволили мне без всякого напряга одеть Марфу Оковну с ног до головы за какие-то смешные копейки. Так что я с удовольствием изображал из себя не только Деда Мороза, но и Снегурочку в одном лице.

Обслуживали нас, кстати, по высшему разряду, как в лучших салонах Европы. Продавщица и заведующая так давно не видели живых денег, что готовы были выскочить из кожи, только бы хоть что-нибудь продать.

Марфа Оковна, сломленная впечатлениями, почти не сопротивлялась разгулу моей «широкой натуры». Так что я, за какие-то тридцать долларов, по курсу ММВБ, упаковал ее на все четыре времени года добротной одеждой и обувью, моды конца семидесятых – начала восьмидесятых годов. Кстати, я даже позволил себе бестактно дополнить ее гардероб предметами интимного свойства байковой и трикотажной фактуры, да еще очень веселенькой расцветки. Как подсказывал мне банный опыт, эти новшества женского интима до ее деревни еще не дошли. Мало того, я сделал поистине царский жест, подарил селянке чудо радиотехники, транзисторный приемник «Пионер», работающий на средних и коротких волнах.

Марфа Оковна, вдохновленная, с сияющими глазами, тут же предала стародавние традиции, сменив свое антикварное платье на яркую безвкусную тряпку из ацетатного шелка, а красные сапожки на красные же лаковые босоножки.

Наконец покупки были отобраны, оплачены и упакованы. Я загрузил их в машину и, провожаемый льстиво-ненавидящими взглядами, повел свою даму к авто.

Нам осталось заехать за хлебом, и можно было возвращаться домой.

Между тем, рядом со мной теперь сидела не перепуганная деревенщина, а зрелая красавица, уверенная и знающая себе цену. Я только диву давался, незаметно наблюдая за возрожденной женщиной.

Ко времени приезда хлебовозки, около «сельмага» собралась довольно большая толпа местных жителей. Марфа Оковна безо всякого принуждения с моей стороны, самостоятельно вышла из машины и направилась к группе пожилых женщин. Раздались приветственные восклицания. Я догадался, что это бывшие жительницы «нашей» деревни, перебравшиеся в село.

– Никак ты Марфа! – воскликнула толстая баба с глупым лицом, вглядываясь в подошедшую нарядную Оковну. – Ишь, а я думаю, Марфа, иль не Марфа? Уж больно, думаю, нарядна. Это сколько годов-то прошло, а ты я гляжу все такая же.

– Здравствуй, Анисья, ты тоже ничё еще. Я-то тебя сразу признала, какой была…

Женщины начали рассматривать друг друга и затеяли общий разговор. На меня никто не обращал внимания, и я отправился в магазин за хлебом. Продавщица отпускала хлеб «на запись» без денег. При моем появлении разговоры смолкли, и мне освободили место у прилавка. Я удивился такой вежливости к приезжему и без помех купил хлеба с запасом.

На улице Марфа Оковна королевой стояла среди затрапезно одетых теток. Увидев меня, она кокетливо помахала рукой. Все собравшиеся обернулись. Я отнес хлеб в машину и подошел к женщинам.

– Хотите ехать, Марфа Оковна, или погодите? – преувеличенно почтительно спросил я.

Она, озорно блеснув глазами, жеманно повела плечом.

– Ладно, бабы, недосуг мне. Прощевайте!

Марфа Оковна фланирующей походкой пошла к автомобилю. Я забежал вперед и распахнул перед ней дверцу. Как она села! Как будто специально этому училась. Это была знающая себе цену красавица, а не недавняя, всего боящаяся деревенщина. Я с полупоклоном закрыл за ней дверку, сел на свое место, включил двигатель и, сделав по площади круг почета, медленно покинул потрясенную публику. До выезда из села мы не обмолвились ни словом. Марфа Оковна, видимо, чувствовала смущение от своего «демарша».

– Думают, раз в селе живут, так они особые, – в конце концов не удержалась и, довольно ухмыляясь, сказала она.

Я не стал заострять вопрос и промолчал. В конце концов, везде кипят страсти, и всегда люди стремятся хоть как-то возвыситься за счет ближних. Никаких претензий к хозяйке на этот счет у меня не было, ее поведение было только следствием высокомерного отношения бывших соседок. В чем я ей и подыграл.

– Как люди в такой сутолоке живут! – сказала она, когда мы въехали в ее деревню. – Шум, гам, разговоры!

Я невольно рассмеялся.

– Вы в больших городах не бывали. Там столько людей, что их просто перестаешь видеть.

– Это как так?

– Очень просто: не всматриваешься в лица, не смотришь по сторонам, занимаешься своими делами, стараясь не мешать окружающим.