Прыжок в прошлое

– Так я же тебе читала, ты сам слышал.

– Слышал, но не понял. Вы можете объяснить мне простыми словами?

– Пойти за реку и привести человека.

Кажется, Марфа Оковна устала от моей тупости не меньше, чем я от ее.

– Какого человека? – нарочито спокойным голосом поинтересовался я.

– Этого мне не ведомо, – опять невинно ответила хозяйка, глядя на меня то ли с насмешкой, то ли действительно недоумевая, чего я, собственно, добиваюсь. Я взял себя в руки, и устало спросил:

– Значит, я должен пойти за реку и привести сюда первого встречного человека?

– Может, и первого, да не любого.

– А какого?

– Суженного.

– Вот! – обрадовался я столь быстрому продвижению разговора. – А как я узнаю что он «суженный», и кому он сужен?

– Мне, – потупив взор, смущенно ответила женщина.

– Понятно, – я начал понемногу въезжать в суть проблемы. – Я должен пойти за реку и найти вам жениха. Правильно?

Она кивнула.

– Значит, вы мне расскажете, кто он таков, какой из себя и где его найти?

Женщина отрицательно покачала головой. Похоже, мы опять начинали буксовать на месте. – Так как же я узнаю, где его искать?

– Ворон прилетит к завтрему… может, скажет.

– А медведь? Медведь не знает?

– Медведь в эти дела не мешается. Помочь может, если нужда будет и попрошу. Вот ворон тот скажет, я наказала.

Разговор наш надолго прервался. У истоков непробиваемой тупости, которую вдруг продемонстрировала Марфа Оковна, женщина о-очень не простая, могла стоять одна причина: нежелание говорить и объясняться. Это самый легкий способ отвязаться от докучного любопытства. Таким нехитрым приемом в нашей стране народ испокон века защищается от чиновников и власти.

Я не был властью, так что причина, по которой хозяйка меня морочила, могла быть одна: меня хотели использовать втемную. Это мне, ясное дело, не очень понравилось. С другой стороны, если всерьез поверить во все чудеса, свидетелем которых я стал, можно, как говорится, не отходя от кассы, стать из «примитивного материалиста» «придурочным мистиком»…

Подумать мне было о чем. В том, как я попал сюда, безропотно остался, занимаюсь проблемами совершенно чужой мне женщины, торчу в Богом забытой дыре, была вроде бы моя добрая воля. Никто меня ни к чему не принуждал.

Мало того, находиться здесь мне почему-то интересно и даже комфортно. Я практически не вспоминаю Ладу, меня не волнуют мои московские дела и обязательства, а интересуют старинные книги, говорящие лоси и какие-то побочные ветви рода человеческого, до которых, мне, собственно, нет никакого дела.

Как и многих людей, меня занимают вопросы жизни и смерти, космоса, истории, любви, мира, войны, политики.

Однако, как большинство, я живу мелкими заботами сегодняшнего дня, добыванием хлеба насущного и к глобальным проблемам отношусь с интересом в основном в часы досуга, под хорошую стопку водки в приятной компании. У меня есть сложившееся представление о мировом порядке, однако хватает ума не считать себя «истиной в последней инстанции». Я никогда не верил в сверхъестественные силы и считал ненормальными или шарлатанами людей, утверждавших, что они с этими силами сталкивались, или могут ими управлять.

Причиной моего скептицизма был нулевой опыт в этой области. Никогда ничего необычного ни со мной, ни с близкими не случалось.

Теперь, вдруг столкнувшись с совершенно необъяснимыми фактами, я, тем не менее, решил не спешить менять привычную точку зрения на диаметрально противоположную. Если я, со своими крошечными знаниями, не могу объяснить какие-то явления, то не стоит сразу объявлять их сверхъестественными. Вполне возможно, что они очень даже естественные. Просто мне пока недоступно понимание их механизма.

– Хорошо, – сказал я хозяйке, – подождем вашего ворона.

Глава пятая

На следующий день многое, если не все, решилось, правда, без моего активного участия. Проснулся я поздно, с сильной головной болью и совсем не выспавшимся. Говорят, такое состояние бывает после употребления сильного снотворного. Хозяйки в усадьбе не было. Я поискал ее на подворье, не нашел и отправился купаться. Вернулась она только к обеду. Ничего не объяснила и сразу приступила к инструктажу.

Многое из того, что она сказала, мне не понравилось, но я решил для чистоты эксперимента неукоснительно следовать ее указаниям.

Наш последний вечер прошел вполне идиллично, в полном душевном контакте.

Марфа Оковна наготовила много всяких разностей и на стол, и мне в дорогу. Мои очередные попытки выведать что-нибудь интересное натыкались на обычные односложные, ничего не говорящие ответы. Зато душевности и благодарностей было в переизбытке. Спать мы легли рано, так как встать мне предстояло еще затемно.

Рассветным утром я стоял перед остатками моста. Марфа Оковна проводила меня только до ворот своего подворья, сославшись на нежелательность в этот день покидать дом.

Летнее раннее солнце еще не выползло из-за горизонта, но, как сказали бы в старину: «Длань и десница его уже расцветили белые караваны облаков киноварью зари». Плотная туманная дымка висела над рекой, скрывая и воду, и противоположный берег. Две корявые дюймовые доски кривой тропинкой уползали в туман вместо сгнившего, давно исчезнувшего настила.

Я подкинул за спиной тяжеленный рюкзак и в очередной раз почувствовал себя полным идиотом. Брести на ту сторону по ненадежному мостку, имея приличный шанс свалиться в воду, было глупо. Бормотать при этом дурацкие заклинания на каком-то птичьем языке – еще глупее. По словам Марфы Оковны, заставившей меня выучить эту тарабарщину, любая ошибка отсрочит мое путешествие до следующего дня. Вставать же снова в такую рань и бродить по мокрой, росистой траве я не хотел.

Так что мне пришлось играть по предложенным правилам. Сонливость и странность действий как бы раздваивали мое сознание. Нелепость ситуации, когда взрослый и относительно образованный человек играет в какие-то колдовские игры, совмещалась с ощутимым присутствием чего-то явно потустороннего, вселяющего необъяснимую тревогу.

По инструкции идти нужно было, не останавливаясь и не оглядываясь, причем не только по мосту, но и дальше, до поляны с каким-то старичком. Я в очередной раз скорбно вздохнул и, произнеся первое слово заклинания, вступил на хлипкое сооружение, закачавшееся под моей тяжестью.

Пройдя половину моста, пошел увереннее. Было похоже, что на этот раз он еще не развалится. Не торопясь и не оборачиваясь, чему, кстати, помогали дурацкие заклинания, я перешел мост. Доски настила немного не доходили до противоположного берега. Я спрыгнул на песчаный пляж, чтобы не промочить ноги, и двинулся вперед по едва видимой тропинке.

На следующем этапе у меня должна была состояться встреча с неким таинственным старичком. Он должен был сидеть на какой-то поляне. С ним мне предписывалось завести вежливый разговор и попытаться расположить его к себе. Если он что-нибудь попросит, дать не скупясь. Теоретически, по мнению Марфы Оковны, он захочет денег.

Она ими меня наделила. Я совсем не разбираюсь в нумизматике, но то, что это очень старые деньги, догадаться было несложно. Я таких еще никогда не видел: овальные серебряные монетки, на одной стороне которых был отчеканен всадник, на другой – цветок в виде стилизованной розы.

Хозяйка несколько раз подчеркивала, что покровительство старичка очень важно, и чтобы попасть «туда», и чтобы вернуться «сюда». Причем если с «сюда» было более или менее ясно, то что меня ожидает «там», я так и не узнал. Похоже, она и сама этого толком не знала. Из ее слов можно было почерпнуть только тактику поведения, все остальное я должен был выяснить самостоятельно, сориентировавшись на месте, после чего действовать сообразно обстоятельствам.

Я, кстати, так и не присутствовал на вторичном явлении черного ворона народу, и его «резюме» узнал через хозяйку. Этот пернатый приятель загрузил информацией и мистическими действиями весь вчерашний вечер.

Кроме заучивания мистических слов, вчера мне еще пришлось топить баню, три раза париться и три раза студиться в реке. Хозяйка в «помывке» не участвовала. Она трудилась в прямом смысле в поте лица, обихаживая баню. Каждый раз, когда я после омовения в реке возвращался в парную, там был другой аромат. Вся процедура мытья была строго регламентирована, до самых мелочей: сколько минут мне находиться в парной, сколько в реке, с какой ноги начинать движение. После такой психологической подготовки нарушать «регламент» действа я не решался и, как было предписано, не глядя по сторонам, брел по мокрой росистой траве прочь от реки. Что-то на этом берегу было отличным оттого, оставленного мною. На этой стороне было значительно прохладнее, чем на той.

Солнце только взошло и до конца не рассеяло предрассветный утренний сумрак. Вскоре я взобрался на косогор и подошел к опушке старого неухоженного леса. Продравшись через плотный колючий кустарник, я оказался под кронами огромных деревьев, закрывающих небо. Тропинка, едва обозначенная в начале пути, исчезла, и я пошел вдоль опушки разыскивать ее. Понемногу светлело. Наконец я разглядел ее, почти неразличимую, в буйном разнотравье.

Идти по проторенной дорожке было комфортнее, чем по бездорожью. Я сориентировался по солнцу и двинулся в юго-западном направлении. Мне нужно было четко представлять азимут движения, чтобы не возникло проблем при возвращении. Марфа Оковна не оговаривала расстояние до полянки со старичком, но мне казалось, что он должен был находиться поблизости от реки. Однако полянок я уже прошел предостаточно, но никаких старичков там не было. Тяжеленный рюкзак давил лямками плечи, и гулять с ним просто так мне не очень хотелось.

Меня всегда раздражает бесцельное времяпровождение вроде прогулок. У любого действия должна быть цель, это примиряет со многими неудобствами.

Наконец, я такую цель нашел, начав собирать грибы. Белые попадались прямо у тропинки, и я увлекся. Сбор грибов – затягивающее и азартное занятие. Теперь я имел вполне конкретную цель. Старик и тяжелый рюкзак отошли на второй план, и, когда в нескольких шагах от меня прозвучал надтреснутый тенорок, я вздрогнул и удивленно взглянул на сидящего на заросшем мхом пне колоритного дедка.

Только увидев старика, я вспомнил, зачем я здесь. Дед выглядел сногсшибательно, таких особей я еще не встречал. Он напоминал не то колхозника времен коллективизации, не то статиста из оперы «Иван Сусанин». На старичке была совершенно ветхая рубаха до колен, вся в заплатах, коротенькие штаны системы «портки», абсолютно не по летнему сезону, теплая войлочная островерхая шляпа, напоминающая кулек, и, самое умилительное, настоящие лапти с онучами.

От такого зрелища я чуть не рассмеялся.